Моя Антония

- Вот бери завтра быков да иди паши дерн! Тогда не будешь умничать!

Антония рассмеялась:

- Не злись! Я знаю, пахать целину очень трудно. Давай лучше завтра я подою за тебя корову.

Миссис Шимерда быстро обернулась ко мне:

- У вашей коровы молока мало. Твой дедушка обещал много. Если он вспоминает про пятнадцать долларов, я отсылаю корову назад.

- Он и думать забыл про эти пятнадцать долларов, - рассердился я, - он не мелочный.

- Ну да, а говорит, что я сломал его пилу, когда строил дом, а ломал не я, - проворчал Амброш.

Но я знал, что он и впрямь сломал пилу, а потом спрятал ее и что-то наврал. Я уже не рад был, что остался ужинать. Все меня раздражало. Антония теперь чавкала, как мужчина, зевала за столом и все время потягивалась, словно у нее затекли руки. Бабушка не зря говорила: "Работа в поле не для девушки. Антония огрубеет, вся ее прелесть исчезнет".

Так оно и случилось.

После ужина я возвращался домой в грустных и мягких весенних сумерках. С тех пор как кончилась зима, я почти не видел Антонию. С восхода до заката она пропадала в поле. Когда я заезжал на пони туда, где она пахала, она останавливалась в начале борозды, перебрасывалась со мной двумя-тремя словами, потом снова хваталась за ручки плуга, покрикивала на лошадей и тяжело двигалась дальше, давая понять, что она взрослая и болтать со мной ей некогда. По воскресеньям она помогала матери на огороде или с утра до вечера шила. Дедушка очень хвалил Антонию. Когда мы сокрушались о ней, он улыбался и говорил:

- Вот увидите, придет время, она еще поможет какому-нибудь парню выйти в люди.

Тони теперь только и говорила что о ценах, да какие она тяжести может поднять, какая выносливая. Уж слишком она похвалялась своей силой. Я знал, что Амброш поручает ей работу, какую девушки никогда не делают, и на окрестных фермах отпускали по этому поводу всякие шуточки. Каждый раз, когда я видел, как она идет по борозде, покрикивая на лошадей, загорелая, потная, с распахнутым воротом, вся в пыли, я вспоминал бедного мистера Шимерду, который знал так мало английских слов и так много сумел вложить в свой возглас: "Моя Антония!"

18

Начав ходить в нашу сельскую школу, я стал еще реже видеть Шимердов. В крытой дерном хижине нас училось шестнадцать человек, все мы приезжали на уроки верхом и привозили с собой завтраки. Мои школьные товарищи не вызывали у меня особого интереса, но мне почему-то казалось, что, заведя с ними дружбу, я поквитаюсь с Антонией за ее безразличие. После смерти мистера Шимерды Амброш совсем прибрал к рукам своих домашних и, казалось, распоряжался не только их судьбами, но даже чувствами. Антония то и дело повторяла всякие его замечания, давая понять, что восхищается старшим братом, а я для нее всего лишь маленький мальчик. К концу весны отношения между нами и Шимердами вовсе испортились. И вот почему.

Однажды в воскресенье я вместе с Джейком поехал к ним за хомутом, который Амброш одолжил у нас и все не возвращал. Утро выдалось голубое, ясное. Вдоль дороги розовыми и фиолетовыми островками цвел мышиный горошек; жаворонки, примостившись на сухих, прошлогодних стеблях подсолнухов, запрокинув головки к солнцу, заливались песнями, и их желтые грудки трепетали от напряжения. Теплыми порывами налетал душистый ветер. Мы ехали не торопясь, радуясь воскресной праздности.

Шимердов мы застали за работой, словно был будний день. Марек чистил стойла, Антония с матерью в лощине за прудом копали огород. Амброш, сидя на верху ветряка, смазывал колесо. Он не больно охотно спустился к нам. Услышав от Джейка про хомут, Амброш присвистнул и почесал голову. Хомут, разумеется, был дедушкин, и Джейк, считая себя за него в ответе, сразу вспылил:

- Только не вздумай говорить, что у тебя его нет; я знаю, что он у тебя! Если сейчас же не пойдешь его искать, я сам найду.

Амброш пожал плечами и нехотя спустился с холма в конюшню. Я понял, что мы выбрали неудачное время, он был не в духе. Вернулся он с хомутом, но истрепанным до крайности: во все стороны торчал конский волос - видно" он валялся в грязи, и его проели крысы.

- Этот? - спросил Амброш угрюмо.

Джейк спрыгнул с коня. Я видел, как вспыхнуло его лицо под жесткой щетиной.

- Я тебе давал другой хомут, не этот. А если этот тот самый, так ты его вконец испортил! Я не повезу мистеру Бердену такой хлам.

Амброш бросил хомут на землю.

- Дело твое, - сказал он невозмутимо, поднял жестянку с маслом и стал взбираться на мельницу.

Джейк схватил его за ремень и сдернул вниз. Едва коснувшись ногами земли, Амброш бросился на Джейка и чуть не лягнул его в живот. К счастью, Джейк успел увернуться. Наши парни даже в кулачных боях таких приемов не допускали, и Джейк рассвирепел. Он размахнулся и нанес Амброшу такой удар по голове, что раздался треск, словно обухом ударили по тыкве. Амброш упал навзничь, оглушенный.

Мы услышали вопли и, подняв глаза, увидели, что к нам мчатся Антония и ее мать. Не сворачивая на тропку, огибавшую пруд, они перебрались вброд по грязной воде, даже не приподняв юбок. Они подбежали, громко крича и потрясая кулаками. Амброш уже пришел в себя, из носа у него текла кровь. Джейк вскочил в седло.

- Поехали отсюда, Джим! - крикнул он мне.

Миссис Шимерда воздела руки, будто хотела призвать молнию на наши головы.

- Закон! Где закон? - вопила она нам вслед. - Закон! Они зашибли моего Амброша!

- Больше я вас знать не хочу! - задыхаясь кричала Антония. - Джим Берден и Джейк, мы больше не друзья!

Джейк остановился и круто повернул лошадь.

- А вы все - неблагодарные скоты! Все до одного! - крикнул он. Бердены без вас проживут, не бойтесь! Им и так от вас одно беспокойство!

Обратно мы ехали разъяренные, воскресное утро было испорчено. У меня слова не шли с языка, а бедный Джейк был белый как бумага, его прямо-таки колотило. Он делался совсем больным, когда вот так выходил из себя.

- Они не как мы, Джим, - оскорбление твердил он. - Одно слово иностранцы. На них нельзя полагаться. Лягать в живот - это уж последняя подлость! А как женщины на тебя набросились? После того, что мы для них делали, всю ведь зиму о них заботились! Нет, им доверять нельзя. И мне тошно смотреть на твою дружбу с ними, Джим!