Одинокие люди

- Она нашла меня, - объяснил он. - Пришла следом по пустыне, половина вьюков потеряна, а вторая половина болталась у нее под животом.

- Ты не видел следов детей? - спросил я.

- Нет, ни единого. - Бэттлс оглянулся на Испанца. - Он тяжело ранен?

- У меня не было времени осмотреть его, но по-моему, да.

Мы ехали дальше, молитвами торопя ночь, и наконец, она настала. Лошади перешли на шаг, и мы с Джоном Джей пошли пешком, чтобы сберечь их силы.

- Как думаешь, сколько осталось до границы? - спросил Бэттлс.

- Миль шестьдесят, - ответил я. - Может меньше.

Он остановился поправить сапоги. Я понимал, что он чувствует, потому что утомился не меньше его. Мы оба ужасно устали. Я считал себя сильнее Бэттлса, но последнее время держался только на нервах. Я уже не помнил, когда удалось передохнуть в последний раз, мне казалось, что я всю жизнь только и делал, что скакал по жаре, умирая от жажды и усталости. Мышцы ломило, глаза болели от невыносимого сияния солнца, постоянно было такое чувство, что их запорошило песком. Каждый шаг давался с трудом, и я понимал, что кони тоже выбились из сил.

Но мы шли, потому что у нас не хватало смелости остановиться. Наконец Бэттлс споткнулся, упал на колени и медленно, тяжко поднялся.

- Знаешь, Телль, садись-ка ты верхом и поезжай, - сказал он. - Загони коней насмерть, но выбирайся отсюда. Вместе нам не выкарабкаться.

Я молча продолжал идти вперед. Каждый раз, ставя одну ногу перед другой, я благодарил Бога, что не свалился на землю. А потом, когда сам пару раз споткнулся, ощутил, что вороной натянул поводья - он хотел двигаться на восток.

- Забирайся в седло, Джон Джей, - сказал я. - Кажется, мы кое-что нашли, но держи оружие наготове, потому что можем попасть в переделку.

Во рту пересохло так, что мне пришлось повторить это дважды, прежде чем вышло что-то членораздельное.

В седле я отпустил поводья, предоставив коню самому выбирать дорогу, и он пошел довольно быстрой рысью, учитывая его теперешнее состояние. Остальные лошади трусили сзади. Мэрфи сидел склонив голову и ссутулив плечи, он был похож на священника, проклявшего сатану на веки вечные, но опасающегося, что сатана в отместку вот-вот нанесет очередной удар.

Скоро мы почувствовали прохладу, кони устремились в овраг, и вдруг мы очутились возле небольшого костра, где четыре или пять апачей поедали только что убитую лошадь.

Нельзя сказать, кто кого застал врасплох, но Бэттлс выстрелил первым и попал в индейца, который не успел прожевать свой кусок мяса. Остальные бросились врассыпную и растворились в ночных тенях, словно призраки. Я пришпорил вороного, перепрыгнул через костер вовремя, чтобы заметить исчезающего в кустах апачи, кинулся за ним, и в это время что-то ударило меня по голове, я выпал из седла, стукнулся о землю и покатился, потеряв в стремени сапог.

Перевернулся, понял, что винчестер отбросило в кусты, схватился за револьвер и в ту же секунду замер, потому что надо мной стоял индеец и держал лезвие острого, как бритва, ножа у моего горла. Он смотрел мне в глаза, и я видел, как в покрытой шрамами коже отражается пламя костра. Мы узнали друг друга с первого взгляда. Это был Катенни, тот самый апачи, которого я не хотел убивать.

- Убери нож, - сказал я, - а то ненароком кого-нибудь порежешь.

Глава шестнадцатая

Он стоял надо мной, прижав лезвие ножа мне к горлу и глядя прямо в глаза. Я тоже не отрывал от него взгляда и знал, что стоит ему сделать одно быстрое движение - и я покойник.

Затем медленно, чтобы он не подумал чего-нибудь нехорошего, поднял руку и мягко оттолкнул лезвие.

- Хороший нож. И острый, - сказал я.

- Ты храбрый человек. Ты воин.

- Мы оба воины. И хорошо, что мы знаем друг друга.

Остальные апачи потихоньку возвращались из темноты, и их черные глаза блестели от предвкушения пытки сильного человека - это удовольствие невозможно было пропустить.

Среди них я сразу узнал Толкани. В армии мы вместе служили разведчиками под командованием Эммета Кроуфорда, делили последний кусок лепешки и бок о бок дрались с другими апачами. Я понятия не имел, хорошо это для меня или плохо, потому что Токлани мог вернуться к диким апачам, которые воевали со всеми, кто им мешал.

Деваться мне было некуда. Я, как и каждый живущий на границе, прекрасно сознавал, что меня ждет впереди, но больше всего меня волновало, что стало с Испанцем и Бэттлсом. Удалось ли им спастись? Мэрфи, во всяком случае, скорее походил на покойника, чем живого, а Бэттлсу было далеко до Испанца или меня, когда дело касалось путешествия по пустыне.

Связать меня никто не пытался, но у меня отобрали все оружие, включая нож, и возможности бежать почти не осталось. Более того, чувствовал я себя отвратительно - очень хотелось пить, а живот при запахе мяса на костре громко заурчал.

Мы убили пару апачей, но когда началась стрельба, оказалось, что в кустах их не меньше дюжины, и теперь все они выбрались к костру и стали разводить второй.

Мой винчестер вместе с кольтом лежали футах в тридцати; если я кинусь к ним, шансов остаться в живых не было никаких. Катенни стоял в отдалении за костром, разговаривая с остальными индейцами, но мне не было слышно ни слова, я мог лишь разобрать, что разгорелось что-то вроде спора, наверняка касающегося моей шкуры.

Пока апачи ели, трое не спускали с меня глаз, однако я, поняв, что ловить мне нечего, вытянулся на земле, снял шляпу, положил ее под голову и заснул.

Проснулся часа через два, костер уже догорал. Большинство апачей спали, но меня тем не менее не связали. Это для меня не имело смысла, если только они не собирались поразвлечься, когда попытаюсь бежать.

Жажда стала невыносимой, а источник был рядом, на краю лагеря, поэтому я, не обращая ни на кого внимания, встал, подошел к воде и напился. Потом вернулся на свое место и опять лег, хорошо зная, что за каждым моим шагом наблюдали четыре-пять пар глаз, и сделай я движение в сторону оружия или лошадей, со мной было бы покончено. Во всяком случае чувствовал я себя гораздо лучше.

Наконец Катенни встал, подошел ко мне и присел. Он скрутил себе сигарету так же ловко, как любой ковбой, и несколько минут молча курил.