Солдаты живут

Ведь должность летописца могла означать первый шаг к должности Капитана.

Если честно, то я лишь дразнил парня, но Дрема была о Суврине высокого мнения. И могла сделать такое предложение всерьез.

— Не скучай на той стороне. И будь осторожен. Там, где замешана Душелов, лишней осторожности не бывает. — Я продолжил в том же духе. Выражение терпеливой скуки на лице Суврина и его остекленевшие глаза подсказали мне, что все это он уже слышал. Я оборвал проповедь. — И ты все это услышишь еще сотни раз, пока не отправишься в путь. Старуха наверняка запишет тебе свои наставления на свитке, чтобы ты взял его с собой и читал каждое утро перед завтраком.

Суврин робко и неискренне улыбнулся:

— Старуха?

— Решил испытать это прозвище на тебе. И у меня такое чувство, что оно не приживется.

— Думаю, на это рассчитывать не стоит.

Я не ожидал, что наши с Суврином пути снова пересекутся по эту сторону равнины. И ошибся. Всего через несколько минут после того, как мы расстались, мне пришло в голову, что неплохо бы и мне освоить эту премудрость в обращении с вратами.

И еще мне пришло в голову, что на это следует спросить разрешения Капитана. Но я сумел устоять перед искушением.

А Госпожа решила, что и ей будет полезно расширить свое образование.

18. Страна Неизвестных Теней. На юг

На дальних склонах напротив Форпоста полыхали костры. Назойливые горные обезьяны давно оттуда смылись. Стаи ворон становились все многочисленнее. Я слышал, что их где-то называют Выбирающими Мертвецов. Шеренга Девяти ухитрилась собрать разношерстную армию гораздо быстрее, чем это считала возможным наша изумленная министр иностранных дел.

— Наконец-то, — сказал я Мургену, когда мы с ним распивали на двоих только что обнаруженный кувшин мозговорота. — За Одноглазого! — Его самогонка таинственным образом отыскивалась в разных местах вновь и вновь. И мы из кожи вон лезли, чтобы она не попала в руки солдат. Крепкие напитки могут вызвать падение дисциплины. — Твоя старушка говорила, что они решатся на что-либо не раньше следующего года. Если вообще решатся.

Появление недружественной армии не стало для нас, разумеется, сюрпризом, когда разведкой командует Тобо.

— За Одноглазого. Она ведь тоже ошибалась, Капитан. — Язык у него уже начал заплетаться. Парень плохо переносит выпивку. — В редких случаях.

— В редких случаях. Мурген отсалютовал чашкой.

— За Одноглазого! — Потом он покачал головой. — Я ведь люблю эту женщину, Капитан.

— Гмм… — Ого. Надеюсь, до драки не дойдет. Но я понимал его проблему. Она постарела. Мы провели пятнадцать лет в стасисе, не состарившись и на минуту. Возможно, это было небольшой компенсацией от богов за то, что в остальное время они с нами столь подло обращались. Но Сари, которая для Мургена была дороже жизни и матерью его сына, не оказалась одной из Плененных.

Возможно, это стало для нас удачей. Потому что она посвятила себя освобождению Мургена. И со временем добилась своего, И освободила меня, мою жену и большинство Плененных. Но Сари выросла, изменилась и состарилась больше, чем на эти пятнадцать лет. И их сын вырос. И даже сейчас, через четыре года после нашего воскрешения, Мурген все еще не до конца приспособился к такому положению дел.

— А ты просто живи, — посоветовал я. — Благословляй Одноглазого. Выбрось лишнее из головы.

Живи настоящим. И не волнуйся о будущем. Я сам так живу. — В единицах жизненного опыта моей жене стукнуло уже несколько столетий еще до моего рождения. — Тебе ведь удалось побыть призраком, навещать ее и делить с ней жизнь, пусть даже ты не мог ее коснуться. — А я живу с десятью тысячами призраков из прошлого моей жены, и мы с ней говорили лишь о нескольких из всей этой толпы. Она попросту не желает обсуждать былое.

Мурген хмыкнул, буркнул что-то про Одноглазого. Ему было трудно меня понять, хоть я и пытался выговаривать слова с особой четкостью.

— Ты никогда не был любителем выпить, верно, Капитан? — спросил Мурген.

— Нет. Но я всегда был хорошим солдатом. И всегда делал то, что следовало делать.

— Понял.

Мы, само собой, сидели на природе, наблюдая за падающими звездами и кострами, обозначавшими вражеский лагерь. Что-то этих костров чертовски много. Куда больше, чем следовало бы по данным разведки. Какой-то гений-генерал играл с нами в военные хитрости.

— Они не нападут, — сказал Мурген. — Они так и будут там сидеть. Все это лишь показуха для Девятки.

Я благословил Одноглазого и осушил очередную чашку, а потом задумался, чьи предположения повторяет Мурген — жены или сына? Склонил голову набок, чтобы левый глаз лучше видел. У меня паршивое ночное зрение, даже когда я трезв.

— Думаю, ты даже не представляешь, как им там всем сейчас страшно, — сказал Мурген. — Парень каждую ночь нагоняет на них ужас. И хоть он не тронул и волоска у них на головах, но они ведь не тупицы. Они поняли намек.

Если у вас по лагерю бродят Ночные Гончие, угощаются из ваших котлов или мочатся в них, а десятки ночных существ поменьше выдирают колышки палаток, что-то поджигают и лямзят у вас сапоги и дорогие сердцу вещицы, то у вас точно начнутся проблемы с боевым духом солдат. Они попросту не поверят словам, которыми вы станете их успокаивать, будь вы хоть семи пядей во лбу.

— Но суть в том, что если начальство скажет — войне быть, то они нападут. — Уж я-то знаю. Я с Отрядом почти всю жизнь. И видел, как люди сражаются в невероятно тяжелых условиях. Но, признаюсь, видел и то, как люди поддаются страху, даже когда условия выглядят идеальными. — За Одноглазого. Он был клеем, который скрепляет нас воедино.

— За Одноглазого. А ты знаешь, что четвертый батальон сегодня уходит?

— Куда?

— На равнину. Возможно, как раз сейчас.

— Суврин еще никак не мог успеть и подготовить врата.

Мурген пожал плечами:

— Я лишь пересказываю, что слышал. Сари сказала это Тобо. А сама она узнала от Дремы.

И опять летописца не подключили к планированию и принятию решений. Летописец раздражен. В прежней жизни он приобрел богатый опыт планирования кампаний и управления большими группами расколотых на фракции людей. Летописец еще может внести свой вклад.

И в наступивший момент просветления я понял, почему летописца отодвинули в сторону. Из-за той твари, что убила Одноглазого. Ее наказание для Дремы неважно. Она не желает тратить на это время и ресурсы. Особенно время, которое понадобится на споры со мной и теми, кто думает так же.

— Может, не нужно мне мстить за Одноглазого? — пробормотал я.

Мурген не возражал против смены темы. Во всяком случае, он стал внимательнее прислушиваться к собственной душе и сказал:

— Да о чем ты говоришь? Это должно быть сделано.

Значит, он со мной согласен. Мне пришло в голову, что он знает Одноглазого дольше любого из нас, за исключением меня. Я все еще считал его новичком, потому что он стал едва ли не последним из тех, кто присоединился к нам, когда мы были на службе у Госпожи — в том, другом мире, так далеко и так давно, что иногда я просто воском расплывался от тоски по тем скверным старым временам.

— Ну, еще разок за Одноглазого. И я хочу знать, когда мы начнем ворошить добрые старые деньки.

— Они там, Капитан. Здесь и там. Они просто не показываются на глаза.

Я вспомнил парочку историй. Но они лишь подтолкнули меня к размышлениям о том, что могло бы случиться. И о Бубу. А когда я смешиваю крепкое пойло с мыслями о своей дочери, у меня всякий раз наворачиваются слезы на глаза. И чем старше я становлюсь, тем чаще такое происходит.

— Не знаешь случайно, какая у Дремы стратегия? — спросил я. Какая-то у нее наверняка есть. Полагаю, что схемы и планирование — ее родная стихия. Родная настолько, что она превзошла в этом Радишу и сестричку моей жены.

— Понятия не имею. Я куда больше знал о происходящем, когда был призраком.