Бог из глины

Если задержать дыхание, можно услышать, как бьется сердце. Его ритм — ударная партитура в ночном блюзе полуночи, и джазовые синкопы — лишь подтверждение тому, что времени больше нет.

Ночь уходит — бог из глины не врет тебе, осталось совсем немного до того, как зловещий полумрак превратиться в безразличную серую муть, в которой утонут, захлебнутся голоса поющих из стен — существ охраняющих старые стены, и божество уснет навеки там, в царстве глины, чтобы лишь иногда тревожить твой сон малозначащими пустяками.

Решиться труднее всего — куда легче плыть по течению, слушать подсказки и выстраивать жизнь в одну строгую линию, где нет места неожиданностям и превратностям судьбы. Вот только это путь в никуда — он не ведет в страну детских грез, и ты понимаешь это с каждым днем, что отлетает пожелтевшим листом, с каждым днем, что тает как мартовский снег, с каждым днем, что опадает отцветшими цветками яблони, растущей саду — этот ли путь достоин того, чтобы идти по нему?

Быть может, пришло время сделать выбор, — от которого будет зависеть все в твоей маленькой никчемной жизни?

Решайся приятель — на этот раз все зависит только от тебя.

Решай — останешься ли ты жалким неудачником, либо сорвешь самый главный в жизни Джек-пот.

Сделай выбор, пока есть возможность.

Пока не ушла ночь…

Сергей запрокинул голову, и отправил таблетки в рот.

8. Заветное желание Сергея

Глотать было больно. Горошины обожгли небо — Сергей с трудом подавил накатившую рвоту, и безвольно ощутил, как белая смерть начала свой путь. Он отбросил опустевший пузырек (ну и дрянь же) и отполз от буфета. Сзади чуть слышно скрипнула дверка, но Сергей уже обращал внимания на подобные пустяки. Он полз навстречу мечте.

Путь до зеркала он преодолел на одном дыхание, затем задержался. В горле першило, вдобавок закружилась голова, отчего временами он даже не мог сообразить, в какую сторону двигается. Из немыслимой круговерти, взгляд выхватывал знакомые детали интерьера — край шторы, отделяющей библиотеку от коридора, высокая дверь веранды справа и белеющие рейки перил, напротив — впереди самое интересное.

Сергей подполз к перилам. Свесил голову — ступеньки уходили вниз, и казались невероятно огромными. Они словно стали больше, страшнее.

(Хей, приятель, как ты собираешься спускаться по ним — уж не стоя на ломанных — переломанных ножках?)

— Возможно — пробурчал Сергей, и сделал попытку чуть приподняться. — А может быть и нет…

Силы вновь начали оставлять его. Зато голос божества стал громче и отчетливее — сказывалась близость к погребу. Если проползти по ступенькам и не поворачивая на кухню, добраться до прихожей, то можно будет свеситься в отверстие в полу, и поприветствовать хозяина глины…

Черт! Сергей отогнал странную идею, что вплелась в мысли, и попытался сосредоточиться.

Ступеньки, они такие высокие — воспарить бы над ними, и бережно опуститься внизу, не тратя сил и времени — вот только как это сделать половчее?

Сергей перевалился через ступеньку. Он ощупывал руками, (вернее рукой, в которой не было ключа), растрескавшееся дерево, ощущая шляпки гвоздей, отшлифованные так, что почти слились с поверхностью ступеней, прикидывая как бы спуститься, чтобы не вытрясти остатки духа из ставшего немощным тела.

Подтянул ноги, и перевалился на нижнюю ступеньку. От боли заныло в груди. Сергей открывал рот, как огромная, выброшенная на берег рыбина.

Так, еще одна ступенька и…

Рука соскочила, и Сергей перекатился через ступеньки, пронесся над ними, словно метеор и грохнулся вниз, приложившись головой о прохладный, липкий от крови, пол.

В голове что-то вспыхнуло, как будто сгорела пригоршня пороха, опалив нервы. Мир стал невесомым, и начал распадаться на части. Его кусочки отрывались друг от друга, чтобы разлететься в стороны маленькими кометами. Сергей как мог, сдерживал их, но мир не сдавался — он, словно задался целью самоуничтожиться, чтобы только избежать сомнительной компании окровавленного безумца.

Потом накатила рвота. Она выворачивала на изнанку. Белые комочки, наполовину растаявшие, в лужице кровавой слизи — он так и не смог до конца удержать их в себе, но даже того, что осталось, должно было бы хватить на несколько смертей.

Сергей чувствовал — он стоит у самого порога, за которым страх и неизвестность. Он перешагнет его, но только не сейчас, кода до цели остались считанные метры.

Осторожно, стараясь не влезть руками, он прополз по лестничной площадке, касаясь головой развешенной на вешалке одежды. Развернулся, пытаясь сообразить, как преодолеть лестницу, ведущую на кухню.

Половину пути он прополз находясь почти без сознания. Просто в один момент осознал себя скрутившимся в тугой комок боли, тупо созерцающим единственным видящим глазом мельчайшие трещинки перил. Поймав себя за этим занятием, он дернулся было вниз, но потом опомнился, и осторожно продолжил спуск. Каждая ступенька (на этой лестнице они были значительно меньше, но зато величина ступенек компенсировалась их общим числом) отзывалась вспышками тревожной боли.

Еще одна, еще и еще — им казалось, не было конца. Словно чья-то злая воля удлинила лестницу, добавив ступеней, чтобы путь казался интереснее. Чуть позже, Сергей растянулся в проходе, не веря своему счастью — он сумел!

Заполз в кухню, и застыл очарованный — существа в толще стен запели с новой силой — их голоса стали чище и тоньше. Они пели о том, как печально и одиноко, как сердце сжимается от неразделенной тоски, и некому развеять ее…

Потом существа умолкли, и наступила тишина. Сергей двинулся вперед.

Что-то треснуло, и он скорее почувствовал, чем услышал, как дернувшись заработал холодильник. Его тарахтение заполнило кухню, изгнав голоса, и Сергей с тоской понял, что это мистическое очарование ночи уступает обыденности утра.

Нужно было спешить.

Сергей оттолкнулся от пола, пытаясь взобраться в тамбур. Шторы пахли пылью — Сергей нетерпеливо отодвинул ткань, что так и норовила помешать, и уперся локтями в холодный цементный пол. Кряхтя, как старый дед (а впрочем, он чувствовал себя лет на триста, не меньше), Сергей преодолел темное пространство, остановился, пытаясь открыть дверь погреба.

(Только не это!)

Дверь не открывалась, она оставалась равнодушной к попыткам открыть ее. Несмотря на почтенный возраст, она исправно несла службу. Сергей пытался поддеть пальцами непослушный кусок дерева, но с таким же успехом можно было бы царапать стену.

Сергей уперся плечом, чувствуя, как по щеке скатилась первая слеза. Иногда случаются неприятные вещи — ты двигаешься навстречу цели, и в один прекрасный момент, какая-нибудь чепуха испортит все.

Он заплакал, не в силах превозмочь боль и отчаяние. И даже существа, замурованные в стенах дома, озадаченно смолкли, ожидая, каким же будет исход.

— Дружок, тебе придется встать на ножки — с притворным сожалением вздохнуло божество.

(О нет, только не сейчас. Ему худо и без этих гребаных подвигов, которыми так была полна эта чудная ночь!)

— Ну-ка вытри слезы, сопляк! — отец подошел неслышно. Он схватил Сергея за руку, и тот взвыл, ощутив прикосновения (когтей!) сильных пальцев. Хватка у папаши была что надо! Отец потянул его вверх, и Сергей, подвывая от боли, послушно встал на ноги.

Тихий хруст, приглушенный стон и очертания двери, смазанные небрежным движением художника, рисующего этот нечеткий мир. Сергей с трудом нащупал ручку и с силой надвил — что-то щелкнуло там, внутри старого замка и дверь распахнулась. Сергей ввалился в погреб, и не удержавшись снова грохнулся на пол. Сил кричать не было, только из горла вырвался наполовину стон — наполовину свист. А еще он забыл включить свет, отчего в погребе было темно, хоть глаз выколи — Сергей натыкался руками на банки, щепки и прочий мусор, что оказался в изобилии рассыпан на полу погреба. Сергей пополз туда, где тьма была наиболее осязаема — она клубилась черными тучами и лишь серебряный отсвет из окошка вверху, проходя сквозь толстый слой паутины и пыли, хоть немного разбавлял ее.