Страница 71 из 182
Но в ХХ веке левиафан государственности сорвался с поводка «христианизации» и обернулся против людей и против Церкви.
Опыт ХХ века научил нас смотреть на происходящее не глазами властей, а глазами гонимых. Церковь поставила себя на место гонимых. И от их имени, от имени возможных жертв нового аппарата 7 марта 2000 года[484] она заявила свой протест и предостерегла: на наших глазах складывается механизм, который позволит более жестко контролировать жизнь людей, чем до-компьютерные и до-телевизионные «колесики, винтики и рычаги» сталинского аппарата…
И Юбилейный Архиерейский Собор, прошедший в августе 2000 года в воссозданном Храме Христа Спасителя, не был похож на «съезд победителей». Его решения (тут и канонизация новомучеников, и заявление о том, что Церковь имеет право сопротивляться государственной власти, если та влечет людей ко греху) пронизаны не столько радостью по поводу окончания прежних, атеистических гонений и оскорблений, сколько ощущением близости новых гонений – на этот раз уже глобальных, а не ограниченных «железным занавесом».
Введение компьютерного учета доходов и трат населения, электронных документов, удостоверяющих личность и фиксирующих все ее перемещения, означает, что на наших глазах создается такая технология контроля над личной жизнью человека, которая может послужить опорой для невиданной прежде тирании. Штрих-коды и электронные деньги, компьютерные удостоверения личности и проездные документы делают частную жизнь прозрачной. И если однажды государство снова решит, что оно знает, как «правильно» верить, жить, какие «правильные» книжки надо читать и «правильные» мысли думать – то оно будет иметь в своих руках такую информацию о людях, которую не могла предоставить в распоряжение диктаторов прошлого никакая тайная полиция…
Телевидение будет промывать людям мозги, а компьютерные системы позволят контролировать результаты этой промывки. В этом, новом обществе, как никогда трудно будет плыть против течения. А у христиан есть основания полагать, что набирающее силу течение не будет для нас попутным[485].
Может быть, нынешние изощренные технологии контроля за жизнью людей не будут задействованы антихристом. Но можем ли мы быть уверенными, что между коммунистами и антихристом наша история (не обязательно мировая, может, и российская) не будет знать никаких тиранов? И у этих грядущих гонителей будут такие средства контроля над людьми, каких не было у Нерона. Элементарное несовершенство техники учета человеческих действий и передвижений, налагаясь на те особенности национальной жизни, которые были подмечены Гоголем («дураки и дороги») позволяло порой скрыться от государственного ока в те места, куда по дурным дорогам не сразу попадали отличники политучебы. В современной цивилизации с электронными документами и компьютерными сетями такое будет невозможно. Компьютер не дурак: он ничего не забудет…
Более того, стремительно идущая глобализация означает, что контроль может оказаться в руках не национального государства, а государства наднационального или даже мирового. Центры глобальной власти будут независимы от выбора местных избирателей в гораздо большей степени, чем традиционные национальные властные структуры. Это означает что в новой «мировой деревне» избиратели православных стран оказываются на положении ничего не определяющего меньшинства. Выстраивается дорога с односторонним движением: глобальные центры власти могут взять под контроль сознание (и подсознание) наших детей и, быть может, даже нас самих, а мы не можем воздействовать на решения центра власти, который слишком высоко вознесен над нами.
Так что повод для тревоги и протеста вполне рационален.
Как рациональна и реакция Церкви, оценившей государственное нововведение о тотальной компьютерной регистрации граждан и о заведении электронного дела на каждого из нас как нарушение прав человека, как шаг к тому, чтобы сделать нашу частную жизнь абсолютно прозрачной для электронной слежки… Церковь посмотрела на государство глазами потенциальных гонимых – и заявила протест.
Здесь надо сказать точнее: Синод заявил протест. Но вменил ли он в обязанность всем христианам протестовать? Синод Заявлением от 7 марта положил начало диалогу с властью, а не кампании гражданского неповиновения.
Более того, сам смысл этого Заявления был в том, чтобы и церковным людям и властям ясно указать – кто именно будет субъектом этого диалога: не маргинальные околоцерковные газетки, а Синод.
Вот как позже (в августе, на Архиерейском Соборе) это выразилось в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви»: «Если власть принуждает православных верующих к отступлению от Христа и Его Церкви, а также к греховным, душевредным деяниям, Церковь должна отказать государству в повиновении. Христианин, следуя велению совести, может не исполнить повеления власти, понуждающего к тяжкому греху. В случае невозможности повиновения государственным законам и распоряжениям власти со стороны церковной Полноты, церковное Священноначалие по должном рассмотрении вопроса может предпринять следующие действия: вступить в прямой диалог с властью по возникшей проблеме; призвать народ применить механизмы народовластия для изменения законодательства или пересмотра решения власти; обратиться в международные инстанции и к мировому общественному мнению; обратиться к своим чадам с призывом к мирному гражданскому неповиновению».
Эти слова из деяния Архиерейского Собора 2000 г. говорят о Церкви, а не об отдельных священнослужителях или мирянах, самочинно дерзающих говорить от имени Церкви.
Изумительно – как иеросхимонах Рафаил присвоил себе право общецерковного учительства, адресуя свои послания не своим духовным чадам, но, подобно папским энцикликам всем вообще – urbi et orbi («Дорогие архипастыри и пастыри, отцы, братья и сестры Русской Православной Церкви»[486] )… Разве о. Рафаил, а не патриарх Алексий был на Поместном Соборе избран быть устами Церкви? Не есть ли дерзновение о. Рафаила восхищение непринадлежащей ему власти и тем самым повторение греха Саула?[487]
Что произошло в связи с проблемой ИНН? Священноначалие «вступило в прямой диалог с властью по возникшей проблеме»? – Да. «Призвало народ…»? – Нет! В отличие от иннэнистов, Собор не опознал в борьбе с ИНН и глобализмом «долг» христианина, а в принятии новых законов не увидел угрозы для духовной жизни человека (ибо «духовная жизнь» и гражданская – не одно и то же).
Ну, не обязан христианин политическими методами бороться против светской, даже антихристианской власти! Если кто-то сможет протестовать, не вредя при этом своей душе, не компрометируя при этом нашу веру и нашу Церковь, не осуждая тех, у кого нет аналогичных талантов, не выдавая свое делание за единственно приемлимое для христианина, за норму и критерий церковной жизни – Бог ему в помощь!
Но если кто-то пожелает остаться вдали от политических битв, пожелает вести просто христианскую (семейную или монашескую) жизнь, то и такой человек не станет чужим для Церкви.
Прочитав кличи «все на стояние!», «все – на протест!», я от газетного листа поворачиваю глаза зрачками внутрь и спрашиваю себя: а кто меня поставил «дежурным по апрелю»? Возложено ли на меня, именно на меня послушание по борьбе с «глобализмом»? Мое ли именно дело «спасать Россию»? По силам ли мне такая работа? Не отвлечет ли это самовольно взятое на себя «ратование» от исполнение какой-то более обыденной, но зато конкретной полезной работы?
Вот, например, 11 февраля 2001 г. после моей лекции в Одинцове на сцену местного молодежного центра вышел церковный хор… Воспользовавшись паузой, я вышел в фойе, чтобы ответить на вопросы. Ко мне подошел юноша с жизненно важным для него вопросом – «как Бог относится к наркоманам, которые умирают от наркоты?». За те минуты, что я в уголке шептался с наркоманом о его судьбе и о его душе – несколько раз ко мне подходили озабоченные «глобальными проблемами» прихожане, вторгались в разговор и требовали, чтобы я пояснил им, как бороться с «глобализмом»… И им было невдомек, что «борьбой с глобализмом» как раз и была эта наша тихая беседа о судьбе вот имено этого пока еще живого человека. А они со своими страстями об ИНН лишь мешали обычному труду…