Страница 115 из 182
Корр.: А как все же быть со страшным компьютером «Зверь», да и вообще с компьютерным миром, сейчас вот еще и «адский» Интернет добавился?
О. А.: Вы знаете, в литературе, описывающей все эти «ужасы», очень много довольно смешных «наворотов». Я всегда с большим умилением читаю статьи, в которых компьютер разоблачается как детище дьявола. Особенно приятно читать такого рода статью в газете, которая на компьютере была набрана, в брошюрке, которая тоже на компьютере была сделана. Это будит здоровое чувство юмора.
А если серьезно, то ведь все дело, как я уже говорил, в намерениях, в том, как все это использовать, в том числе и компьютеры…
Корр.: И все же как должен вести себя человек, который искренне не хочет поддаться прельщению антихриста?
О. А.: Любая защита должна строиться по принципу: «Сей дух изгоняется постом и молитвой». Пост – это негативная программа, воздержание от чего-то, в том числе воздержание от употребления информационных «макдональдсов», штампов. А молитва – это уже создание, насыщение, творчество.
Пост же должен, во-первых, состоять в уклонении от любых практик, которые связаны с вторжением в человеческую душу. Прежде всего речь здесь идет о квазимедицинских практиках: никаких зомбирований, кодирований и т. д. Химиотерапия – да, хирургия – да, т. е. работа с телом там, где Вы не допускаете в свое подсознание чье-то другое сознание. Лечитесь так, чтобы не раскрывать свою душу нараспашку, чтобы туда не влетало и не залезало невесть что, Вам неизвестное. Во-вторых, избегание всевозможных медитативных техник, мантр, mind control’а. Бойтесь того, что лишает Вас контроля над своим сознанием. Бойтесь погружения в мир бессознательного, в мир оккультно-космических безличностных энергий.
И кроме того, – я думаю, что это сегодня понимает любой серьезный человек, – надо иметь большую дистанцию от средств массовой информации, наблюдать за собою: не превращаюсь ли я (мои убеждения, мой мир, мой язык…) просто-напросто в слепок, творимый телевизором по его «образу и подобию».
После того, как я провел несколько встреч с кадетами, которые учатся в закрытой школе без свободного доступа к телевизору, я почувствовал, что в середине XXI века между людьми проляжет граница почти столь же очевидная, как граница между расами. Как сегодня легко узнать негра на улицах Москвы, так в следующем поколении будут выделяться в толпе люди, не помеченные печатью телебдений. У них просто будут другие лица, другие глаза. Другие души…
При этом не надо забывать, что Православие это есть восточное христианство. И поэтому не нужно, испытывая отторжение от атеизма, так сразу, резко бросаться на Дальний Восток, потому что здесь, у нас, можно сказать, под ногами, а также и над головами, есть такой мир ( с таким глубоким пониманием человека!), в котором, честное слово, есть и все те глубины, которые радуют нашу душу, когда мы знакомимся с миром восточной мудрости, но есть при этом и нечто такое, что Восток тысячелетиями мечтал услышать, но что услышали впервые только на берегах Иордана…
Корр.: Отец Андрей, мы с Вами говорили о литературе, в которой довольно примитивно излагается понимание Апокалипсиса и событий, связанных с концом света. А могли бы Вы назвать какие-нибудь книги, которые, по Вашему мнению, стоит прочесть?
О. А.: Мне кажется, что при вхождении в эту тематику будет полезно ознакомится со сказками «Последняя битва» (из цикла «Хроники Нарнии») и «Расторжение брака» Клайва Льюиса. Затем – роман Честертона «Шар и крест» плюс «антиутопическая» классика (Оруэлл, Замятин…) На следующем этапе это могли бы быть «Три разговора» Владимира Соловьева, с включенной туда повестью об антихристе. А затем из современной литературы, уже собственно православной, я бы посоветовал книгу отца Серафима (Роуза) «Православие и религия будущего» и труды Льва Тихомирова.
Корр.: Отец Андрей, и все-таки ужасно тягостно думать о конце света…
О. А.: А почему Вас так пугает это понятие конца? Ведь конец – tsloj («цель») – имеет смысл не только окончания, но еще и некой завершенности, исполненности, целедостижения. Поэтому если получается, что у истории есть конец, то, значит, у нее есть и смысл. Вот если бы у нее не существовало конца, она воспринималась бы, по словам Достоевского, как «дьяволов водевиль»: такое бесконечное стремление, которое никуда не ведет, потому что ему некуда вести. Тем, что христианство утверждает конец истории, оно спасает идею истории, утверждая наличие в ней смысла. Поэтому, когда мы говорим о конце света, мы предполагаем позитивность истории. Это не нигилизм исторический…
Конечно, я прекрасно понимаю, что в христианской философии истории, как и вообще в христианском понимании человека, есть очень много белых мест, и даже каких-то противоречий и неясностей… В частности, так до конца и не понятно: все-таки в истории имеет место прогресс или регресс? Христианин имеет право думать и так, и этак. Но при этом о христианстве можно сказать то же самое, что когда-то Черчилль сказал о демократии: «Демократия – ужасная вещь, но все остальное – хуже». Христианство с точки зрения философии – это система мысли, может быть, далеко не всегда прямолинейная, может быть, недостаточно логическая, может быть, недостаточно убедительная, но все остальное – хуже, все остальное – бесчеловечнее.
Корр.: Да, но в своей книге об антихристе Вы пишете: «Христианство убеждено в своем историческом поражении». Что же нам остается говорить сомневающимся, с чем идти к читателям?
О. А.: С вопросом: «А что хочет выиграть человек?» Что он боится проиграть, а что он мечтал бы выиграть? Если человек ставит своей целью выиграть земную власть, земные удовольствия и развлечения, то, конечно, связавшись с Православной Церковью, он проиграет все. Но если человек хочет «выиграть» свою душу, тогда это с нами: по слову Евангелия: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мф.16, 26).
А защитить душу можно лишь вполне насытив ее Вечностью, полнотой Бытия, полнотой Смысла, полнотой Радости. И возможно все это – я глубоко убежден – только в Православии. Я не хотел бы, чтобы это прозвучало как реклама. Да любой православный человек скажет вслед за Владимиром Высоцким: «Нет, и в церкви все не так, все не так, как надо!». Очень тяжело, очень больно быть православным. И когда мы зовем в Православие, мы предупреждаем, что зовем мы не на бесконечный «банкет жизни», не на «пикник на обочине» цивилизации. Мы зовем на бой. И в этом бою будет больно и трудно: и твой собственный конь будет бунтовать, и удары ты будешь пропускать. Но самое печальное, что в этом бою некоторые стрелы летят в спину и там, где ты ожидал бы найти поддержку, ты обнаруживаешь пустоту… У нас много всякой боли. Но ситуация вполне определенна: с Церковью душе невмоготу, но без Нее совсем тошно.
Корр.: То есть небо становится дальше, но к нему все равно нужно стремиться?
О. А.: Конечно. Или, знаете, даже не совсем так. Небо-то всегда становится ближе, потому что у неба одно желание – излиться на Землю дождем. Но люди постоянно раскрывают свои зонтики и этими зонтиками колют небо. Поэтому что ж на небо жаловаться? Сложи свой зонтик-то!