Страница 108 из 182
В конце XVII века греческий проповедник святитель Илия Минятий обозревает свою паству и вспоминает Диогена, который ярким солнечным днем с фонарем в руке на площади искал человека. «Мне тяжело проводить сравнение, но сказать правду нужно. В то время, когда, как солнце в полдень, сияет православие, возжигаю и я светильник евангельской проповеди, прихожу в церковь и ищу христианина. Я хочу найти хоть одного в многолюдном христианском городе, но не нахожу. Христианина ищу, христианина! Я перехожу с места на место, чтоб найти его. Ищу его на площадях, между вельможами, но вижу здесь одно только тщеславное самомнение. Нет христианина! Ищу его на базарах среди торговцев, но вижу здесь одну ненасытную жадность. Нет христианина! Ищу его на улицах среди молодежи и вижу крайнее развращение. Нет христианина! Выхожу за стены города и ищу его среди поселян, но вижу здесь всю ложь мира. Нет христианина… Я хотел бы взойти во дворцы вельмож и сильных людей, чтобы посмотреть, нет ли там христианина, но не осмеливаюсь, боюсь… Все клирики и миряне, князья и бедные, мужи, жены и дети, юноши и старцы уклонились от веры, стали жить непотребною жизнью, нет ни одного, кто жил бы по вере. Христиане, без слез внимающие этому! Если вы не хотите плакать из сокрушения, плачьте из стыда!»[819]
В XVIII веке церковная жизнь Новгорода описывается такими словами: «От пресвитерского небрежения уже много нашего российского народа в погибельные ереси уклонились. В Великом Новграде так было до сегодняшнего, 1723, года в церквах пусто, что и в недельный день человек двух-трех настоящих прихожан не обреталося. А ныне архиерейским указом, слава Богу, мало-мало починают ходить ко святей церкви. Где бывало человека по два-три в церкви, а ныне и десятка по два-три бывает по воскресным дням, а в большие праздники бывает и больше, и то страха ради, а не ради истинного обращения»[820].
Святитель Димитрий Ростовский произносит проповедь в неделю жен-мироносиц и вспоминает слова, сказанные ангелом женам при гробе воскресшего Спасителя («Возста, несть зде!» [ср.: Мф.28, 6]): "Где же Христос по Своем воскресении? Конечно, везде, как Бог, но не везде Своею благодатию… Не в храмах ли Он, воздвигнутых в Его честь? Нет, Его дом святой сделался разбойничьим вертепом. Соберутся люди в церковь, будто на молитву, а между тем празднословят о купле, о войне, о пиршествах, осуждают других, ругаются над ближними, разбивают хульными словами их доброе имя. Иные, стоя в храме, будто и молятся устами, а в уме своем помышляют о семье, о богатстве, о сундуках, о деньгах. Иной дремлет, стоя в церкви, а иной помышляет о воровстве, убийстве, прелюбодеянии или замышляет месть ближнему. Случается вдобавок, что духовные лица, пьяные, бранятся между собой, сквернословят и дерутся в алтаре. Нет, не храм это Божий, а вертеп разбойников: благодать Божия отгоняется от святого места, как пчела, гонимая дымом. Некогда Господь бичом изгнал продающих и купующих из церкви. А что, если бы Он теперь видимо пришел в святой Свой храм с этим бичом? Но нет, Господи, уже то время прошло, когда Ты изгонял бесчинников из храма; ныне наше окаянное время настало; уже мы Тебя изгоняем; теперь можно сказать о храме Господнем: несть зде Бога; был, да пошел прочь. Возста, несть зде… Многие крещены и просвещены истинною верою, но мало таких, в которых бы Господь обитал, как в Своем храме: и вор крещен, и тать, и разбойник, и прелюбодей, и всякий злодей просвещен правоверием, но Христа в нем не спрашивай: несть зде. Разве давно когда-то был Христос в этом воре в младенческие годы, а когда он пришел в возраст, отошел от него Христос! Возста, несть зде! Иной на вид кажется добродетельным, благочестивым: он богомолец, постник, нищелюбец, подвижник… Но все это лицемерие. Не ищи в нем Христа. Несть зде! Трудно сыскать драгоценный жемчуг в морской глубине, золото, серебро – в недрах земли; а еще труднее – Христа, обитающего в людях. Многие из нас только по имени христиане, а живут по-скотски, по-свински. Крестом Христовым ограждаемся, а Христа на кресте распинаем мерзкими делами. Посмотрим на духовного сановника и спросим его: с каким намерением и желанием достиг ты своего сана? Ради славы и чести Божией или для своей чести и славы? Ради ли приобретения душ человеческих во спасение или для приобретения собственных богатств? Поистине не один бы нашелся, который достиг этого сана не для пользы людей, а для своей корысти. Не служить пришел спасению человеческих душ, а для того, чтобы ему служили подначальные. Посмотрим на низшие духовные власти, на иереев и дьяконов, и спросим каждого: что тебя привело в священный чин? Желание ли спасти себя и иных? Нет, ты пошел сюда для того, чтобы прокормить себя, жену и детей. Поискал Иисуса не для Иисуса, а для хлеба куса. Иной, взявши ключи разумения, и сам не входит, и входящих не пускает, а иной и ключа разумения не брал. Сам ничего не разумеет: слепец слепцов вождит и купно в яму впадают. Не скоро здесь сыщешь Христа: несть зде! Может быть в монастырях поискать Христа? Но и в них все испортилось. Ничего не стало. Не в народе ли поискать Христа? Но где же более воровства, как не в народе? Если есть в народе какие-нибудь добрые люди, так и те за своими делами и утеснениями забыли Бога и от молитвы отступили. Не в людях ли великих, боярах и судиях, искать Христа? Но к ним нет доступа. В них едва ли когда и бывал Христос: в наши злые времена и правда скудна, и милосердия нет, а где нет ни правды, ни милосердия, там не ищи Христа: несть зде! Где же обрести Его? Придется сетовать с Магдалиной, говорящей: «взяша Господа от гроба, и не вем, где положиша Его» (ср.: Ин.20, 13). Грехи наши взяли от нас Господа нашего, и не знаем, где искать Его. Иной кто-нибудь скажет: «Господь со мною, и я с Ним, я верую в Него, молюсь ему и поклоняюсь ему. А что из того, что ты поклоняешься? Поклонялись Ему и те, которые во время Его вольного страдания прегибали перед Ним колена, а потом били по голове тростью. Ты кланяешься Христу и бьешь Христа, потому что озлобляешь и мучишь своего ближнего, насилуешь его и грабишь, отнимаешь у него неправильно достояние; ты молишься Христу и плюешь Ему в лицо, испуская из уст своих скверные слова, укоряя и осуждая своего ближнего»[821].
«Оле окаянному времени нашему! Иереи небрегут, а людие заблуждаются; иереи не учат, а людие невежествуют; иереи слова Божия не проповедуют, а людие ниже хотят слушати. От обою страну худо: иереи глупы, а люди неразумны; слепые слепых водят, а купно в яму упадут!»[822]. Некоторые священники «по вчерашнем пьянствовании не протрезвившеся и похмельем одержими не приуготовльшеся к служению дерзают литургисати. Друзии же злонравнии в церкви и святом олтаре сквернословят, матерно браняшеся»[823]. «Клирицы чтут и поют без внимания, священники со диаконы во олтари сквернословят, а иногда и дерутся»[824].
А однажды св. Димитрию его соборные сослужители поведали, что видели, как некий священник совершал литургию без служебника. На их вопрос – «почему не читаешь тайных молитв»?", он ответил, что прочитал их на дому…[825].
"Если мы поставим вопрос: удалось ли духовенству заставить народ наш исправно говеть, т. е. ежегодно исповедаваться и приобщаться, то ряд покаяний наших источников, начиная с 11 века и до 17-го, ответят нам, что во все периоды древне-русской церковной истории не говели очень и очень многие христиане… Св. Ди–митрий Ростовский свидетельствует, что в Великороссии не только простолюдины, но и «иерейстии жены и дети мнози никогдаже причащаются… иерейстии сыны приходят ставитися на места отцев своих, которых егда спрашиваем: давно ли причащалися? мнозии поистинне сказуют, яко не помнят, когда причащалися». И. Т. Посошков (1670-1726) сообщает, что «не состаревся, деревенские мужики на исповедь не хаживали; и тако инии, и не дожив до старости, и умирали». Это вызывало немалую озабоченность уже Царя Алексея Михайловича. В грамоте, посланной в Свияжск в 1650 г., он сетует, что «в го–родах и селах и деревнях христиане живут без отцов духовных, многие и помирают без покаяния, а о том нимало не радеют, чтоб им исповедать грехи своя и Телу и Крови Господней причащатися». В другой грамоте тот же Царь свидетельствует о новгородцах, что многие из них, «разных чинов люди… николи не имели духовных отцов» и только перед смертью задумыва–лись о причащении ".[826]