Легионеры

Резко выдернув из тела жертвы орудие убийства, лже-блядь неторопливо слезла с клиента и, как могло показаться непосвященным в тайны подготовки специалистов данной профессии, с воем и проклятиями в адрес родной страны не побежала в душ, чтобы попытаться смыть с себя скверну и греховность последних тридцати минут. Нет, она, отодвинув клеенку уселась на край дивана, деловито достала из сумочки телефон и набрала знакомый номер.

— Бетховен отправился на встречу к своему тезке, Людвигу, — доложила она. Абонент юмора не понял, поэтому, язвительно хмыкнув, она повторила тщательно выговаривая слова. — На встречу, к Людвигу ван Бетховену.

Как ни жалко ей было уходить без колбасы и дорогих ирисок, но пришлось. Она быстро, по военному четко одела свое обмундирование. Расчесала волосы, вколола в них булавку. Осмотрев внимательно себя в зеркало, подправила помадой губы. Обвела взглядом комнату и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

С этим Бетховеном, я и не понял как-то сразу. Пришлось переспросить.

Я просто каким-то третьим взглядом увидел как она торжествует и тащится, от моего скудоумия. Буквально по буквам, в издевательской форме был продиктован ответ. Пока она тщательно выговаривала буквы, их смысл до меня, наконец-то дошел. Я выслушал до конца. Отключил аппарат. Позже, выбросил его в костер, над которым рабочие ЖКХа разогревали очередную порцию битума. До следующей встречи, моя добрая и смышленая Чичи.

Им, таким, как Чичи, совершенно не следует меня видеть и тем более, знать меня в лицо.

Кому им? Всем тем, контактирующим со мной, при весьма специфических обстоятельствах. Это все лишнее, так как другие ребята, играя в свои необычные секреты, предпочитают всех нежелательных свидетелей и участников событий, отправлять в Большой Белый вигвам, к Большому Белому отцу. В крайнем случае делать так, чтобы ни в прериях, ни в пампасах, о них никто и никогда, уже больше не вспоминал. Кроме, естественно родных неосторожного.

И вот в этом самом месте меня охватывает грусть и даже поступь Командора, не выведет меня из хандры.

Про Командора, это я ввернул умышленно, образованность показываю. А вот причиной грусти является следующее обстоятельство: забывают все, обо всех, просто до безобразия быстро. Достаточно посетить кладбище, этот вечный приют комедиантов и разных других людей, чтобы в этом убедиться. Поваленные, сгнившие кресты и заросшие травой холмики. Запустение. И только ветер…

Н-да. Куда-то не туда меня замело…

Я достаточно давно и долго люблю свою жизнь. И жизни тех, кто в ней занимает главные места: в первую очередь мама; потом мои любимые детки; еще жена и мое увлечение, мое хобби.

Последних разделить не могу, т. к. люблю их одинаково, особенно хобби. Именно оно и дает мне возможность безбедно жить, содержать семью и интересно проводить свой досуг. Или как обо мне сказали в трудовом коллективе, где лежит моя трудовая книжка — призвание, нашло достойного.

В отличие от разных чикатил, головкиных и других маньяков-убийц, я не придумывал пошлых теорий связанных с оправданием убийств, истязаний и пыток беззащитных детей и женщин. Нет уж, увольте, господа хорошие, я этим не занимаюсь.

Оправдание таких мерзостей не входит в мои планы и глубоких философизмов под это, я не создаю. И уж тем более, я не чувствую себя сверхчеловеком, который упивается властью над копошащимися у его ног людьми.

Конечно, многие мои заказчики пытались найти того, кто выполнял порученную работу. Искали долго. Дежурили у почтовых абонентских ящиков. Вламывались в квартиры и подвалы моих одноразовых помощников. Некоторых даже расспрашивали под принуждением. А что он будет помнить после одного интересного укольчика: ну, подумаешь, укол — укололся и пошел… Вместе с амнезией в легкой форме, не делающей из него олигафрена. Хотя пробел в памяти оставался надолго. За полученные от меня деньги, несколько страниц из дневника жизни, можно и даже нужно было вырвать с корнем.

Нет. Ничего у этих любопытных ребят не получалось. После одного случая, когда неугомонного и любопытного клиента пришлось пристыдить с помощью энного количества пластида, их любопытство до поры до времени поостыло. А у меня выработался принцип: «Личные встречи исключаются из арсенала наших действий, как непоправимое зло.»

Но уколы, приклеенные бороды и разная другая фигня — все это вчерашний день. Сегодня, когда есть Интернет, связь и последующая работа идет только через него, с помощью постоянно меняющихся, специально для меня разработанных приемов и методов. Коль скоро, я брался за выполнение той либо иной работы, я отдавал себе отчет и о степени подстерегающей меня опасности.

Но моя безопасность меня волновала меньше, нежели негативные последствия для моих близких. Поэтому я и старался все сделать так, чтобы ни одна ищейка даже запаха моего не учуяла.

В самом деле кто, скажите на милость или хоть укажите пальцем, кто может определить в обычном педиатре или иначе детском докторе, специалиста широкого профиля по устранению не самых достойных граждан нашей и не нашей (ну, было, было и такое) страны.

Вот этот вот, миляга-доктор, в котором дети и их мамы души нечают? Этот любитель покопаться на своем дачном участке? Этот фанат внеурочных дежурств и малооплачиваемой работы? Разве такой человек может быть тем профессионалом — ликвидатором, подписывающим свои сообщения именем «Ассенизатор». Вы полковник, окончательно сдурели на старости лет, пора вам на пенсию. Идите на нее сами, а меня с собой не тяните… Примерно, такой диалог, я себе иногда представлял для того чтобы потешить, не самый страшный человеческий грех — тщеславие.

Почему я выбрал себе такое странное имя, или уж если «по фене» — погоняло. Где-то наткнулся. Заинтересовало происхождение. Ассенизация, как написано в умной книжке «Словарь иностранных слов», это совокупность мероприятий по удалению жидких отбросов и нечистот из выгребных ям.

А если отбросить эту заумь и говорить по старинке, то это просто-напросто говновоз или — говнюк. Звучит грубо и очень режет наше национальное, не привыкшее к такому арго, ухо. Но все те, кто вместо конкретного, но грубого — говно, предпочитают мягкое и поднимающее над толпой — фекалии. Каждый день извергают из себя это самое…

И осуждать за это, я никого не могу. Хотя и подписываюсь загранично, вместо привычного, говнюк. Но, коли вышел на международный уровень, приходиться перестраиваться на ходу, т. к. с отечественным говном, там делать нечего.

До того момента как я стал врачом, мне удалось поработать и слесарем-инструментальщиком, и послужить в армии в интересных войсках. После чего дал подписку о неразглашении, и за границу мне выезжать вовсе не полагалось.

Вот потому и стал я довольно поздно медицинским студентом с педиатрическим уклоном. И пока мои развитые однокашники, поступившие кто за взятку, кто по блату сразу после школы, проявляли в учебе леность и нерадивость, мне приходилось отдуваться за свое искреннее желание быть врачом.