Легионеры

Оказывается, он мог лебезить и стелиться половой тряпкой не только перед самим боссом, но еще и перед его охраной. Верткий, талантливый и способный паренек. И как такого не любить? К себе не приближать? И недоеденное не отдавать? Почему-то руководство, все равно недовольно морщит и кривит губы в его присутствии? Ну, ни как им не угодить.

— Каждый зарабатывает как умеет, — то ли оправдывался, то ли объяснял он, брезгливо слушающему Залупенко. — Я ведь только ради пользы дела…

— Ага… И мира на земле.

Не давая ему красиво врать, закончил вместо него Залупенко.

— Смотри мне зарабатывающий, — зло усмехнулся он. — Если узнаю, что ты в этом замешан, уж не обессудь. Придется из твоей рожи делать большой, плоский телевизор…

Дальнейшие угрозы и отеческие увещевания он прервал увидев терпеливо ожидающего Алексея.

— А, это ты. Ну давай, подходи ближе, — вяло протянул он, мгновенно утрачивая интерес к Солдафону. — Минуточку… Где-то ты у меня здесь был…

Он рассеяно перебирал лежащие перед ним на столе бумаги пытаясь что-то в них отыскать. Найдя нужную и сверив в ней какие-то данные, удовлетворенно произнес:

— Ну, что Алексей, твоей работой я доволен… Да… Хотя, вот это «чмо», — он ткнул в сторону Солдафона. — За твоей спиной и пытался на тебя шипеть. Но ты не обращай внимание, натура у него такая говнистая, он всех ненавидит…

Тот на кого был направлен указующий перст, стоял в углу и довольно мерзко щерился своей зловонной ямой, у других называемой ртом. Однако на Алексея не смотрел, показывая всем своим видом, что, то, о чем идет разговор, совершенно его не касается.

Залупенко лениво продолжал расчетно-кассовый разговор. Вдруг он распрямился. Закрыв глаза левой рукой, начал тянуть резину-паузу. После убрал от лица руку. Посмотрел, как бы не веря собственным глазам еще раз в записи. Красиво, рукавом «Армани» вытер со лба испарину. Попытался взглядом найти сочувствие и понимание у «секьюрити». «Быки» были к этому не готовы. Не найдя, приступил к исполнению солирующей партии-речитативу:

— Вот тут… Боже, я не верю своим глазам… У меня записано, что ты, Леша заработал восемь тысяч евро… и еще полторы — премиальных…

Произнесено это было очень красиво, оратору нравилось быть солистом-премъером. И не только произносить, а самому участвовать в постановке и режиссуре легких театральных этюдов. В финале разбавляя их смысл, трагическими вводами с моральным подтекстом.

— А не много тебе будет? На радостях-то — поди пропьешь?

Алексей ни как не реагировал на высказывания… Проявляя, полное безучастие и отсутствие сопереживания поступкам главного действующего лица.

Залупенко, не дождавшись эмоционального всплеска после прекрасного, на его взгляд, исполнения роли «Доброго и отзывчивого отца-родного».

Что говорить? Он не дождался вообще никакой реакции. Видно поэтому не стал, по примеру римского императора орать: «Какой великий артист во мне пропадает?»

Он сделал по-другому. Нагнулся к стоящему в ногах саквояжу, достал из него пухлый конверт и протянул Алексею. Тот взялся за него, но Залупенко его не выпускал. Гусаров тут же ослабил свою руку и выпустил конверт. После этого совсем немного, на каких-то несколько миллиметров подался вперед, очень внимательно и дружелюбно посмотрел в глаза, пока еще здорового и не кашляющего босса. Потом, обезоруживающе улыбнулся. Тот никак не ожидал такого подвоха и почему-то захлопав отсутствующими ресницами, инстинктивно вздрогнул.

Чем-то очень неприятным повеяло от обычного участливого взгляда и неуловимой иронии сероглазого молодого человека. Эти глаза, такие чистые и светлые, как будто говорили: «Что, дурачок, поиграть хочешь?»

Залупенко поежился и быстро приподняв свою толстую, сплющенную задницу, сам торопливо и даже как-то суетливо, втиснул Алексею конверт в руку и буркнул, не глядя на него, а больше пытаясь увидеть, что-то у себя под ногами:

— Мы с тобой в расчете, можешь уе… убираться…

Судя по всему, должно было прозвучать другое слово. Но не прозвучало.

Один из охранников распахнул противоположную дверь и когда Алексей, небрежно сунув толстый пакет в карман уже вышел из нее, Залупенко всполошливо его окликнул:

— Ты, вот что… Даже не знаю… Механик собирается уезжать домой, говорит, что навсегда. Мне нужны толковые и преданные люди… Он тебя очень хвалит…

Говоря эти, вроде бы приятные слова, он внимательно наблюдал за реакцией Алексея. На этот раз тот улыбнулся иной улыбкой. Что ни говори, а когда тебя, у тебя за спиной хвалят, в отличии от привычной хулы, это всегда вызывает добрые чувства.

— Чем-то ты ему понравился, — на этот раз сухо и строго, без артистических импровизаций продолжал разговор Залупенко. — Говорит, что уж больно ты понятливы… Все с полуслова ловишь… В общем так… Месяца через три, я собираюсь опять взяться за кое-какое строительство… Приходи, будешь вместо него…

Как бы Алексей не пытался убедить себя в том, что он находится не в африканской саване, а в полной цивилизованного блеска Европе и удивляться по разным пустякам не стоит, но не удержался… Удивился. Было отчего. Для него, прозвучавшее, заманчивое предложение оказалось полной неожиданностью. Он вернулся в комнату. Подошел вплотную к носителю идеи и учтиво поинтересовался:

— Что еще сказал обо мне Механик?

По его тону никак нельзя было догадаться, он осуждает услышанное предложение или согласен.

— Какие, у высоких договаривающихся сторон, еще есть предложения, заявления или дополнения?

Вроде бы ничего грозного не сказал, но охрана перестала ухмыляться. Видать почувствовали пацаны, что-то не то.

Выражение сонной тупости, сменилась на их лицах проявлением угрюмой недоброжелательности. Малохольные кооперативные ларечники, времен первоначального накопления дикого капитала, хорошо это выражение знают. После него начинались безобразные выходки, в виде уничтожения товара и нанесения легких, и очень обидных телесных повреждений.

— Если не присмотрел себе угол для жилья, можешь здесь перекантоваться. Заодно и за барахлом присмотришь, чтобы не растащили, — как-то невпопад, растерянно продолжал завлекать посулами и обещаниями Залупенко. — Короче говоря, если надумаешь, дай знать.

— Обязательно, уж больно интересное и заманчивое предложение. Спасибо.

Вежливо кивнув, Гусаров вышел вон.

— С полицией, чтобы они к тебе не цеплялись, я все улажу.

Видя, как выходящий Алексей, в такт шагов кивает головой, приняв это за знак одобрения, опять перешел к своей начальственно-хамоватой манере разговора, с зависящими от него людьми.

— Сейчас пока иди. Много еще вас таких, задерживаешь долго…