Страница 9 из 17
– Пацаны, урок кончился, – сказал Витька поглядев на часы.
Часы – новенький «Полёт» – ему недавно подарили на четырнадцатилетние и он смотрел на них при каждом удобном случае.
– Дай посмотреть, – попросил Гарик.
Витька расстегнул ремешок и протянул часы. Гарик внимательно осмотрел их со всех сторон, пожал плечами и отдал обратно.
– Хорошие часы, – раздалось сзади.
Витька обернулся: рядом стоял незнакомый паренёк-чеченец лет семнадцати. Один. Но все сразу напряглись.
– Дай посмотреть! – парень сделал шаг вперёд.
– Муха! – предостерегающе сказал Валька. – Муха, не давай!
Парень широко улыбнулся.
– Да ты не бойся! Я посмотреть хочу. Дай!
Он по-прежнему улыбался, но глаза смотрели уверенно и, глядя в эти карие глаза, Витька поплыл. Наверное, так себя чувствует кролик перед удавом: знает, что надо бежать, а не может, и сам делает шаг навстречу.
Витька протянул руку и отдал часы.
– Хорошие часы! – повторил чеченец.
Не переставая улыбаться, обвёл всех взглядом, положил часы в карман, повернулся и, не торопясь, пошёл прочь.
– Эй! – опомнился Витька. – Часы отдай!
Парень даже не обеонулся.
– Эй! Отдай часы!
Чеченец оглянулся: на его лице не было улыбки – прищуренные глаза смотрели угрожающе и немного презрительно.
– Часы! – растерянно повторил Витька.
Парень еле заметно усмехнулся и так же неторопливо пошёл вдоль набережной.
– Стой! – крикнул Валька. – Стой, гад! Пацаны, что же вы!
Пацаны, решительно двинулись следом, наперебой выкрикивая: «Отдай часы! Сейчас получишь! Отдай!» Впрочем, близко подходить никто не решался, а Сашка и вовсе вскоре отстал. Чеченец, между тем, спокойно шёл по набережной в сторону трамвайного моста, унося с собой Витькины часы.
– Муха! – крикнул Валька. – Пацаны! Он же уйдёт так!
Гарик, Валька и вроде бы немного опомнившийся Витька подбежали сзади к пареньку; Валька протянул руку.
– Стой!
Чеченец резко обернулся, нагнул голову, и Валька остановился. Паренёк постоял, оглядел всех троих – остальные близко не подошли – и пошёл дальше. Скорость он, впрочем, увеличил и теперь, время от времени, искоса поглядывал назад.
– Пацаны, – растерянно сказал Валька, – он же уйдёт так. Поднимется сейчас наверх, потом через «Космос» и на Бароновку…Он же один! Муха!..
Пацаны переглянулись, и стало ясно, что единственное, на что они способны, – это так же идти следом и повторять, как заклинание: «Отдай, отдай, гад!» А Муха.…От него вообще было мало толку: таким растерянным Валька его не видел давно.
– Уйдёт же… – повторил Валька.
– Эй! – громко раздалось сверху. – Вы куда? Подождите!
Пашка спустился по каменной лестнице, приблизился к фонтану.
– Да подождите вы! Муха! Валька!
Валька оглянулся, махнул рукой. Чеченец, заметив ещё одну потенциальную опасность, ещё немного ускорил шаг. Совсем немного.
А Пашка, поняв, наконец, что происходит что-то неприятное, побежал и остановился только, чтоб спросить:
– Что?
– Часы! – кивнул головой на удаляющуюся спину парня, сказал Гарик. – Мухины. Забрал!
– Стой! – крикнул Пашка и бросился следом. – Стой!
Чеченец привычно подпустил очередную жертву: он был уверен в себе, этот паренёк, он не боялся этого «стада». Какое дело волку, сколько в стаде овец. Когда до нового «барана», оставался один шаг, парень резко, как он уже делал не раз, оглянулся.
И еле успел увернуться.
Кулак вскользь задел его по уху, и тут же Пашка ударил снова. В последний момент парень отбил удар, попытался отскочить в сторону и дёрнулся от резкой боли в боку: Павлик достал его левой. Недавний охотник открылся и мгновенно сам превратился в жертву, пропустив сразу два удара – в лицо и в живот. А потом, уже лёжа на асфальте, дёрнулся ещё раз и скрипнул зубами от боли. Это уже Валька, стараясь избавиться от недавней растерянности, что есть силы пнул его ногой.
– Сука! – срываясь на фальцет, закричал Валька и замахнулся снова, метя в голову. – Гад!
Пашка дёрнул его за плечо, Валька чуть не упал, и ботинок прошёл мимо. Не отвечая, Павлик наклонился к чеченцу и, глядя в прищуренные от боли глаза, сказал:
– Часы!
Парень сел, сплюнул окровавленной слюной, медленно достал часы и бросил их перед собой на асфальт.
– Ты – труп! – сказал он, резко дёрнул головой и снова упал.
Это пришёл в себя Витька.
Через полчаса стало ясно, что не совсем.
Они сидели втроём на своём любимом месте – в сквере у музучилища, и никак не могли успокоиться.
– Он был один, – как заведённый твердил Витька. – Один! А я испугался! Я же не трус?
– Да хватит уже! – прикрикнул на него Валька. – Со всеми бывает!
Тот ничего не слышал.
– Ты не понимаешь! Он был один! Чечен, но один! А я испуга…
– Муха, – перебил его Павлик, – да кончай ты. Я тоже испугался!
– Ты?! – вытаращил глаза Витька.
– Я! А ты чего думал? Ещё как испугался!
– Что-то не похоже…
– Не похоже, не похоже, – передразнил Пашка. – Испугался, говорю тебе! Все испугались, думаешь, один ты?
– Правда? – с надеждой спросил Витька.
– Не, я не испугался, – серьёзно объявил Валька. – Я просто ждал. Я же знал, что сейчас прибежит безбашенный Тапик и начнёт махать кулаками.
– Ждал? – спросил Витька.
– Безбашенный? – улыбнулся Пашка.
– Ага! – подтвердил Валька. – Разве можно было лишать себя такого удовольствия!
Захохотали все одновременно, даже Витька. Они не смеялись так давно, наверное, со времён «Фантомаса». С всхлипами уходила прочь боль унижения, уносилась обида, исчезала злость на себя и на весь мир. И снова начинало казаться, что мир, в общем-то, совсем ничего, и в нём запросто можно жить. Да что там можно – нужно!
– Безбашенный – икая, выдавил из себя Витька. – Ой, не могу! Безбашенный, а ты пятёрку получил?
– А то! – сквозь смех выдавил из себя Пашка. – Мы, безбашенные, такие!
– Пацаны! – вытянул вперёд руку Валька. – Смотрите, вонючка тоже смеётся!
Вершина айланта, поднявшаяся уже заметно выше ограды, раскачивалась будто под порывами ветра, и действительно казалось, что дерево смеётся.
Вот только не было в тот день никакого ветра в Грозном.
Ни малейшего.
– Что с тобой? – спросила Светлана за ужином. – У тебя глаза какие-то сумасшедшие.
– Да так, – сказал Виктор, – вспомнилось кое-что.
На самом деле он был ошеломлён: воспоминаний такой силы у него ещё не было. Это даже трудно было назвать воспоминаниями: он как будто заново прожил давно прошедший день – день, когда ему было четырнадцать, а не пятьдесят пять. Да и как прожил – вспомнил всё, мельчайшие подробности и ощущения, даже запахи. Мало того – он прожил этот день не только за себя, за Витьку Михеева, по прозвищу Муха. Он прожил его и за Кулька, и за Тапу. Это была какая-то фантастика. Так не могло быть.
Но так было.
– Вспомнилось, – участливо проговорила Света. – Знаю я, что тебе вспоминается…Витя, может, закажем Павлу ещё картину?
Спросила и замерла. Но Виктор повёл себя не как обычно. Посмотрел по сторонам, вздохнул и снова уставился в тарелку.
– Ещё? Три штуки уже заказали. Три картины! Вон висят. Немалые деньги, между прочим. А он даже не отреагировал никак!
– Витя! – растерялась жена. – Витя, да как же он мог отреагировать? Ты же сам настоял, чтоб нашей фамилии не было!
Виктор отставил тарелку, схватил кружку с чаем. Отхлебнул большой глоток, поперхнулся и согнулся в кашле.
– Витя, – тихо сказала Светлана. – Хочешь, я от себя закажу?
4
Павел Тапаров открыл ноутбук и, путаясь в пароле, снова открыл электронную почту. Он делал это сегодня, наверное, десятый раз – заходил в почту и перечитывал одно и то же короткое письмо. Потом закрывал ноутбук, шёл на кухню и молча курил, глядя перед собой бессмысленным взглядом. И так весь вечер, с тех пор, как Анна позвала его к компьютеру.