Умная книга бессвязных мыслей

Отвечает бюрократ: дело в том, понимаете ли, что в общем, конечно, это уже что-то, хотя, с другой стороны, по-видимому, можно определенно считать, это все же не очень, чтобы очень, но и не очень, чтобы так.

На каждое мнение должно быть сомнение. Хуже, когда одно самомнение.

Если ты, Ковков, большой начальник, подходишь усталый после работы к своему дому и видишь на стене поганую надпись: «Ковков – дурак», догадайся, что это не про тебя, а про твоего Сеньку, паршивца.

В магазине покупатель в очках возмущается:

– Я уже жду четверть часа, сколько еще вы будете меня игнорировать?

Продавщица в ответ:

– Вы слышали, он меня еще и обзывает.

На базаре одна торговка кричит другой:

– Я не позволю себя оскорблять!

Кошмар в Кашмире – война, пожары. Какой ужас!

А у меня на лифчике крючек оторвался. Какой кошмар!

Конечно, свой лифчик ближе к телу.

– Глянь, какая идет, фигуристая.

– Давай спереди зайдем, подкатимся.

– Эх, какую попу испортила.

– Сразу на двух стульях не усидишь.

– А с хорошенькой партнершей и на одном стуле – ой, как хорошо.

– Сразу на двух стульях не усидишь.

– А если вот с такой попой?

– Тогда, пожалуйста.

Местоимения

Если я свое место под солнцем имею, значит, я – местоимение.

Я

Буква "Я" в алфавите последняя, но по своему значению – первая. Казалось бы, "А", стоящая на первом месте, должна была бы и по смыслу быть первой. Но, нет – союз он и есть союз, причем вовсе не союзный (соединительный), а разделительный (противопоставительный).

«Чтоб ему пусто было». Но не мне. Подо мною место подольше пусть пусто не будет.

Правда, как зубная щетка, у каждого своя, но у меня она все-таки правдее.

Как выделится из общей массы? Может быть, брить только левую щеку, а на правой отрастить бороду?

«Единица – вздор, единица – ноль» – В.Маяковский ошибался не только в арифметике.

Толпа всегда опасна, кем бы она не была – стаей волков или стадом овец. Первая загрызет, вторая затопчет.

Как я о себе думаю, так я себя и чувствую.

Боже, пугай меня, но не наказывай.

Каяться в содеянном также неудобно, как гладить на себе рубашку.

У меня чего только не было, в смысле, ничего не было.

Я прожил жизнь инженером пресных вод и осел на просушку у соленой воды океана.

Смешно, но больше всего вещей я теряю там, куда кладу, чтобы они не потерялись.

Широкая папина спина, теплая мамина грудь, мягкие бабушкины колени. Где они, мои дорогие?

Плохо, что не удается даже минуту побыть наедине с самим собой. Но как ужасно остаться одному...

Меня никто теперь с утра не будит – она со мною никогда уже не будет.

Я сегодня совсем один, сам с собой открываю прения. Я над мыслями господин, но я раб своего настроения.

Только я намылилась посмотреть мыльную оперу, как мой опер домой приперся, переключил канал и заорал: «Судью на мыло!»

Не люблю молчунов – никогда не знаешь, что от них ждать. Почему они молчат? То ли считают себя очень умными и не хотят с тебой, дураком, разговаривать. Или они, наоборот, глупые и боятся, что ты об этом узнаешь.

У меня на работе стол, компьютер, кружка, пингпонговая ракетка. А сегодня еще и хорошее настроение. Я вожу курсор по монитору и насвистываю модный мотивчик. «Ты чего это?» – осаживаю я себя.

И вдруг вспомнил: утром на улице мне улыбнулась какая-то девушка.

* * *

Кто-то не любит носить галстук. А меня он заводит, как шнурок лодочный мотор. Затяну утром узел на шее, и мои движения становятся быстрыми, стремительными. Я хватаю мобильник, портмоне, бутерброд и бегу на работу.

Кто важнее – один из первых вопросов детства. Для меня главным был дед, он сидел во главе стола, был солиднее бабушки, которая, как казалась мне, играла вторую роль. Когда я что-нибудь выклянчивал, она говорила: «Спроси дедушку».

Только через много лет я узнал who was who.

Чем больше волос падает с головы, тем больше на ней появляется рогов.

Он лежал в Колонном зале Дома Советов, а я шел к нему внутри огромной толпы, ход которой вдруг застопорился. Некоторые находчивые шустряки нырнули во двор большого дома и полезли по пожарной лестнице, надеясь через чердак пробраться к цели. «Не будь дураком», – сказал я себе и пошел за ними. Подойдя к лестнице, я поднял голову и вдруг замер – прямо надо мной из-под серого драпового пальто сверкнули голубые девичьи трусики с узкими розовыми резинками. Я смутился, отвел глаза, снял ногу со ступеньки лестницы и повернул обратно. Так я не попал к Сталину. Мне было 18 лет.

Кто может отличить корейца от китайца, а китайца от вьетнамца? Я нет.

А мингрела от абхазца, или грузина от азера? Тем более.

Все лица кавказской национальности на одно лицо.

Но если поставить их рядом и приглядеться...

Перед операцией на открытом сердце я пришел к хирургу.

– От вас требуется, – сказал он, – "История болезни" из районной поликлиники и еще, – он сделал паузу, – 2 бутылки водки. Для обмывания.

Второе требование повергло меня в абсолютное уныние...

...После операции, очнувшись от наркоза, я увидел над собой круглое пятно женского лица.

– Что, милок, проснулся? Живой, значит. – Я ощутил терпкий водочный перегар.

И в моем трезвеющем мозгу вдруг вызрел вопрос: "Неужели эта санитарка одна выжрала обе мои бутылки водки? Вот здорова баба."

Из 10 человек, идущих сейчас по улице, только я знаю, что конфетная обертка – это фантик, а уличный туалет – клошмерль. Но я один из них не знаю, чем iPad лучше iPodа и не помню куда делся ключ от квартиры, только что лежавший в кармане моего пальто.

Я очень старый. Я помню, как коптит керосинка, шипит примус и стрекочет керогаз. Я помню надпись на ложках заводской столовки «Украдено в Нарпите». Я видел Сталина – сжимая коленками плечи отца, вместе с его ГСПИ-6 я демонстрировал на Красной площади «мочь и величие».

– Я совсем еще не старый. Я проявляю неслабое внимание к нестарым прелестницам. И если я не осмеливаюсь приникать к их прелестям, то смело пытаюсь проникать в компьютерные сложности и в водопроводные хитрости.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «