Страница 19 из 33
Козьей шерсти набралось полное ведро, мне даже показалось, что Мурка стала намного легче, когда я волок её обратно. На улице царила замечательная, абсолютно летняя погода — ни ветерка, такой уютный, пропитанный запахом трав и пением птиц, полный и безоговорочный штиль. Золотое приветливое солнышко нежно обнимало и ласково гладило тёплыми лучами. Захотелось бросить все дела и окунуться в эту редкую природную благодать. А кто мне может запретить немного расслабиться в конце-то концов? Сейчас ведь каникулы, имею полное право на отдых. Заодно чистая до скрипа, но ещё влажная Мурка подсохнет на солнцепёке.
Прямо на тропинке, прикрытый от чужих глаз подросшей травой, я развалился рядом с козой, широко раскинув руки и ноги. Уставшие конечности благодарно вытянулись на тёплой земле. Вот он, настоящий летний отдых, тот самый, дающий силы. Запахи, звуки и тёпло превратили меня в растёкшийся по огромной зелёной тарелке кисель. Я смотрел в ярко-синее небо, рассматривая редкие пушистые облака и размышляя, на что они похожи. Белые барашки почти не двигались, словно специально давая изучить себя получше. Это, самое большое, похоже на огромную кудрявую голову: удивлённые круглые глаза, длинный нос, лохматые уши, а рот постепенно открывается всё шире и шире. А это — прямо настоящий толстобрюхий бегемот, если присмотреться, в пасти даже видны острые зубы. Забавно, что у бегемота такие крокодильи зубы. Вон коза, очень на Мурку похожа, ещё до «парикмахерской». Надо же, и вымя, и хвост, и рога есть, правда всего две ноги, и обе передние.
Так, витая в облаках, полностью расслабившись и разомлев на солнышке, я задремал. Видимо, сказался сегодняшний утренний недосып.
Проснулся я от чьих-то встревоженных разговоров:
— Что они сделали с бедным Гошиком?! — причитал первый голос.
— Наверное, пытали, видишь, весь красный, как ошпаренный, — всхлипывал второй.
— А Мурку? Тоже пытали, скажешь? — кажется, первый — это Марк.
— Похоже. Живьём шерсть выщипывали, видишь, какая ободранная стала, — переживал второй, похожий на Ника, голос.
— Скорую будем вызывать? — Марик почти плакал. Разыгрывают они меня, что ли? Послушаю ещё, притворюсь спящим.
— Кому скорую? Мурке? Гошику она уже не понадобится, — вздохнул Никита.
Тут я не выдержал и низким загробным голосом вставил реплику:
— Почему это не понадобится?
— Ох, ёлки-качалки, — Ник шлёпнулся на землю, словно его ударили чем-то тяжёлым по голове.
— Ааааааааааа! Ожил! — не то испугался, не то обрадовался Марк и плюхнулся рядом с Никитой. — Они тебя просто выбросили в огород? Не убили? Ты живой?
— В жизни не слышал более глупых вопросов. Может объяснишь, кто и зачем меня выбросил? Живой я, живой. — для убедительности я похлопал себя по груди и обнаружил, что поджаренная на солнышке кожа стала болезненно чувствительной. — И почти целый, просто немного обгорел на солнце, заживу.
— Ничего себе, глупые вопросы! Дома погром, на полу пустые горшки с остатками сегодняшней пищи, вы тут валяетесь — один почти голый и красный, вторая ощипана как кура к супу. — Марк говорил так эмоционально, что его голос стал высоким и визгливым.
Тут до меня дошло, что ребята и правда были не на шутку напуганы.
— Ну-ка, пойдёмте домой, хочу увидеть всё своими глазами, — я вскочил с места и заторопился в сторону дома, не хотелось верить, что чей-то злой умысел оставил нас без еды. Мои друзья тащили Мурку в хлев и немного отстали.
В избе меня действительно встретил беспорядок, но автором этого безобразия был я: вываленная из шкафа одежда, выломанная полка, раскиданные инструменты… Подумаешь, не успел за собой убрать, не обязательно было поднимать панику. Но тут мой взгляд упал на пустые горшки, в которых ещё утром кипел сытный супчик и варилась каша, точно помню. О том, что я не сошёл с ума, свидетельствовали остатки пищи на дне посудин. Это что же получается? Кто-то без приглашения зашёл в хату, достал из печи горшки и всё слопал?
— Ну теперь ты видишь, что случилось? — Никита вернулся первым.
— Да ничего особенного, это я бардак навёл, сейчас уберусь.
— А может и еду ты один съел, и Мурку ощипал? — ехидно спросил входящий Марик.
— Мурку ощипал, тьфу ты, постриг действительно я. Так надо было, поверьте на слово. А вот с нашим обедом действительно странная вышла история. Я бы сейчас с удовольствием сам навернул супчика, но кто-то оказался наглее и проворнее.
— Если честно, и я рассчитывал на твой обед, Гоша. С утра во рту ни крошки, — вздохнул Ник.
— Даже не знаю, что теперь делать, — я чувствовал себя ответственным за питание, — яйц пока больше нет, можно пожевать сухих макарон или тушёнку открыть.
— У меня есть идея получше, — вмешался Марк, — я рисовал только что портрет деда, что живёт рядом, и он сказал обращаться по-соседски, если чего понадобится. Попрошу немного молока, — мы не успели ничего ответить, а Марик уже выскочил на улицу.
То, что произошло дальше, меня заставило сначала похолодеть, потом побледнеть и сразу же покраснеть, потому что на улице послышались крики нашего друга:
— Дедушка Марфон! Дед Марфооон!
— Какой ещё Марфон? Твоих рук дело, Георгий? — Никита строго посмотрел на меня.
— Я ж не знал, что он будет так обращаться, прямо в лицо. Думал, просто при тебе как-нибудь назовёт соседа дедом Марфоном, посмеёмся вместе, мне сейчас ужас до чего стыдно.
— То, что тебе стыдно — это неплохо, значит, не до конца потерянный человек, а вот то, что придумал так друга друга разыграть — это… это… не могу слов подобрать. В общем просто умора, — Ник перестал притворяться серьёзным и расхохотался, — ну ты, брат, готовый юморист! Пошли скорей, остановим доверчивого Марика. Тебе ещё повезло, что «Марфон» глуховат, надеюсь, не успел разобрать, как его называет молодой наглый сосед.
Мы выскочили на улицу вовремя, старик наконец услышал, что его зовут, поднял голову от грядки, а обрадованный Марик закричал ещё громче:
— Дедушка Марф… — договорить он не успел, спасительная дружеская рука нежно, но очень плотно закрыла Марку рот.
— Здравствуйте, дедушка Андрей! — Ник выразительно посмотрел на Марика и убрал руку.
— Здорово, коли ня шутишь, — дед подошёл поближе.
— Как дела ваши? Как здоровьице? — судя по тому, как Никита громко разговаривал, дедушка и впрям был глуховат.
— Дяла как дяла, ничёво.
— А у нас, представляете, кто-то в избу забрался, да котелки с едой опустошил. Вы может видели кого подозрительного сегодня? — подводил разговор ближе к делу Ник. Мы дипломатично помалкивали, не вмешиваясь.
— Сявонни не, дозрительного не видал. Так вы чаво, хлопцы, не имши остались? Погодьте, прийшлю вам кой чаво, — дедок развернулся и пошёл к дому.
Ошалевший Марк наконец подал голос:
— Может мне кто-нибудь объяснит, что это было? Или тут так принято, друзьям рот зажимать на полуслове?
— Извини, Маркуша, не было выхода. Гоша тебя разыграл, дедушку зовут вовсе не Марфон, а Андрей. Скажи спасибо, что мы подоспели вовремя и избавили тебя от неловкой ситуации.
— Как не Марфон? — Марик недоумевающе вытаращил глаза. — А остальные? Лукер? Лёлик? Тамарик? — с надеждой облапошенный товарищ смотрел то на меня, с трудом удерживающего рвущийся на волю смех, то на Ника, с одобрительным удивлением поглядывающего на меня, впечатлённый масштабом розыгрыша.
— Да уж, дружище, не ожидал. Ты оказывается тут целую кампанию развернул по переименованию местных? — подмигнул мне Никита.
— Переименованию? — начало доходить до Марика. — Гоша, ты даже не представляешь, что натворил! — от негодования друг начал краснеть и задыхаться. — Да я сегодня весь день портреты рисовал. Женские оставил у себя, для сравнения с колдуньей, а мужские я подарил хозяевам!
— И что? — я не понимал, в чём проблема.
— А то, что каждый рисунок под-пи-сан, — он проговорил последнее слово мне прямо в лицо. — Вверху на каждом из четырёх мужских портретов большими буквами я написал: Лукер! Марфон! Тамарик! Матрон! — Марик забежал в дом и принёс пачку листов. — Смотри!