Страница 13 из 33
— Как думаешь, что она имела ввиду? — Ник так внимательно посмотрел на Марка, словно у того на лбу был написан ответ на все наши вопросы, а после паузы добавил: — Знаете, ребята, мне кажется, в том, что сказала старуха, кроется разгадка всех странностей, которые с нами произошли — и Муркиного бесконечного сна, и твоим, Гоша, рифмам, и нашим ночным блужданиям по хитросплетённым тропам.
— Да уж, есть над чем подумать, только я пропитан грязью и не ем вторые сутки. Предлагаю для начала вымыться и отоспаться, а потом со свежей силой штурмом брать все эти тайны, — даже со скрипевшим на зубах песком я продолжал стихотворить, но ребята больше не смеялись, скорей выглядели озабоченными и сочувствовавшими.
— Правильно, Гоша. Но если я сейчас растоплю баню, она готова будет только после обеда. Поэтому ты иди к колодцу, хотя бы просто как следует весь умойся. Да, сейчас заодно объясню, что для бани приготовить. В предбаннике вёдра стоят, ты наноси воды полный котёл, он на камнях стоит, большой такой, легко найдёшь, — Ник давал инструктаж, а я, всей душой стремясь поскорей смыть с себя подвальную грязь, мотал указания на ус и только молча кивал головой, словно послушный ослик перед падишахом, — потом найди большой чан и в него воды набери тоже. Да посмотри сам, может там прибраться надо, подмести. А мы с Мариком пока сообразим чего-нибудь на завтрак, хорошо? — с этими словами Ник повернулся к Марку, но тот сидел, низко опустив голову и ничего не отвечал. — Всё ясно, сон свалил с ног бойца красной армии.
Наш утомлённый ночными прогулками товарищ спал так крепко, что мы решили не будить его, а отнести на сеновал, где бережно уложили на небольшую стопку сена, чтоб уж точно больше не сваливался.
У колодца я решил долго не задерживаться, поэтому скоренько догола разделся и, крепко зажмурившись, резко, чтоб не передумать в последний миг, вылил на себя ведро ледяной воды. Ключевая вода обожгла холодом кожу и выгнала на выпас всех, даже самых глубоко запрятанных мурашек. На несколько долгих секунд аж перехватило дыхание от ледяного шока, а затем пришла тёплая, согревающая тело и душу, волна. Жар разлился по всему организму, даря замечательную бодрость и до небес повышая настроение. Хотелось одновременно запеть и пуститься в пляс. И только я собрался осуществить эту счастливую потребность, как увидел двух абсолютно одинаковых девчонок лет восьми, наблюдающих за мной из соседнего огорода (не того, где старушка, а со второй стороны). Одна из них показывала другой на меня пальцем, хихикала и что-то шептала застенчиво улыбавшейся сестре на ухо. Девочки были одеты в коротенькие красные сарафаны в белый горошек, с платочками того же цвета на длинных светлых волосах. Тьфу ты, ну прямо два ходячих мухомора! И кто их так смешно нарядил?
А я?! Я же голый!!! Стою тут, понимаешь, в чём мать родила, мухоморам, тьфу ты, девчонкам на посмешище. Схватив своё разбросанное в спешке барахлишко, я метнулся в баню и чуть не расшиб голову о низкий (для гномов баню строили, что ли?) дверной косяк.
В предбаннике окон не было, поэтому пришлось оставить небольшую щёлочку для света. Я с неприязнью натянул на себя грязную запыленную одежду и зашёл через ещё более низкую дверь в баню, чтобы найти котёл, о котором говорил Ник.
И это называется баней? Местом, где люди становятся чистыми до скрипа и волшебно пахнущими розовым мылом и мятным шампунем? Не может быть! В помещении, куда я зашёл, всё, абсолютно всё: пол, скамейки, полки, стены, потолок, были чёрными как смоль. Так, наверное я ошибся, это скорей всего не баня, а какая-нибудь коптильня, а баня притаилась где-нибудь рядышком за углом. Я высунулся на улицу и первым делом посмотрел в ту сторону, откуда подглядывали девочки. Убедившись, что любопытных «мухоморов» поблизости не наблюдается, я вышел и внимательно осмотрелся.
Вон он, наш зелёный дом, заботливо окружённый рябинками, напротив хозпостройки, рядом маленький нужник. Несколько плодовых деревьев, кусты смородины, кусочек земли под картошку, заросший травой, ближе ко мне аккуратно разбитые ребятами грядки, колодец, заросший ряской небольшой пруд, вокруг всего этого хозяйства символический забор, и — вот она, одна единственная, углубившаяся в землю под давлением времени постройка, которую можно было бы назвать баней.
Интересно, когда Никита посоветовал мне прибраться, он знал, что баня закоптела изнутри? Делать нечего, буду прибираться со всей тщательностью, не хочу показаться поросёнком — неряхой.
Заполнив водой доверху котёл и огромную железную ванну, я наполнил ещё одно ведро, нашёл старую мочалку, хорошенько её намылил и начал старательно отмывать пропитанное сажей шершавое дерево. Сквозь маленькое грязное окошко с трудом пробивался солнечный свет, но и его было достаточно, чтобы увидеть тщетность моих усилий. Чёрные стены не становились белее, и через пол часа сизифова труда я пришёл к выводу, что легче было бы построить новую баню, чем дочиста отмыть эту. Ладно, стены пока оставлю в покое, помою окно и лавки. На первый взгляд монотонная и не слишком мужская работа увлекла меня настолько, что я даже забыл о голоде. И вспомнил о необходимости наполнить урчащий как трактор живот только когда котёл и огромная жестяная ванна были доверху наполнен водой, лавки влажно блестели, а окошко радостно сияло исключительно чистыми стёклами и беспрепятственно пропускало золотистый солнечный свет.
По дороге домой я заглянул в хлев к нашей спящей красавице — Мурке. Коза лежала в том же положении, в котором её оставили, мерно сопела и в целом выглядела неплохо, даже не похудела. Я погладил её по голове, почесал за ушком — никакой реакции. Интересно, а спящая коза нуждается в доении? Я отодвинул густую шерсть, нащупал вымя, осторожно потянул сосок и… ничего. Даже пол капельки не вышло. И всё же, колдовство колдовством, а Мурку свою каждый день понемногу буду тормошить. Вдруг что-нибудь, да сработает.
Спазм в животе и громкое требовательное урчание заставили меня попрощаться с козочкой и заторопиться в дом.
Вы уже представляете, как я с аппетитом завтракаю? Ошибаетесь! На кухонном столе не стояла дымящаяся сковорода с омлетом, не томилась в журчащем масле золотистая картошечка, и даже тёплый чай с сухариками не мечтал, чтобы кто-нибудь очень голодный с благодарностью им угостился. В избе даже не пахло едой, а возле печи не суетился хозяйственный Никитка. Более того, его даже не было видно в помещении.
Я обошёл дом и нашёл друга в совершенно неожиданном месте — облокотившись на край открытого сундука он, изнурённый бессонной ночью, сладко похрапывал во второй, холодной комнате. Первой мыслью было оставить его выспаться, но, несмотря на уличную жару, в этой комнатке было очень прохладно и я осторожно разбудил Никиту:
— Ники, слышишь, тут прохладно, заработаешь простуду, на диване отсыпайся, я мешать тебе не буду.
— Гоша? Ты чего? И не сплю я совсем, перловку ищу, — он наткнулся на мой недоверчивый взгляд, — ёлки кудрявые, неужели правда на минутку заснул? — Он посмотрел на часы, — что? Четыре часа проспал? — Мне стало смешно, что Никита так виновато суетится, — слушай, извини, я сейчас что-нибудь быстренько соображу поесть и растоплю баньку, — договорил быстро прогнавший сон товарищ, уже выбегая на улицу.
— Вот он, наш чудесный свежий завтрак, ещё не остыли, — Никитка протянул мне кепку, в которой лежали белые и правда тёпленькие куриные яйца.
— Вот бы сделать нам омлет, жаль, что плитки дома нет!
— Да ты чего! Какой омлет? Я тебе сейчас такую вкуснятину покажу! Смотри! — Никита отколупнул у яйца сверху немного скорлупы, чуть посолил, запрокинул голову и… выпил всё яйцо. Причмокнул, облизал губы и стал подготавливать второе, — ну ты чего не завтракаешь? Давай, не бойся, это же не магазинные, а настоящие деревенские яйца, присоединяйся, — он протянул мне ещё не остывший несушкин подарок.
Было очень непривычно и даже странно вот так, прямо из скорлупы высасывать солоноватый, тающий во рту белок и ощущать на языке жирный, густой, потрясающе вкусный желток.