Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 10



Если бы Голливуд и кинопромышленность были государственными предприятиями или если бы в Англии речь шла о поступлении на работу в Британскую радиовещательную корпорацию, трудно себе представить, чтобы «голливудская десятка» или аналогичная группа людей нашли себе работу. Точно так же трудно себе представить, что решительные сторонники индивидуализма и частного предпринимательства – да и вообще решительные сторонники любого мировоззрения помимо идеологии сохранения статус-кво – нашли бы работу при таких обстоятельствах.

Еще один пример той роли, которую рынок играет в деле сохранения политической свободы, относится к нашему опыту с маккартизмом. Оставив в стороне существо дела и вопрос об обоснованности предъявлявшихся тогда обвинений, полюбопытствуем, какую защиту имели допрашиваемые, и в особенности государственные служащие, от безответственных обвинений и попыток влезть в дела, исповедаться в которых было для них против совести? Если бы не было альтернативы государственной службе, апелляция их к Пятой поправке обратилась бы в пустую пародию.

Основная защита их состояла в существовании частнорыночной экономики, в рамках которой они могли заработать себе на хлеб. И здесь защищенность их была не абсолютна. Многие потенциальные частные наниматели не желали (правы они были или нет) брать на работу пригвождаемых к позорному столбу. Вполне возможно, что издержкам, которые несли многие из этих лиц, было куда меньше оправдания, чем издержкам, с которыми обычно сопряжена пропаганда непопулярных идей. Но суть дела в том, что издержки эти были ограничены и не нестерпимы, как было бы в том случае, если бы существовала одна лишь государственная служба.

Интересно отметить, что непропорционально большая часть этих лиц ушла, судя по всему, в секторы экономики с наибольшей конкуренцией, – мелкий бизнес, торговля, фермерство, – где рынок наиболее близко подходит к идеальному свободному рынку. Покупая хлеб, никто не знает, кто вырастил для него пшеницу: коммунист или республиканец, конституционалист или фашист, или, если уж на то пошло, негр или белый. Этим иллюстрируется то, как безличный рынок отделяет экономическую деятельность от политических взглядов и ограждает людей от дискриминации в их экономической деятельности по причинам, не имеющим никакого отношения к их производительности: связаны ли будут эти причины с их взглядами или с их цветом кожи.

Как можно заключить из этого примера, в сохранении и укреплении основанного на конкуренции капитализма наиболее кровно заинтересованы именно те меньшинства, которые легче всего становятся объектом недоверия и вражды со стороны большинства, – негры, евреи, инородцы (говоря лишь о самых очевидных). И тем не менее, как ни парадоксально, как раз из этих групп набирается, как правило, непропорционально большое число врагов свободного рынка – социалистов и коммунистов. Вместо того, чтобы признать, что существование этого рынка оградило их от неприязни сограждан, они ошибочно относят на счет рынка остаточные проявления дискриминации.

Могучая рука рынка

Ежедневно каждый из нас потребляет несметное количество товаров и услуг. Мы едим, одеваемся, защищаем себя от непогоды или просто тратим деньги на удовольствия. Мы считаем само собой разумеющимся, что все эти товары и услуги доступны нам в любое время – стоит нам только пожелать их приобрести. Мы никогда не задумываемся над тем, сколько людей тем или иным способом вовлечены в их производство. Мы никогда не задаем себе вопроса, как это получается, что на полках соседней лавочки (а в последние годы – крупного супермаркета) оказываются именно те товары, которые мы собирались купить, и почему у нас всегда есть для этого деньги – и действительно, большинство из нас почему-то имеет возможность заработать их в достаточном количестве.

Вполне естественно предположить, что кто-то должен распорядиться о том, чтобы «нужный» товар производился в «нужном» количестве и продавался в «нужном» месте. Именно таким методом осуществляется координирование действий множества людей в армии. Генерал отдает приказ полковнику, полковник приказывает майору, майор – лейтенанту, лейтенант – сержанту, а сержант – рядовому.



Но метод приказа, или директивный метод, может быть единственным или основным организационным методом только внутри очень малой группы людей. Даже самый самовластный глава семьи не может контролировать каждое действие других ее членов с помощью одних только приказаний. Ни одна крупная армия не может функционировать исключительно на основе приказов. Ни один генерал не может на практике обладать информацией, необходимой для управления каждым действием рядового солдата. В каждом звене командной цепи исполнитель – будь то офицер или солдат – должен быть уполномочен использовать по своему усмотрению известную ему информацию относительно конкретных обстоятельств, которой его командир может и не располагать. Приказания должны дополняться добровольным сотрудничеством – то есть куда менее очевидным и более тонким, но гораздо более важным с принципиальной точки зрения способом координирования действий большой группы людей.

В качестве примера крупной экономической системы, управляемой с помощью директивного метода, обычно приводят СССР – страну с централизованной планируемой экономикой. Но так дело обстоит лишь в теории, отнюдь не на практике. На каждой ступени экономической деятельности в этой стране – иногда легально, а иногда и нелегально – вступает в силу и действует принцип добровольного сотрудничества: иногда – чтобы дополнить метод централизованного планирования, а иногда – чтобы скомпенсировать недостатки, обусловленные его жесткостью и негибкостью.

В области сельского хозяйства колхозникам разрешается в нерабочее время выращивать сельскохозяйственные продукты на небольших приусадебных участках и разводить скот для личных нужд или для продажи на относительно свободном рынке. Личные участки занимают меньше одного процента всех сельскохозяйственных угодий страны, но для них, как полагают, производится почти одна треть всех сельскохозяйственных продуктов в Советском Союзе. Оговорка «как полагают» необходима здесь потому, что есть все основания думать, что часть сельскохозяйственных продуктов, произведенных в колхозах, нелегально продается на рынках под видом продуктов личных подсобных хозяйств.

Что касается наемных работников (рабочих и служащих), то они редко получают распоряжение работать на определенном месте; фактически планирование и управление ресурсами рабочей силы применяется здесь в весьма ограниченном масштабе. На деле каждой работе или должности соответствует определенная зарплата, и желающие работать на этом месте вольны сами предлагать свои услуги. Это положение во многом сходно с положением в капиталистических странах. Будучи принятыми на работу, они могут впоследствии быть уволены или перейти на другую работу «по собственному желанию». В Советском Союзе существует множество ограничений, касающихся того, кто и где может работать; и уж конечно, закон запрещает частным лицам кого-либо нанимать на работу. Тем не менее, существуют многочисленные «подпольные цеха», продукция которых поступает на весьма обширный «черный» рынок. В больших масштабах распределять рабочих по рабочим местам просто невозможно и, как видно, также невозможно полностью подавить деятельность частных предпринимателей.

Привлекательность различных рабочих мест в Советском Союзе часто зависит от того, какие возможности они предоставляют для нелегального или полулегального побочного заработка. Москвич, в квартире которого произошла поломка, мог бы месяцами дожидаться техников из жилищной конторы. Вместо этого он может нанять шабашника, и весьма вероятно, что тот окажется как раз техником из ЖЭКа. В результате ремонт производится быстро и аккуратно, а техник кладет себе в карман некую дополнительную сумму. Довольны оба: и хозяин квартиры, и шабашник.

Эти ростки добровольного обмена, присущие свободному рынку, процветают, несмотря на их несовместимость с официальной марксистской идеологией, поскольку цена их ликвидации была бы для властей слишком высокой. Можно было бы вообще запретить приусадебные участки, но голод 30-х годов служит действенным напоминанием того, к чему это могло бы привести. Советская экономика сегодня едва ли является примером высокой производительности, а без этих элементов добровольного обмена она была бы еще менее эффективной. Недавние трагические события в Камбодже показали, к чему приводят попытки полностью отказаться от свободного рынка.