Ошибка

До тех пор, пока он вдруг сам не нашел меня. Пригласил к себе домой и предложил вложить в мой магазин довольно крупную сумму денег.

Мы выпили бутылку его коньяка – кстати, довольно хорошего – и разошлись фактически партнерами. В его желании я не видел никакого подвоха, тем более, что мои капиталы оставались неизмеримо более весомыми. Но тем не менее я ощущал, что бизнес остро нуждается в притоке оборотных средств и обрадовался внезапно найденному компаньону.

Я думал, что он, как и многие, приходившие и уходившие прежде, даст деньги под процент, удовлетворившись распиской, но он попросил – в целях спокойствия, по его выражению – чтобы я сделал его официальным соучредителем фирмы. Не для реального участия в делах, а лишь для порядка.

Я не имел ничего против Хаканова; в школе он никогда не был мне симпатичен, но в бизнесе руководствуются не симпатиями, а расчетом – полный идиот, даже ощущая медленное угасание фирмы, я все еще считал себя бизнесменом. И совершено спокойно принял его условия, сделал перерегистрацию и внес его в состав участников ООО, справедливо распределив наши доли.

Надо сказать, что вливание живых денег в самом деле гальванизировало дело. Я закупил партию нового товара, который начал расходиться, снова появился быстрый оборот и я уже совершенно не сомневался в том, что выплыву без Олега.

Тем более, что Хаканов действительно не вмешивался в дела; раз в месяц я привозил ему домой положенные пять процентов, мы несерьезно беседовали о делах, и этим все ограничивалось.

Я пребывал в эйфорических эмпиреях, по-прежнему ощущая себя твердо стоящим на земле. Пока позапрошлым летом не произошла катастрофа.

Такая, которой я не ожидал никогда.

Мы с Анечкой, как уже привыкли за последние годы, улетели отдыхать. На Канарские острова, к океану, около которого круглый год держалась средняя температура: с ее сердцем нельзя было ездить в действительно жаркие края вроде Египта или Эмиратов.

Улетел я обеспеченным и уверенным человеком. А вернувшись, нашел себя нищим.

Правда, не сразу.

По возвращении меня ожидала всего лишь мелкая неприятная новость: во время моего отсутствия магазин навестила проверка налоговой полиции, хотя я вел дела достаточно открыто и не имел явных причин для каких-то обысков.

Однако документацию все-таки арестовали, хотя и вернули через несколько дней. Не наложив даже никакого минимального штрафа за оплошность.

Я прекрасно знал о мелких погрешностях в новой кассовой книге: круглозадая бухгалтерша Ленка, несмотря на россказни о своей опытности, за многие месяцы ужасно запустила всю документацию; я собирался ее менять, но периодические, хоть и редкие занятия сексом с нею понуждали откладывать неприятную акцию на потом.

Вот это отсутствие штрафов меня насторожило, и я сам наведался в налоговую – и там с удивлением узнал, что никакой проверки в наш магазин не посылалось. Откуда взялись два наглых парня в полицейской форме и с автоматами – этого никто не смог объяснить.

Мне бы тут вспомнить давние хвастливые слова Хаканова о том, что у него есть «прихваты» во всех службах города, включая налоговую полицию, но я не вспомнил.

И все еще некоторое время не принимал случившегося всерьез. Пока не ткнулся лбом во внезапно выросшую стену. Пришел черед платить аренду, и банк вдруг не принял платежки с моей подписью – она была зарегистрирована одна, бухгалтер не предусматривался.

Обескураженная Ленка сказала, что ей ничего не объяснили, заявив лишь, что в нашей фирме теперь другой директор.

Не разбираясь, я пошел не в банк, а сразу в отдел регистрации юридических лиц своей налоговой инспекции – и там, к своему полному ужасу и непониманию узнал, что в нашем ООО директором числится Хаканов, да и вообще он стал единственным его участником. Я не верил ушам и глазам; если бы подо мной провалился пол, я бы удивился меньше. Не веря происходящему, я продолжал тупо сидеть в кабинете – инспектор, не зная, как от меня избавиться, показала аккуратно подшитые новый устав и учредительный договор, и протокол собрания участников, то есть нас и Хаканова, на котором я по собственному желания был выведен из состава.

Все еще не понимая происшедшего, я помчался в районную администрацию – там мне продемонстрировали то же самое плюс договор переуступки доли и мое заявление о выходе из состава ООО, напечатанное на принтере, но подписанное мной. И вообще на всех документах – на протоколе и договоре, в частности, стояли мои подписи.

Тут я понял, что Хаканов оказался подлецом, какого я в нем не предполагал. И разъярился, но все еще не проникся подлинной серьезностью ситуации. Я решил, что он просто нагло подделал мою подпись, которая была, надо сказать, довольно сложной и любая экспертиза выявила бы мошенничество.

Злой и взбешенный предательством компаньона, но еще не видящий сокрушительных последствий, я возвратился в магазин, и только входя в свой кабинет, вдруг вспомнил ужасную вещь.

Настолько ужасную, что волосы в прямом смысле встали дыбом, а ноги отказались держать. Плюхнувшись в кресло и ощущая небывалую, прежде сердечную боль и какое-то совершенно незнакомое жжение в глазах, точно они распухли и хотели вывалиться прочь, я посидел несколько минут, потом прошел в бухгалтерию, запер за собой дверь и начал допрос с пристрастием.

Дело в том, что уезжал я часто. И поскольку не назначал вместо себя никого официально, всегда оставлял достаточное количество чистых листов со своей подписью в нужном месте. Для различных платежей: за товар и всяких других неожиданных – которые могли возникнуть без меня. Я доверял прежнему бухгалтеру и ни о чем не беспокоился; по моему возвращению она всегда отчитывалась о напечатанных платежных поручениях и возвращала мне оставшиеся неиспользованными листы, которые мы тут же рвали. Насколько я знал, так поступали практически все директора предприятий: назначение своего преемника хотя бы на время всегда требовало нудного оформления документов в банке, а бухгалтеры всегда пользовались неограниченным доверием; с иными просто никто не работал.

Улетая с Анечкой на Канары, я привычно оставил подписанные листы Ленке: у меня не было причин не доверять ей.

И сейчас, с ужасом и ненавистью глядя на эту лупоглазую дуру, я относительно спокойно поинтересовался, какие конкретно документы забрали для «проверки» наглые автоматчики, и все ли вернули потом.

Она утверждала, что все до единого. Но когда я спросил, где чистые листы с моей подписью, Ленка захлопала глупыми глазищами и ничего не сказала. Она держала их в общей куче с текущей документацией, не унеся домой или хотя бы не спрятав куда-нибудь, и спокойно позволила забрать вместе с остальными. И, как утверждала, забыла проверить наличие, когда в двух коробках из-под бумаги документы принесли назад.

Мне хотелось ее задушить, но я понимал, что это уже поздно. Я даже не обозвал ее ни дурой, ни падшей женщиной; в происшедшем не было ее фактической вины. Виноват был лишь я, строящий из ошибок дорогу в ад. Но так или иначе, листы с моей подписью исчезли – вот только теперь я вспомнил похвальбу Хаканова о своих дружках и понял истинную цель полицейской операции.

Следовало сразу предпринять решительные меры. Нанять хорошего адвоката и начать превентивные действия, но я был словно парализован. Никто никогда не поступал со мной так подло; я просто не верил, что не с кем-то, а именно со мной, не обманувшим за всю свою жизнь никого, можно так расправиться.

Вместо адвоката я позвонил Хаканову и встретился с ним в его машине – и он, совершенно изменившись и будучи абсолютно не похожим на прежнего моего партнера, нагло продемонстрировал ксерокопии документов, которые я уже видел, и сказал, чтобы я убирался из магазина, пока он не предъявил еще кое-что.

Я не стал его слушать. В магазине никто ничего не знал, кроме глупой Ленки – и я, пользуясь прежними правами директора, без объяснения уволил ее и всех остальных сотрудников, забрал печати, а магазин закрыл. Словно это могло чем-то помочь.