Страница 15 из 19
Ночью, когда дети спали, пришли-таки «милые гости». На ордере на обыск внизу было написано:
«Поступить по результатам».
«Результатов» полиция не получила никаких. В квартире Шумовых было «чисто».
Уходя, пристав спросил:
— Такую Доценко Екатерину знаете?
— Как же, — ответил Юрий Ильич, — она наших детей в гимназию готовит. Только вот уже больше недели, как почему-то не показывается, уроки пропускает.
— «Почему-то»… — сердито буркнул пристав. — Вы от неё подальше. Смутьянка она, в войсках мутит.
Юрий Ильич изобразил на лице испуг.
— Да что вы?! Откуда мы могли знать? Мы её по объявлению в газете взяли,
— То-то, «по объявлению», — проворчал пристав.
Снова в семье Шумовых водворился мир, но теперь дедушка рассказывал детям уже не сказки, а быль, мрачную быль. О Кровавом воскресенье 9 января, о годах своей подпольной революционной работы, о царских тюрьмах, о каторжных работах в гнилом, болотистом краю, где он и нажил ревматизм, лишивший его ног… И о смелых людях — революционерах, которые идут в тюрьмы, в ссылку, на смерть, чтобы помочь своему народу вырваться из рабства…
— Я, когда вырасту, буду революционером и прогоню царя! — воскликнул как-то Вова.
— И я! И я! — подхватила Лёля.
Дедушка улыбнулся.
— Нет, дети, — сказал он, — пока вы вырастете, царя уже не будет! — И дедушка взволнованно заговорил: — Это неизбежно, и это будет в ближайшие дни! Ведь уже все понимают, что дальше так продолжаться не может! Не только рабочие, а студенты, служащие, вся интеллигенция! Народ требует: «Дайте хлеба! Долой войну! Долой царя!..» Заводы бастуют. Теперь всё зависит только от того, когда армия перейдёт на сторону народа. И ты же слышал, Вова, что говорила Киросенька, — понимают солдаты, кто им настоящий враг!
— А где-то наша Киросенька? — вздохнула мама.
— Если жива, у неё дел сейчас по горло, — сказал дедушка.
Папа с мамой ушли из дому. Мама умоляла детей не выходить на улицу. Ведь мало ли что может случиться в такое время. Вот вчера на Петроградской стороне толпа разгромила булочную. На Лиговке убили двух городовых. За Невской заставой офицер застрелил на месте рабочего, крикнувшего: «Долой царя!» — тут же толпа растерзала офицера… Нет, детям не место сейчас на улицах!
— Хорошо, мама, — кротко обещала Лёля.
Вова промолчал.
Время тянулось медленно. Дедушка, утомлённый волнениями этих дней, уснул.
— Лёля, — сказал Вова, — ведь у нас ни крошки хлеба нет. Вчера не достали. Сходим в булочную, — может, привезли…
— А мама… — начала было девочка.
— Так мы же не по улицам пойдём! Только за угол — до булочной. Пошли!
На булочной висел замок. В окно было видно, — на полках пусто. Но очередь уже стояла. Вчера весь день не было хлеба… Может быть, сегодня привезут?
Брат и сестра стали в очередь. Она была молчаливая и хмурая. Всё больше бедно одетые женщины.
Улица была пустынна. И вдруг откуда-то из глубины пересекающей улицы раздалось пение. Пела большая толпа. Очередь зашевелилась.
— О господи! — перекрестилась старушка, стоявшая впереди. — Снова бунтовщики пошли. Угомону на них нет!
Несколько человек гневно набросились на неё.
А многоголосое пение приближалось. Очередь сразу растаяла. Кто бросился навстречу демонстрации, кто — наоборот — скрылся за углом. Вова и Лёля прижались к стене дома и ждали.
Вот из-за угла появилась демонстрация. Люди шли стройно, одной широкой колонной. Колыхались над головами красные флаги, транспаранты со словами:
«Долой царское правительство!»
«Долой войну!»
«Хлеба и мира!»
«Проклятье палачам!»
Впереди всех двое людей несли на длинных древках широкий транспарант. Огромные буквы кричали:
«Долой самодержавие!»
Одно древко было в руках молодого парня в куртке и с открытой головой. Другое крепко держала девушка.
Лёля схватила брата за руку:
— Смотри!.. Киросенька!
Да, это была она. В сером ватнике, в мужских сапогах, она высоко подняла замотанную платком голову и во всю силу своего звонкого голоса пела вместе с толпой:
— Киросенька! — рванулась было к ней Лёля, но чьи-то сильные руки схватили и её и Вову за плечи.
— Куда, ребята?! Не слышите?
Да, они сразу же услышали… Из боковой улицы навстречу демонстрации вылетел конный отряд.
— Стой! Стрелять буду! — крикнул офицер.
Толпа остановилась и грозно затихла. В наступившей тишине раздался звонкий и гневный голос Киросеньки:
— Братья солдаты! Неужели в своих стрелять будете? Не позорьте себя, товарищи!
— Молчать!
Офицер бросил коня прямо в толпу и, размахнувшись, ударил шашкой плашмя Киросеньку по голове. Она упала.
— А-а-а! — дико закричала Лёля, и державший её за плечо рабочий еле успел подхватить девочку на руки.
— Лёля! Лёля! — в отчаянии бросился к ней брат.
— Идём. Тут рядом аптека, — сказал рабочий. — И зачем только ребят на улицу нынче пускают?
В аптеке девочка быстро пришла в себя.
— Убили! — плакала она. — Киросеньку убили!..
Вова, обняв сестрёнку, молча гладил её по голове. Он и сам весь дрожал.
— Да нет, не убили, девочка, — раздался чей-то весёлый голос. В аптеку набралась целая толпа людей. — Не убили! — повторил молодой парень. — Встала она, а её сразу на извозчика — и повезли.
— Куда повезли? — закричала Лёля.
— Ясно куда. В тюрьму повезли, — всё так же весело сообщил парень. — Да ты не плачь, это ненадолго. Теперь уже скоро — конец! Солдаты-то не выстрелили! Офицер приказывает стрелять, а они не выстрелили. Здорово, а?
Кругом радостно засмеялись.
Вскоре началось то, что предвидел дедушка.
Среди дня в квартире Шумовых раздался резкий звонок и в комнату вбежал радостно-возбуждённый дядя Саша.
— Поздравляю, товарищи! Кричите ура! Ре-во-лю-ция! — Он скинул с плеч винтовку и высоко поднял её над головой. — Ре-во-лю-ция! Понимаете?!
— Рассказывай! — приказал дедушка.
Саша только что поправился от ранения. Он жил в казарме своего полка, ожидая отправки на фронт.
— Мы ещё с вечера в казарме договорились, — торопливо говорил дядя Саша. — Утром входит наш офицер. «Здорово, братцы!» А мы: «Ура-а-а!» Он позеленел. «Смир-на-а!» — кричит. А мы снова: «Урра-а-а!» Стал совсем белый. «Что это значит?» — орёт. А мы ещё раз: «Ура-а-а!» А кто-то ему: «Убирайся, покуда цел!» Ну, он — ясно — на попятный. Смылся, как не было! А мы — винтовки на плечи да на улицу. А там как раз демонстрация. Шарахнулись было от нас, а мы кричим: «Товарищи, так мы же с вами!» Что тут пошло!.. Объятия, рукопожатия, поцелуи!.. Женщины плачут. Так все вместе и двинулись… Ну, я побежал!
— Постой! Да ты расскажи…
— Некогда! Я к вам по дороге забежал… Наши пошли полицейские участки громить, тюрьмы открывать. Да! Забыл сказать: арсенал рабочие захватили! Много тысяч винтовок роздали. Теперь царю крышка! Солдаты — за народ. Ну, я побежал…
— И я с тобой! — Юрий Ильич поспешно надевал пальто.
С улицы вдруг донесло шум огромной толпы, выкрики, пение. Все бросились к окну.
По улице сплошной лавиной двигался народ. Ярко алели флаги. Колыхались полотнища транспарантов. В толпе было видно много солдатских шинелей. Каждого солдата окружала стайка мальчишек. Как завидовал им Вова! После похода в булочную детей больше не пускали на улицу.
Толпа радостно гудела — вся живая, вся напряжённая. То тут, то там вспыхивают революционные песни.
— Вот оно… вот оно… наконец-то!.. — шептал дедушка. — Вот оно!.. Я знал, что я доживу!.. Наконец-то!..
И вдруг в слуховом окне на крыше противоположного дома затрещал пулемёт. По решётке балкона простучало несколько пуль. Все инстинктивно отпрянули от окна. Это было так неожиданно, что никто не успел даже вскрикнуть. Только дедушка гневно закричал: