Страница 13 из 19
— Ну, а в общем? — нетерпеливо спросил дедушка.
— А в общем… — Киросенька глубоко передохнула, — а в общем — хорошо! Накипает гнев, накипает ненависть!.. Эту стихию правительству уже не усмирить. События близко! Наших многих арестовали, да ведь всё новые и новые агитаторы идут в войска, на заводы, на фабрики! Скоро уже, скоро!..
— Эх, мне бы ноги! Мне бы ноги мои сейчас вернуть! — с тоской проговорил дедушка.
— Дедушка! — ласково сказала мама. — Да ведь ваши листовки сделают больше, чем десять агитаторов! Ведь их без волнения и гнева читать невозможно!
— А как поднимают настроение солдат на фронте ваши карикатуры, Юрий Ильич! — воскликнула Киросенька.
«Вот как, дедушка листовки пишет!.. Папа для солдат карикатуры рисует… — подумал Вова. — И всё это от нас тоже скрывают!»
В комнате дедушки с минуту молчали. Потом мама тихо сказала:
— Киросенька, это не всё… я по вашему лицу вижу, чего-то вы не договорили… У вас на душе ещё какое-то своё, личное горе. Да?
Киросенька ответила не сразу.
— Да, — тихо заговорила она. — Горе. Но не только моё личное, а всех… На днях двух наших курсисток расстреляли. Я их хорошо знала. Они тоже на фронте вели агитацию в войсках. Среди солдат оказался предатель…
Киросенька замолчала. Стало очень тихо. Вдруг стукнула крышка пианино. Мама негромко заиграла, и, словно сговорившись, все вполголоса запели:
Торжественный мотив революционного похоронного марша ширился и до боли проникал в самую душу. Вова
уже не сдерживал слёз, они текли по щекам, и он только боялся, чтобы не всхлипнуть громко.
И снова не все слова песни понимал мальчик. Какой-то «деспот»… какая-то «рука роковая» что-то чертит на стене… Но дело же не в словах!.. Всем своим существом переживал он гибель этих двух девушек… Ведь они такие же, такие же, как Киросенька! Ведь и её могут схватить и расстрелять эти «враги-палачи»…
С каким подъёмом прозвучали последние слова! И снова стало очень тихо.
С минуту длилось молчание. Потом мама сказала:
— Киросенька, на вас лица нет. Как вы измучены! Сейчас я вам постелю. Завтра воскресенье и мы все поздно встанем. Спите спокойно.
Вова бесшумно юркнул в постель. Он весь дрожал. То ли озяб, то ли… Главное — теперь уже никто ничего от него не скроет! А они с Лёлей должны, обязательно должны помочь Киросеньке!
Мальчик проснулся рано и сразу вспомнил всё. Он быстро оделся, сел на край Лёлиной кровати и тронул сестру за плечо.
— Лёлька! Проснись! Дело есть!
Девочка медленно открыла глаза и потянулась.
— Что? — сонно спросила она.
— Да ты проснись хорошенько! Что я тебе расскажу! — И он снова затряс сестру за плечи.
— Про Киросеньку?
— Да. Только тихо, — все ещё спят. Киросенька здесь, у нас. Спит на диване в дедушкиной комнате.
— Ой! — радостно воскликнула девочка и, спохватившись, зажала рот ладошкой.
— Слушай, Лёлька! Ты знаешь, кто она?
— Как кто? Наша учительница.
— А ещё?
— Ещё? Курсистка.
— А ещё?
Лёля смотрела на брата, широко раскрыв глаза.
— Ну, слушай, — шептал Вова. — А ещё она — революционерка. Она ездила на фронт и там уговаривала солдат не воевать с немцами, а свергнуть царя! И вообще сделать революцию…
— А ты откуда знаешь? — не то удивилась, не то испугалась Лёля.
— Ты молчи и слушай! — И Вова подробно рассказал всё, что услышал, сестре.
У Лёли задрожали губы.
— Почему ты не разбудил меня? Я тоже хотела послушать! — Она ткнулась лицом в подушку и горько заплакала.
— Ну вот, сейчас и реветь! — рассердился Вова. — Да как же можно было тебя будить? Ты бы обязательно разревелась, и нас бы прогнали, и мы бы ничего не узнали. А теперь… слушай! Нам нужно помочь Киросеньке!
— Помочь? — У Лёли сразу высохли слёзы. — Как помочь?
— Слушай, что я придумал! — шептал Вова. — Она у нас ночевала, потому что боится, что у неё дома засада.
— Засада? Какая засада?
— Ну, понимаешь, всех её товарищей посадили в тюрьму. И её, конечно, ищут. Может быть, в её комнате уже засела полиция и ждёт её. Чтобы сразу схватить — и в тюрьму!
— Ой, как страшно, Вовка!
— Конечно, страшно. Вот мы с тобой и должны узнать, есть ли там у неё засада или нет.
— Это она просила? — наивно спросила Лёля.
— Глупая ты, Лёлька! Это я придумал, и никто знать не должен! Думаешь, нас пустят? Они же считают, что мы маленькие, совсем глупые и ничего не сумеем. А мы им покажем!.. Я придумал… Ты одевайся скорее, пока наши не встали.
— Ладно! Сейчас оденусь! — заторопилась Лёля. — Ты на моих чулках сидишь, пусти.
Через несколько минут дверь за ними бесшумно закрылась. Умыться и позавтракать было некогда.
Трое Шумовых и Киросенька сидели за завтраком и недоумевали — куда девались дети?! Особенно волновалась мать.
— Неужели пошли гулять, не поев? Да и вообще на улицах сейчас неспокойно! Зачем детям видеть всё это?
— Нина, — мягко сказал Юрий Ильич, — революция есть революция, и всё равно ты её от детей не спрячешь.
Киросенька горячо поддержала разговор:
— Да, Нина Дмитриевна! Я рада, что об этом заговорили! Я давно хотела сказать… Помните, когда я в первый раз пришла к вам, вы просили меня не говорить детям о политике…
— Мне так хотелось, — перебила Нина, — чтобы их детство было радостно и безоблачно…
— О какой безоблачности может быть речь?! — воскликнула Киросенька. — Сейчас, когда вся страна кипит?! Нельзя больше держать детей под стеклянным колпаком, Нина Дмитриевна! Нельзя! Они же уже большие! Они всё видят, всё слышат… Они же знают, что в городе не хватает хлеба. Слышат о забастовках, о восстаниях, о зверствах полиции! Это же чистая случайность, что они ещё ни разу не встретились с демонстрацией!
— Вот этого я больше всего боюсь! — чуть не плача, воскликнула Нина.
Муж с тревогой посмотрел на неё.
— Киросенька права! — заговорил и дедушка. — Дети выросли. И они гораздо умнее и наблюдательнее, чем…
В эту минуту в прихоже^й хлопнула дверь и в столовую, в шубах и шапках, вбежали Вова с Лёлей. Раскрасневшиеся, с блестящими глазами, они еле переводили дыхание, — видимо, одним махом вбежали на пятый этаж.
— Киросенька, — выпалил Вова, — не ходите к себе домой. У вас там засада!
— Что? Что? — Девушка вскочила с места. Остальные онемели от изумления.
— Да, да! Мы там были! Мы придумали, — быстро затараторил Вова.
— Два дядьки! Оба противные! — перебила Лёля.
— Постой! Я по порядку… Мы придумали с Лёлей. Пошли к вам будто узнать, не заболели ли вы… И учебники и тетрадки взяли. Позвонили. Открыла хозяйка…
— Перепуганная! — вставила Лёля.
— Мы говорим: «Екатерина Осиповна не больна?» А из вашей комнаты выходит дядька…
— Ой, противный!
— Не перебивай, Лёлька! Спрашивает: «Вы кто такие?» Я говорю: «Мы её ученики. Она не больна? Целую неделю на уроки не ходит! А мы всё, что надо, давно сделали, вот!..» А он хвать у меня из руки книги и тетради, давай перелистывать…
— А я спрашиваю: «Дядя, а вы кто ей?» — отстраняя Вову, заговорила Лёля. — А он говорит: «Я брат Екатерины Осиповны, приехал к ней из провинции в гости с приятелем, а её и дома нет». А мы же с Вовкой знаем, никакого брата у вас нету!