Страница 2 из 5
Bochum
* * *И вот завеса в храме раздралась надвое.
Мф., 27, 51Хочу ехать с тобой в электричке межрегиональной(интеррегиональбан удобный, зелёный такой),в третий раз расскажу, как – насыщен туманною манной —пропадал, оживал и опять умирал под пятойПоядавшего пламя – народ, пересозданный дважды;как, увидевши Край, Краснолицый в сомненьях упална лице свое и на одежды, и влажныйрот разинул в одном из Господних зеркал,обращённых к земле мимо ангелов, мимо проклятий,огибая пророчества, Силы минуя, и вот,усомнившийся гибнет и серое, пыльное платье,подминая под спуд, на лице свое присно падёт;просто в линию вытянуть эти прирейнские плёсы,только Мюльхайм и Дуйсбург оставить в покое лесам —и пустой горизонт резедою сырой отзовётся,и завеса – на две половины взлетит к небесам.Bochum
* * *Былой диагноз: «пульм эт корин нор.» (что значило – «всё в норме»)запомнил из рецептов сорных,всегда звучавших, как укор.По вечерам я слышал хор —дуэт, верней сказать, и в формевоенной был отец, и в корневсегда был прав, что твой сапёр.Мои родители-врачиимели цель: лечи, лечи! —над каждым словом совещались.«Не навреди!» – так Гиппократим диктовал и обещал из —бавить бед, обману рад.* * *Не форсировать! Олететрин!Я внимал, как глухая тетеря,полурусским словам – не моим,но как будто понятным по мере,предназначенной давним врачом —педиатром для лёгкого слухаэскулапа-коллеги, причём —на старуху бывает проруха! —продираясь сквозь дебри густых,дребезжащих, как жесть, приговоров,я смотрел, как видна из-за них,мимо детских опасливых взоров,моя мама; вкушая, вкусихмало мёда диагнозов устных,терапевт участковый проникв педиатровы речи прокруста;а над ними, в затылок дыша,глоссолалия тучей косоюбурей слов неопознанных шлараскалённым бронхитовым строем* * *остаётся немногое: подле котельнойсерый полдень был так тороплив, суетливи податлив, как воск. Там, премного болтлив,я рассказывал Жеке и Сане отдельно(а потом ещё вместе) фантастику. Ихудивление было особого сорта:как-то эти истории в душах своихразмещали они, и ни бога ни чёртане старались призвать, чтоб сюжетов густыхперезревший сироп не растёкся на ихлицах недоумённой пронзённой ухмылкой,и, слезами облившись над вымыслом сим,на скупой авансцене за первой бутылкойя впервые на бис был так пылко просим* * *ближе и ближе левей и правейкрепче к гончарному кругу приникнувгрудью рукою натруженной вспыхнутьне пререкаться трудней и вольнейчем на излёте седых снегирейгулкою гирей удариться в рифмунедозвеневшую лезвием бритвыточно отточенным злей и острейадову другу добавить умав правом предсердии вольтова тьмане догорает прерывистой нитьюснова не выгорит этот отлётиздали даже благое наитьевыглядит как от ворот поворот* * *Для И. Кабыш
«да, ты меня любил не за стихи!» —так пригвоздила к стулу поэтессасебя саму (иль самоё), и местане стало мне в сем мире чепухи.Ведь коли «ты» обращено к нему,то – и ко мне, и к каждому, кто лестноготов, пленившись гением злодейства,всё мерить по себе и самомусебе вручать и камень, и стрелу,и дар напрасный и случайный, мглуещё нерасшифрованных посланий,сизифа, себастьяна скорбь, игрузакланий и последних содроганий……Искейп-дилит, постойте: весь умру.* * *такое концентрация собойчто только концентричное туманувся кольца подпускающего в планытревоги боевая трудовойтакая полагаете концычто кажемся неполное началауйдёт как лампой тихо вполнакалакалорий колкой веди люди рцысолги такой не вытерпят и раньацтека прочь и юница фораньфанерой нофелет форель офортитне пофартит афронт фита на ферткоса да камень розочки на тортежить минус плюс на минус выйдет смерт* * *не от сил ханаанская тяжестьжестяную истому со лбаубирает и ропщет и вяжетбело-белое слово судьбанеспроста и не более мигане болит легкокрылая тьмаи тюрьма и сума и веригане смешны но смешались с умачем вольней волоокие волнытем полнее расплещется молнийледенящая взоры пургадаже самые долгие звонынастигают свои берегасолон воздух и воды бездонны