Моривасэ Моногатари

Вскоре от группы галдящих иностранных консультантов отделился высокий гайдзин, подошел к самураю Цюрюпе Исидору и вежливо ему поклонился.

— Мое имя есть Андзин-сан, — сказал он по-русски, но с глубоким акцентом, — Могу я сесть в ряд с вами?

— Конечно, — ответил самурай Цюрюпа Исидор, — Меня зовут Цюрюпа Исидор, я самурай дома Мосокава. И я прошу у вас прощения за то, что не поднялся вам навстречу.

— Вы правильно сделали, Исидору-сан, — кивнул Андзин-сан. — Вы иметь мечи, и я мог принять вашу вежливость как агрессию.

— Просто хороший вечер, — пояснил самурай. — А обязанности мои на сегодня исчерпаны... Хотелось насладиться закатом.

— Я вас отвлек от созерцания прекрасного, — сокрушенно сказал Андзин-сан, — приношу извинения. Но мои коллеги просили узнать — почему вы отдеты в этот странный костюм?

— Уважаемый Андзин-сан, — сказал самурай Цюрюпа Исидор, — Я вижу, что вы культурный человек, и я уверен, что вы не хуже меня знаете ответ на этот вопрос. Более того, я заметил, что вам самому гораздо более удобна и привычна была бы одежда, подобная моей, чем та, которую вы носите по обязанности сейчас. И, при всей вашей выдержке, вам не удается скрыть огорчение от того, что ваши мечи остались на постоялом дворе. Боюсь, что вы правы: нынешним вашим спутникам всего этого не понять. А потому скажите им, что я простой актер, наряженный в шутовской наряд для развлечения горожан. Именно такого ответа они ждут, а потому и поверят ему сразу. Я же буду счастлив встретиться с вами в другое время и в удобном для вас месте, когда ваши мечи снова будут при вас.

Андзин-сан был настолько поражен этой речью, что поднялся со скамейки и глубоко поклонился самураю.

— Вы — хатамото? — спросил он, и в голосе его звучало самое искреннее восхищение.

— Я простой воин, идущий путем меча, — сказал Цюрюпа Исидор. — И не кланяйтесь мне больше, вы же не сможете объяснить своим спутникам, почему выказывали уважение простому актеру как будто равному. Саёнара, Андзин-сан.

— Саёнара, Исидору-сан, — ответил Андзин-сан, все-таки поклонился еще раз и быстрым шагом человека, привыкшего к гэта, направился к поджидавшим его подданным Императора.

— Бедняга, — пробормотал ему вслед самурай Цюрюпа Исидор. — Как же тебя угораздило..

Он откинулся на спинку скамейки, зажмурился и поднес к губам горлышко бутылки.

Зазвонил мобильник.

О человеческих жертвах, потребных для науки

Однажды самурай Цюрюпа Исидор пришел домой со службы и привычно включил телевизор.

Надо сказать, что самурай Цюрюпа Исидор, как убежденный буддист, смотрел телевизор исключительно буддистскими способами. Вот и сейчас он повернул телевизор так, чтобы экран был виден стоящему на комоде гипсовому Будде, а сам ушел на кухню разогревать саке. И он даже не слышал, что там по телевизору в новостях говорят. А если вдруг и слышал, то не понимал.

Поэтому когда на кухне ему стало что-то не слишком хорошо, он как-то не сразу связал свое пошатнувшееся самочувствие именно с новостями. Подумал, что на службе чем-то отравился. Может, кефир был некачественный, не знаю? Саке-то он еще даже разогреть толком не успел. И потом — какому же самураю от саке плохо бывает?

Когда самурай Цюрюпа Исидор в третий раз выпрямился после прочистки желудка, он заметил, что гипсовый Будда как-то не слишком приветливо на него смотрит из комнаты. Кажется, так бы и забодал он самурая Цюрюпу Исидора, если бы было чем. Нехороший был такой взгляд у Будды. Причем понятно было, что осуждает Будда не то, что самурай Цюрюпа Исидор мается желудком — к такому недомоганию Будда всегда относился с пониманием, учитывая всегдашние высокое качество и свежесть московских молочных продуктов. Но что же тогда так возмутило Просветленного?

Озадачившись, самурай Цюрюпа Исидор взял пульт, выключил телевизор — и его тут же перестало мутить!

Мало того — Будда сразу же перестал сердиться и даже улыбнулся.

Удивился самурай Цюрюпа Исидор, как никогда доселе не удивлялся. Хотел было позвонить наставнику Кодзё, чтобы спросить у того совета, но решил сначала проверить, верно ли он все понял. Но, конечно, Будду он больше мучить телевизором не хотел, а потому вынес его на балкон и поставил там, чтобы Просветленный мог без помех побеседовать с голубями. Может быть, даже с воробьями. Самурай даже сёдзи задвинул поплотней, чтобы не мешать Будде звуками новостей.

Свершив сие, самурай Цюрюпа Исидор помедитировал немного, дабы освободить дух свой от неприятного вкуса во рту, и снова включил телевизор.

И тут же ему опять стало что-то не слишком хорошо.

Причем, вроде бы, ничего плохого в новостях не было. Наоборот — урожай риса обещался невиданный, острова Шикотан и Итуруп рапортовали о богатейшей рыбной прибыли, а воровской лов краба, напротив, всемерно уменьшался. Доярка Чакробортьева второй раз уже родила пятерню, а знаменитый ниндзя-расстрига, известный под кличкой Макро-Бонсай, публично покаялся и был принят обратно в свой клан на испытательный срок.

Всё это было хорошо, но почему-то самурая Цюрюпу Исидора от всех этих новостей тошнило все сильнее и сильнее, и даже самая глубокая медитация не могла уже избавить дух его от неприятного вкуса во рту.

В конце концов, он все-таки позвонил наставнику Кодзё, но тут повествование о самурае Цюрюпе Исидоре должно остановиться, а внимание читателя хитроумно переключиться на шарфюрера Отто фон Какадзе, который по долгу службы слушал всё, что происходило в квартире самурая Цюрюпы Исидора.

Именно в этот момент шарфюрер Отто фон Какадзе связался со своим непосредственным начальником кубфюрером Отто фон Высморком.

— Ну и? — сурово и со значением спросил кубфюрер.

— Эффект устойчивый, — доложил шарфюрер Отто фон Какадзе. — Блюёт, как заведенный.

— Поразительно, — сурово и со значением сказал кубфюрер. — Другой бы на его месте давно выключил телевизор — и всё.

— По-моему, он нас изучает, — предположил шарфюрер Отто фон Какадзе. — Исследует закономерности с целью в дальнейшем противодействовать.

— Это опасно? — сурово и со значением осведомился кубфюрер.

— Мы не знаем, — сознался шарфюрер Отто фон Какадзе. — Ясно одно: как только мы запускаем новости, у него это начинается опять. Как только не запускаем — пищеварение нормальное.

— Тогда давайте пока временно не будем запускать, — сурово и со значением предложил кубфюрер. — А то скверфюреру позвонил лайнфюрер и сказал, что пойнтфюрер тоже не смог сегодня поужинать... Вы понимаете, что это может значить?

— Нет, — соврал шарфюрер Отто фон Какадзе.

— Вот и я не понимаю, — сурово и со значением соврал в ответ кубфюрер. — Но установка руководства такова: исследования не прекращать. И как только он научится нам противодействовать, нужно будет непременно перенять у него опыт. Если удастся, я вас представлю. Лично.

— Служу России! — отрапортовал по уставу шарфюрер Отто фон Какадзе.

— Вольно, — сурово и со значением скомандовал кубфюрер и выдержал паузу.

Шарфюрер Отто фон Какадзе потрясенно молчал.

— Шутка, — сурово и со значением пояснил кубфюрер Отто фон Высморк.

И дал отбой.

Как раз в это время гипсовый Будда на балконе самурая Цюрюпы Исидора беседовал о высоком с воробьем, который, по иронии кармы, в прошлой жизни тоже был кубфюрером. Правда, ещё в те времена, когда телевизоры были совсем маленькими и гораздо больше походили на третий глаз, чем нынешние.

О том, какую великую власть искусство имеет над жизнью самурая

Однажды в среду самурай Цюрюпа Исидор так увлекся чтением «Пионового фонаря», что едва не опоздал на службу. Спохватившись в последнюю минуту, он схватил мечи и выскочил из квартиры, чуть не сбив с ног Такэто Нутипа, своего доброго соседа из квартиры снизу.

— Так это, — крикнул ему вслед Такэто, — ты, ну, типа, как насчет вечером посидеть?..

Но самурай Цюрюпа ничего не ответил доброму соседу, поскольку очень уж спешил. Поэтому Такэто Нутипа довольно сильно на самурая обиделся и пробурчал в его адрес что-то такое, что сам он по доброте душевной считал безобидным междометием.