Он скоро умрет

Александр Шохов

Он скоро умрет

Каждый день у моря в Аркадии собирались посидеть на пляже пенсионеры и безработные. Одетые в черное и серое, они смотрели на море, вглядываясь в горизонт, и казалось, что они ждут чего – то неизбежного, что обязательно должно прийти оттуда, из места, где небо и море становятся одной стихией.

Вокруг, на проданных городскими властями пляжных территориях, велись шумные строительные работы: ошалевшие от чувства обладания престижной площадью бизнесмены готовились к лету. Одесса ждала туристов, иностранных моряков, – всех тех, для кого этот город запомнится нескончаемым праздником.

Еще не было тепло, конец апреля не радовал солнечными днями, но некоторые осмеливались купаться в прибрежных волнах.

Каждый раз, когда я приходил посидеть у моря, она проходила мимо меня. Проходила, не замечая. Наверное, ей было все равно, кто на нее смотрит. Я не знал, кто она. Иногда появляясь на пляже в обществе подруг, она звонко смеялась, и в ее каштановых волосах играли лучи солнца. Иногда я видел, как она идет по улице, погруженная в себя и в то же время похожая на единственное цветное изображение на черно – белом фото. Однажды я увидел ее в Городском Саду. Она сидела перед художником, который рисовал ее портрет. Тогда, остановившись, я смотрел на нее почти час, наблюдая, как тонкие черты юного лица проступают на белом листе ватмана. Против моей воли получалось, что я встречал ее почти каждый день.

Одесса – маленький город, где все знают друг друга. Поэтому встреча с одними и теми же людьми – вовсе не редкость. Но к ней я испытывал непреодолимое и глупое влечение, она стала моей навязчивой мыслью, моими снами и грезами, которым я предавался, сидя под своими любимыми деревьями около дома.

Впрочем, пора сказать, кто я такой, чтобы было понятно, почему это влечение выглядело глупо. Я парализованный пятидесятилетний вдовец. Моя семья погибла в автокатастрофе, а я сел в инвалидную коляску, которая умеет спускаться по ступеням. В моих словах нет горечи. Так случилось. Может быть, это карма, я не знаю. Уже девять лет прошло с тех пор.

В отличие от других стариков – инвалидов, я более – менее обеспеченный человек. Свои двести долларов в месяц я зарабатываю переводами и преподаванием нескольких языков. Сначала ноги были парализованы полностью. Благодаря непрерывным тренировкам, последние три года я чувствую их от паха до колен и уже полгода могу двигать бедрами.

Многочасовые занятия йогой, тэнсёгрити и омнио – тренингом позволяли надеяться, что когда – нибудь я встану с инвалидного кресла. Врачи говорили о невозможности полного выздоровления. Но слово «врач» всё – таки произошло от «врать», поэтому я не особенно верю им.

Девочка с каштановыми волосами и звонким смехом, цвет глаз которой я никогда не мог определить, казалось, несла в себе всю волшебную силу жизни. И мне не хотелось думать, что она выйдет замуж по расчету или начнет стирать мужу носки. Я искренне хотел ей лучшей судьбы. Но я мог только желать ей счастья, будучи не в силах ничего сделать для нее.

Общества опустившихся стариков я избегал. Оно было мне омерзительно. Все эти бесконечные шахматные партии, приносящие мелочное удовлетворение победителю, или шумное домино с запахами дешевого табака и пота… Это было пустым ожиданием смерти.

Мне нравилось слушать море и думать о ней без малейшей надежды когда – нибудь поговорить или взять за руку. Разве она посмотрит на немощного инвалида в коляске, когда вокруг столько бодрых, жизнерадостных молодых самцов? Но тем не менее, внутренне смеясь над собой, я стал следить за своей одеждой и прической, и даже купил себе роскошные солнечные очки за пятьдесят долларов.

И день чудес настал. Это был мой день рождения, пятое мая. Пятьдесят лет, которые я не хотел отмечать, чтобы не чувствовать себя совсем уж старым. Наверное, никто из моих сегодняшних знакомых даже и не знал о юбилее. Утром я в течение двух часов дышал, делал упражнения и медитировал, затем, приняв душ, поехал в центр города, прогуляться по Горсаду и Дерибасовской. Свою «Тойоту» я оставил на Греческой, недалеко от магазина «Самсунг», и поехал в кресле по Красному Переулку.

Именно в это время она оказалась в щекотливой ситуации. Окруженная тремя молодыми здоровяками, которые прижимали ее к забору, она тихо плакала, пока один из них изучал содержимое ее сумочки.

Я подъехал и, недолго думая, схватил самого большого. Руки у меня сильные: я могу ходить на них и отлично плаваю. Схватил я его болевым приемом, поэтому он охнул и, подергавшись, обмяк.

– Эй, парни, – сказал я. – Немедленно верните девчонке все, иначе ваш друг сломает шею. Для убедительности я нажал на болевую точку и парень взвыл – думаю, больше от страха, чем от боли. Его приятели оторопели. Они как – то робко отдали девушке сумочку и кошелек, положили на землю серьги, кольца и браслеты, и стали пятиться, испуганно глядя на приятеля, стонущего в капкане моих лап. Передавив ему сонную артерию, я отпустил несчастного, и тот рухнул на асфальт.

– Пойдем со мной, – сказал я. – Они больше не опасны.

– Спасибо вам, – сказала она. – Вы очень сильный.

– Я провожу тебя немного. Как тебя зовут?

– Алла.

«Я знал, что ее зовут именно так! Просто знал!» – мои мысли были в полном смятении, но я вел себя уверенно, сохраняя бесстрастно – терминаторское выражение лица.

– А меня зовут Герберт.

– Просто Герберт?

– Просто Герберт. Терпеть не могу обращения на «Вы». Я преподаю европейские языки, профессиональный переводчик.

– А я студентка Политеха. Второй курс.

– Мы, кажется, виделись в Аркадии…

– Да, я помню Вас. Вы всегда так печально смотрите на горизонт.

– Это там общее настроение. Все словно ждут конца света.

– Да, – она засмеялась. – Верно, очень похоже. Подходишь, а они сидят и ждут… И тоже начинаешь чего – то ждать вместе с ними… Спасибо, что ты защитил меня, Герберт.

Она словно пробовала мое имя на вкус, перекатывая его на языке. У нее удивительно произносился звук «р» – почти по – французски, но все же совершенно по особенному. Как маленький колокольчик на кончике языка.

– Они знакомы тебе?

– Нет, просто идиоты какие – то. Подумали, что у меня золотые сережки с брюликами. На самом деле просто имитация.

Я оглянулся, чтобы проверить, не преследуют ли нас неудачливые грабители. Их не было.

– Кажется, они больше не привяжутся к тебе.

– Я иду к подруге. Хотите… хочешь пойти со мной?

– С удовольствием. Но в гости не принято с пустыми руками. Давай хотя бы конфеты купим. Мы зашли в бывший овощной магазин на Дерибасовской, взяли пан – пиццу и ассорти «Мауксион», и вскоре уже сидели в гостях у подруги, которая жила на углу улиц Гоголя и Маяковского. Подругу звали Лена, она была немного старше Аллы, но большой разницы между ними не ощущалось. Они весело щебетали, а я продолжал изображать из себя супермена – сгибал пятаки в трубочку и взглядом отклонял пламя свечи, чтобы затем ударом кулака с трех метров потушить его. Девчонки хлопали в ладоши, смеялись, и совершенно забыв, что я инвалид, предложили устроить танцы.

В этот момент со мной и случилось первое чудо. Мне так хотелось потанцевать с ней, что я попробовал направить энергию в ноги, и, едва не вскрикнув от внезапной боли, встал с инвалидного кресла и галантно поклонился. Чтобы вы представили, что означает для человека, девять лет проведшего в кресле, встать, – это то же самое, что за секунду увеличить свой рост на полметра из – за того, что ноги ниже колен вытянули на каком – то адском аппарате. Хотя мышцы благодаря тренировке и ежедневному массажу не атрофировались, ощущение огня и боли почти оглушало… Но я был так счастлив этому ощущению боли, – оно после полной бесчувственности было скорее невыносимым удовольствием, вызывающим слезы радости. Наверное, меня спасли в тот момент только темные очки, которые я так и не снял из – за солнца, бившего сквозь окна. Иначе они увидели бы все это в моих глазах.