Картины и голоса

Нижняя палуба полна солдат в тельняшках. Странные это солдаты. Чем-то недовольны, кричат, матерятся, не видно, чтобы у них был командир. Сброд. Палуба заплевана. Грязь, нанесенная с мокрой пристани, смешана с окурками. Некоторые солдаты валяются в этой грязи, курят, думают, даже спят. Как всегда и всюду в подобных случаях, и на этой палубе есть вожак, подавляющий и обвораживающий остальных умом, дерзостью, возможно, физической силой. Он единственный из солдат чисто выбрит. И еще одна особенность: у него вместо гимнастерки - джинсовая куртка, заграничная, в те годы большая редкость. Он благородно красив, благородно пьян. На вид ему лет тридцать.

СОЛДАТ В ДЖИНСОВОЙ КУРТКЕ (ни к кому не обращаясь, хриплым голосом). Что такое девиация? (Формулирует.) Девиация есть отклонение магнитной стрелки компаса от линии магнитного меридиана, вызванное влиянием близко расположенных намагниченных тел. (В его глазах зажигается острый пьяный свет.) Где тут близко расположенные намагниченные тела? Где и когда мы с ними столкнулись? (Увидев Помирчия.) Лейтенант, это ты - намагниченное тело?

ИЛЬЯ МИРОНОВИЧ (растерянно). У меня литер. Мне каюта полагается.

СОЛДАТ В ДЖИНСОВОЙ КУРТКЕ. Поднимись, лейтенант, к старпому, получишь каюту, раз положено. А нам в Сталинграде другие каюты приготовлены, нам их другой старпом предоставит, товарищ Азраил.

ИЛЬЯ МИРОНОВИЧ (догадываясь). Ангел смерти?

СОЛДАТ В ДЖИНСОВОЙ КУРТКЕ. Образованный. Ты, наверное, из абрамов?

Илья Миронович, оскорбленный, поднимается по трапу на верхнюю палубу.

Картина восьмая

Великолепно обставленная каюта капитана парохода. Морской блеск. Капитан женщина, и такая женщина, о которых говорят: русская красавица. Она сообщила свое имя-отчество, но собеседники называют ее Сашей, а Николай Ефимович иногда Сашенькой. Николай Ефимович - крупный, под стать Саше, сорокалетний мужчина, того русского типа, который смахивает на цыгана, что, как это ни странно, придает его грубому лицу некоторую утонченность. На нем нет погонов, в петлице ромб. Он комбриг. Пока он лежал, после ранения, в ульяновском госпитале, это звание упразднили, и Николай Ефимович, направленный в Сталинград, волнуется, он озабочен: что ему там дадут - генерал-майора или полковника?

Другой собеседник, Илья Миронович, именуется здесь Ильюшей. Оба ухаживают за капи-таном, оба обалдели от ее невероятной красоты, она, кажется, отдает предпочтение молодому, это раздражает комбрига - тем более что водку и почти всю закуску выставил он, жалкий вклад лейтенанта - банка бычков в томате. В широком иллюминаторе, выходящем на верхнюю палубу, видны вдали, в серой осенней мгле, неясные очертания домов, высокий обрыв, может быть, думает Илья Миронович,- тот самый, гончаровский.

КОМБРИГ (по всему видать - он ходок). Широка Волга, глаза радуются. У нас, в Сибири, все реки широкие. И люди - с широким сердцем.

САША (окая). Я природная волжанка, в Нижнем родилась. Мы там все волжские города по-старому называем: не Горький, а Нижний, не Куйбышев, а Самара, не Ульяновск, а Симбирск. Только Сталинград не называем Царицыном. Да, на этой реке родилась, могла бы, кажется, привыкнуть, сколько лет хожу по Волге, сперва с отцом, он у меня потомственный речник, потом студенткой-практиканткой, потом старпомом, а как война началась, меня капитаном назначили, все хожу по Волге, а никак на нее не налюбуюсь, все ее волошки знаю. В песне про нее поется: красавица. Но красавица, пока молодая, всегда одна и та же, а Волга каждый раз другая, красивая, но другая.

КОМБРИГ (говорит не то, что хочет сказать). Самая большая река в Европе.

ИЛЬЯ МИРОНОВИЧ (чтобы быть ближе к цели). Ваш муж - тоже речник?

САША (у нее ровные белые зубы). А почему вы уверены, что я замужем?

КОМБРИГ. Такую не оставят без внимания.

САША (теперь без кокетства). Мой муж - штурман дальнего плавания. Он окончил одесский водный институт, мы с ним вместе стажировку проходили. В загранплавании и познакомились. Виктор сейчас далеко, в Мурманске. Южанин, а на севере.

КОМБРИГ. Ленд-лиз?

САША (опять кокетливо). Военная тайна. (Серьезно.) Его рейс Мурманск - США и обратно.

ИЛЬЯ МИРОНОВИЧ. И дети у вас уже есть?

САША. Нет у нас, Ильюшечка, детей. Мы всего три года, как женаты. Успеется. После войны заведем, вызовем из Кировограда мать Виктора, пусть внука нянькает. А я без матери росла, умерла она у нас рано.

КОМБРИГ (сочувственно, но бодро). Значит, воспитывала другая мать Волга-матушка?

САША. Она.

КОМБРИГ. Сашенька, тебя только в войну назначили капитаном "Петра Заломова"?

САША. На этой посуде я впервые. Вообще-то я командую "Яковом Свердловым". Но наши умники выбрали именно меня, женщину, для того чтобы на "Петре Заломове" отвезти в Сталинград штрафников.

КОМБРИГ. Идет война народная, а сволочь у нас не повывелась. У них там, внизу, есть командир, комиссар?

САША. Не знаю. Кажется, есть командир, но я его видела только один раз, когда он привел свою ораву ко мне на борт.

ИЛЬЯ МИРОНОВИЧ. Почему мы так долго стоим в Ульяновске?

САША. Здесь штаб тыла Волжской военной флотилии. Ждем еще одну партию штрафников. Я боюсь сойти вниз. Уж какого хулиганья на Волге не навидалась, а эти... И мой старпом их боится, прячется, где - не знаю, бусой, наверное, каюта его пуста. А мне сейчас как раз надо проверить, как дела в машинном отделении. (Неожиданно плачет.) Господи, если бы вы могли понять, как мне тяжело, как я тоскую без Виктора, как он мне нужен, сию минуту нужен!

КОМБРИГ. Понять нетрудно, Сашенька. Ты молодая. Кровь бьет.

ИЛЬЯ МИРОНОВИЧ (Сашины слова всколыхнули в нем лучшие чувства). Нельзя так, товарищ комбриг.

Комбриг собирается поставить на место зарвавшегося лейтенанта, но тут внизу раздается такой шум, будто падают тяжелые ящики. Саша вздрагивает. Комбриг поднимается из-за стола, чтобы навести порядок внизу, да и Саше показать себя. Впрочем, он действительно смел и решителен.

КОМБРИГ. Спущусь к друзьям.

Картина девятая

Нижняя палуба. Двое солдат дерутся. Лица обоих в крови. На них смотрят лишь немногие. Например, солдат в джинсовой куртке дремлет на полу, лежа на спине и положив под голову сомкнутые руки. С трапа спускается комбриг.

КОМБРИГ. Прекратить драку! Прекратить, приказываю!

СОЛДАТ В ДЖИНСОВОЙ КУРТКЕ (приоткрыв глаза, лениво). Ты кто такой?

КОМБРИГ. Встать, когда с тобой разговаривает старший по званию!

СОЛДАТ В ДЖИНСОВОЙ КУРТКЕ (поднимаясь - с вызовом - медленно). Какое у тебя звание?

КОМБРИГ. Как стоишь? Как разговариваешь?

СОЛДАТ В ДЖИНСОВОЙ КУРТКЕ. Повторяю вопрос. Какое у тебя звание?

КОМБРИГ. Товарищи краснофлотцы и красноармейцы, стыдитесь! Мать-родина вас зовет, а вы? А ведь, наверное, были комсомольцами, даже коммунистами. Кто у вас за старшего? Пусть мне доложит обстановку. Вы что, разучились знаки различия разбирать? Я - комбриг.

СОЛДАТ В ДЖИНСОВОЙ КУРТКЕ. Такого звания в нашей армии нет. (С актерской тревогой обращаясь к остальным.) Братва, может, шпион?

КРИКИ. Вязать его, гада!

СОЛДАТ В ДЖИНСОВОЙ КУРТКЕ. Зачем вязать. А ну-ка, хватайте его!

Комбриг пытается вытащить из кобуры свой "Те-те". Солдаты на него кидаются, валят. Солдат в джинсовой куртке снимает с комбрига ремень с личным оружием. Несколько солдат раскачивают комбрига и бросают его за борт в Волгу. Смех. Ликующая матерщина.

СОЛДАТ В ДЖИНСОВОЙ КУРТКЕ. Человек за бортом. Как у Стивенсона!

Появляются Саша и Илья Миронович. Они уже сверху увидели барахтающегося в реке комбрига.

САША (оцепенев перед солдатом в джинсовой куртке). Виктор!

Виктор Гулецкий, не выпуская из рук ремня с кобурой и револьвером, смотрит на жену. Все молчат.

Картина десятая

Начало ноября 1942 года. Через две недели начнется наше наступление по всему Сталинградскому фронту. Сталинград. Вернее, то, что от него осталось. Среди развалин как-то ухитрился уцелеть довоенный памятник Хользунову, теперь забытому герою. Правый берег. Раннее утро. По Волге плывет ледяное сало. Из двухэтажного кирпичного дома спускаются к реке двое немцев. Один из них, кажется, в большом чине. Немцы видны двум нашим разведчикам, затаившимся в развалинах, на чердаке полуразрушенного дома. Они в ватных брюках и в ватниках БУ. Второй немец - унтер-офицер. Если мы вглядимся в него попристальней, то узнаем в нем Дитриха Вальтера, будущего юриста солидной фирмы. У него пока еще целы обе ноги, и никак нельзя назвать его толстяком, уж это точно. Он держит полотенце, мыло, еще что-то, возможно зубную щетку и пасту. Тот, кто поваж-нее, раздевается до пояса, моет лицо, руки, грудь ледяной волжской водой, приказывает унтер-офицеру, и тот обливает его спину, зачерпнув из Волги воду одной рукой. Моющийся немец не обращает никакого внимания на то, что близко ложатся осколки: с нашего берега стреляют по невидимой цели вмерзшие в Ахтубу корабли Волжской военной флотилии.