Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 3



Жена пришла в ужас от его решения, но ничего иного ему не оставалось. Ей даже пришлось дать ему денег на билет до Обани, где находился вербовочный пункт для выходцев из России – в эту богом проклятую Францию приходилось добираться за свой счет.

Легион Казанцева полностью разочаровал.

Возможно, сказалась его полная неспособность к французскому языку или хотя бы к английскому – немецкий, которым он владел еле-еле, здесь не использовался. Или его сразу шокировала потеря российского офицерского звания и необходимость служить рядовым под началом капрала жирного – как везде и во все времена – наглого хохла. Чувствовавшего свою безграничную власть, поскольку огромную массу легионеров составляли его земляки, безработные выходцы с Украины. Но главным оказалось то, что легион не вел боевых действий – хотя Казанцева от неустроенности и озлобленности на судьбу еще на Родине охватило страстное желание убивать все равно кого и все равно где – а действовал совместно с различными «миротворческими силами». И весь год ему бывшему капитану ВВС СССР, пришлось носить позорные погоны рядового и нести дежурство по охране каких-то складов. То ли с боеприпасами, то ли вовсе с продуктами. Правда, с американской винтовкой «М16» в руках. Единственным, оставшимся от прежнего Иностранного легиона, был его штат, напоминающий полууголовный сброд. Причем русских почти не находилось, верх держали хохлы. Которые, разумеется, по напоминающим тюрьму внутренним законам легиона сразу начали привязываться, пытаясь подмять под себя.

Казанцев не обладал физической силой и никогда не умел драться. Но превращение в наёмного солдата уничтожило в его душе не только прежние принципы человеческого общежития, но даже элементарный страх за свою жизнь. Словно он в самом деле оказался на зоне. Почувствовав, что его вот-вот достанут всерьез, он совершил дисциплинарный проступок. Заступив в наряд, бросил свой пост и вернулся в казарму – точнее на съемную квартиру, где легионеры жили небольшими группами, с тяжелой штурмовой винтовкой наперевес. И быстро – пока никто ничего не сообразил – отщелкнул предохранитель и упер дуло между глаз главному своему обидчику… Нет, не упер – ткнул с размаху. Так, что, кажется, услышал приятный хруст черепа. Наверное, в глазах Казанцева тогда вспыхнуло нечто, заставившее оцепенеть всех. Насладившись несколькими минутами молчания, он убрал винтовку и увидел на коже капрала ровно выдавленный кружок. Который сначала был белым, но почти сразу налился и сделался фиолетовым, а потом менял цвет, темнея и желтея, в течение нескольких дней. Правда, процесса Казанцев не видел, поскольку эти дни провел на гауптвахте. Но хитрые хохлы поняли, что русский отморожен и потому опасен, и оставили его в покое.

Отслужив год и скопив около двенадцати тысяч евро – значительно меньше, чем рассчитывал – Казанцев получил обратно российский паспорт и вернулся домой.

Где вроде бы ничего не изменилось. И в то же время изменилось все. Жена отдалилась полностью и сделалась совершенно чужой; у нее этот год шла своя, нормальная жизнь. Хотя она и обрадовалась его возвращению.

– Ты… убивал кого-нибудь? – спросила она в первый вечер.

– Нет, хотя стоило, – скупо ответил Казанцев.

На этом расспросы закончились. Однако человек, прослуживший даже всего год в Иностранном легионе, не мог остаться прежним.

Вернувшись, Казанцев ощущал в себе новую мертвую силу.

За год в России кое-что изменилось к лучшему. Он сумел устроиться по специальности. Правда, в бесперспективную организацию и на малую зарплату.

Хуже всего было то, что мужская сила к нему так и не вернулась. Несколько попыток наладить отношения с женой убедили в бесполезности усилий.

Тем более, он уже понял, что жене практически не нужен как мужчина, а среди ее любовников встречаются в основном богатые.

Но все-таки на вырученные в Легионе деньги он купил ей хорошую дорогую машину.

Потому что вопреки очевидному, он продолжал любить свою жену. И хотел, чтобы она не чувствовала себя нищей в кругу своих поклонников. На себя же ему стало уже абсолютно наплевать.

А жена… Казанцев знал, что несмотря на внешнюю благополучность, она не нужна всерьез никому, кроме него. И что какой-то иррациональной частью своей она души по-прежнему любит его – безденежного неудачника-импотента. Неудачливого до такой степени, что ему пришлось вернуться живым из Иностранного легиона, где по идее его должны были убить.

Потом жизнь стала постепенно налаживаться, Казанцев, проявляя жесткость и бессердечие в делах карьеры – качества, которые он открыл в себе, борясь с украинцами – скоро стал довольно крупным начальником в своем бюджетном предприятии. Смог взять автокредит и купил себе эту серо-зеленую «Штуку».

Вот только отношения с женщинами по-прежнему остались закрытыми.

Жена вела себя странно.

С нею случались истерики, во время которых она обзывала его неудачником, алкоголиком и импотентом.



В предпоследнем слове содержалась стопроцентная правда, поскольку ощутив мужской крах, Казанцев стал очень серьезно пить. Зная, что лишь усугубляет свой недуг, но продолжая назло всему. И прежде всего самому себе.

Однако в те редкие периоды, когда он вдруг чувствовал иллюзию возвращения своей силы, жена не подпускала его к себе, ссылаясь кучу разных причин.

Казанцев понимал, что она его просто не хочет. И снова начинал пить.

А жена меняла любовников, совершенно не скрывая этого от него.

Он любил ее больше жизни и не мог причинить ей никакого зла.

Но послужив в Иностранном легионе, пусть никого не убив, не испытав возможности участвовать даже в какой-нибудь операции по уничтожению террористов, он все равно уже ни во что не ценил человеческую жизнь.

Закон об оружии вышел в СССР еще до его отъезда во Францию, и он успел получить лицензию на гражданское оружие. И сейчас, возвратясь к относительно обеспеченной жизни, обзавелся целым арсеналом пистолетов.

И в самые страшные минуты, спускаясь часа 3 в ночи во двор, чтобы поставить на парковку машину вернувшейся от очередного мужика жены: сам он мог сделать это в полумертвом виде, а она была способна поцарапать бок даже днем – в эти минуты, задыхаясь в пьяной злобе, он обещал, что завтра же убьет этого Павла, Евгения или Константина.

Жена бледнела от ужаса; она понимала, что человек, целый год носивший боевую винтовку, смотрит на жизнь иначе, чем тот, который ее не носил.

И умоляла не убивать всех этих людей, а просила его, Казанцева, чтобы он нашел себе женщину, которая вернула бы ему жизнь. После чего смогли бы восстановиться и их внутренние семейные отношения.

Казанцев в последнюю возможность не верил.

Красная злоба застилала глаза; он знал, как убить человека из любого гражданского ствола; проблема состояла лишь в сокрытии следов.

Жизнь превратилась в полный ад. В трезвые моменты он понимал, что следует развестись с женой и попытаться начать жить заново.

Но он разочаровался в жизни, разочаровался в женщинах – потеряв возможность обладать ими – и знал, что сразу после развода, оставшись совершенно один, тут же допьётся до смерти. В жизни уже практически все потеряло смысл, начал угасать и инстинкт самосохранения Жена, видимо, понимала это и на разводе не настаивала. Ведь она гуляла на стороне, разумно предпочитая не пускать никого в дом.

А чаще повторяла слова о том, что он должен найти женщину.

Наконец прямо указала на последнюю найденную домработницу.

Маша пришла в их дом так же тихо, как и все прежние девушки.

В ней не находилось ничего, выделяющего из общей массы.

Она была небольшого роста, средняя фигура не отличалась особыми достоинствами. Ноги – которые Казанцев увидел лишь спустя год, когда она летом пришла в юбке вместо брюк – не поразили. Грудь – не спрятанная, но и не выставленная – тоже казалось средней.