Рыцарь

На сей раз мне не повезло, и я вынырнул на поверхность с пустыми руками. Выбравшись из воды, обессиленный и замерзший, я решил хорошенько обследовать пещеру, прежде чем нырять снова. Таким образом я отдышусь и немного согреюсь.

Темный туннель за алтарем круто уходил вниз; пройдя по нему двадцать-тридцать шагов я оказался в кромешной тьме. Дюжина черных отверстий в каменных стенах вела в крохотные пещерки, более или менее сырые. Логово Гренгарма, решил я, наверняка находится глубоко в недрах горы, куда и ведет длинный туннель. Гренгарм не может видеть меня, что, конечно, хорошо. Но с другой стороны, я тоже не могу видеть Гренгарма.

Содрогнувшись при воспоминании о Сетре, я снова нырнул – и погружался в глубину, покуда мои легкие не стали разрываться, а потом наконец поймал непонятный предмет, на ощупь похожий на пропитанное влагой полено.

Когда я вынырнул, он оказался вторым моим сапогом. Я почувствовал себя маленьким ребенком, получившим замечательный рождественский подарок. Замерзший и ослабший, я на мгновение испугался, что не сумею выбраться из воды, но потом пустился в пляс на влажном полу пещеры и даже пару раз попытался пройтись колесом, прежде чем отжал второй чулок и положил рядом с первым.

Чулки лежали на полу у самого входа в туннель за алтарем, как я уже говорил. Я заглянул в него, и на сей раз он показался мне уже не таким темным. По непродолжительном размышлении я заключил, что раньше просто перенес на него свои впечатления от кромешной тьмы, царившей в двадцати-тридцати шагах дальше.

Воображение зачастую играет с тобой самые диковинные шутки, сказал я себе. Я умел читать эльфийские письмена, хотя уже почти забыл, что и сам умею писать по-эльфийски. Теперь, когда я вспомнил о своем умении читать и писать на эльфийском языке, я понял, что это одна из вещей, которым я научился в Эльфрисе до того, как появился в пещере Парки. Эльфы стерли многое из моей памяти – кто знает, почему? Они уничтожили все мои воспоминания о том времени. Но не заставили меня забыть, что надо говорить человеку, попавшему в беду и терпящему несправедливость. Я не помнил никаких подробностей, но они жили во мне, подобные очертаниям букв эльфийского алфавита. «Они послали вас, чтобы вы поведали о причиненных им обидах и об их поклонении», – сказала мне Парка. Вместе со своим посланием они передали мне и все знание эльфийского языка. Возможно, у них не было выбора.

К тому времени, когда в моем уме пронеслись все эти мысли, я подошел обратно к источнику. Я понимал, что на сей раз мне нужно достичь дна, если я хочу вернуть свою кольчугу. Мне придется напрячь все свои силы, выложиться на все сто. Я высоко подпрыгнул и врезался в воду, словно стрела, стараясь опуститься по возможности глубже.

Я нырнул глубоко и опускался вниз, энергично работая руками и ногами, покуда у меня не заболели уши, но так и не увидел впереди ничего, кроме темной воды. Мне пришлось подняться на поверхность.

Немного побродив по пещере, чтобы согреться и перевести дух, я поднял с пола гладкий камень, страшно тяжелый, и нырнул с ним. Он увлекал меня все глубже и глубже, и наконец свет померк. Здесь (как мне показалось) вода изменила свою природу: она по-прежнему оставалась холодной и по-прежнему отличалась от самого холодного и самого влажного воздуха. Но я мог спокойно дышать, не захлебываясь. Вода больше не пыталась утопить меня.

Я так удивился и испугался, что отпустил камень и поплыл вверх, сначала просто отдавшись восходящим струям, а потом – когда вновь различил высоко над головой крохотный круг голубого света, – энергично работая руками и ногами.

На сей раз я выпрыгнул из воды, все так же дрожа от холода и чувствуя усталость, но не особо задыхаясь. «Там внизу Эльфрис, – сказал я себе. – Вода Эльфриса знает, кто я такой».

Дно пруда, в который я нырнул на острове Глас, находилось в Эльфрисе, вспомнил я. И дно моря тоже – во всяком случае, так казалось, когда меня увлекли на глубину келпи. И озеро, в которое погрузился крылатый мужчина, коли на то пошло. Этот колодец тоже вполне мог иметь выход в Эльфрис, хотя я подозревал, что он открыт не для всех.

– Но в конце концов, я – не все.

На сей раз я выбрал два камня поменьше, округлой формы.

В прохладной черной глубине происходило какое-то движение. Я ничего не видел, но чувствовал слабые восходящие токи воды. А потом мои вытянутые вперед руки с зажатым в них грузом наткнулись на какой-то предмет. Чешуйчатый и твердый на ощупь. Но податливый. Отпустив один камень, я схватил незримый предмет, а потом бросил второй камень.

Возвращение на поверхность потребовало неимоверных усилий. Я с трудом удерживал в руках скользкий бесформенный груз, тянувший меня на дно. Судя по весу и фактуре, это была двойная кольчуга, которую я забрал у Нитира, хотя, похоже, в нее попалось что-то постороннее – длинное, неуклюжее и тяжелое.

Вынырнув наконец на поверхность и схватившись одной рукой за край колодца, я собрал все свои силы и швырнул добычу на каменный пол, уйдя с головой под воду в момент броска, но высоко выскочив из воды, едва моя рука освободилась. Еле живой от усталости, я выкарабкался из колодца, неожиданно подхваченный снизу потоком воды, который, казалось, заметно усилился с последнего раза.

Пока я встряхивался и приглаживал ладонями мокрые волосы, отжимая влагу, из-за звона в ушах я не слышал тихой музыки, разносившейся под гулкими сводами пещеры. А потом услышал.

Жутковатая мелодия, пересыпанная фальшивыми аккордами, звучащая то громче, то тише, незнакомая и знакомая одновременно; порой музыка напоминала треск пламени, а порой – предсмертную песню лебедя, пронзенного стрелой охотника. Она напугала меня до полусмерти, но пробудила в моей душе тоску по какому-то давно забытому краю.

Обогнув алтарь, я подбежал к туннелю, у входа в который оставил свою одежду. Далеко, далеко внизу плясали крохотные огоньки, подобные светлячкам.

Я торопливо оделся и с трудом натянул влажные сапоги, хотя боялся переломать себе все пальцы на ногах.

Кольчуга, поднятая со дна, была опутана водорослями и покрыта тиной. Я прополоскал ее в холодной чистой воде источника, дававшего начало реке Гриффин. За кольчугу зацепилась перевязь из тонкой металлической сетки, а на перевязи висели украшенные драгоценными камнями ножны. Я наполовину вытащил клинок из ножен. Черный, с серебряными вкраплениями, он заставил меня вспомнить кинжал, который я видел в оружейной мастерской в Форсетти.

Я повернул меч другой стороной. Действительно ли он выкован из черного металла с серебряными прожилками? Или серебро нанесено на поверхность? Или он просто потемнел за долгие годы, пока лежал под водой? Порой мне казалось, будто он покрыт письменами, но потом иллюзия рассеивалась. Рукоятка, сделанная из золота или меди, немного позеленела под действием коррозии.

Тысячи чистых голосов присоединились к музыке, слились в хоре сродни церковному. Я поспешно натянул кольчугу, показавшуюся мне легче, чем я помнил.

Свою перевязь я оставил в пещере. Я побежал за ней, когда вода вдруг изверглась вверх из источника, заливая каменный пол и забрызгивая высокий потолок. Подобно перевернутому вверх дном затонувшему судну, на поверхность всплыла огромная морда, при виде которой я метнулся в одну из маленьких пещерок, где опустился на колени за камнем и надел сетчатую перевязь, справившись с украшенной драгоценными камнями застежкой гораздо быстрее, чем мог ожидать.

Когда я поднял глаза, голова дракона уже находилась над водой. Чешуйки чудовища казались черными в полумраке; по сравнению с чернотой его глаз обычный черный цвет показался бы серым: абсолютная чернота, поглощающая свет.

Он поднимался, разворачиваясь кольцо за кольцом, и, наверное, распростер бы крылья, если бы мог. Но пещера, пусть просторная и с высоким потолком, была недостаточно велика для этого. Полураскрытые крылья заполнили все пространство, и на минуту показалось, будто посреди пещеры колышутся широкие занавеси из тонкого черного бархата – занавеси, свисающие с длинных кривых когтей, черных-пречерных.