Месть

Возле Соколишиной хаты плачут дети: у отца прострелена грудь, ветер раскачивает в саду тело матери...

За одну ночь.

"Опять старик Кривенко, - подумал Пасульский, - колхозный строй ему не по нутру, на старое повернуть хочет, сучий сын".

Кони... Пламя... Рыдания... Все смешалось в голове. А тут еще чей-то упрек: "Эх, был бы у нас хороший милиционер..."

Упрек застрял в горле. И он один пошел в лес, где стеной стояли деревья, пахло живицей, а густой туман застилал глаза - на шаг вперед не видно. Наконец от норы Кривенко в обросшей мхом скале Пасульского отделяли считанные шаги. Автомат наготове. А пуля над ухом - фить! Припал грудью к земле.

"Не стреляй! - выглянул из-за пня. - Нас тут целый полк. Всех не перестреляешь. Ты - один. Окружен. Предлагаю сдаться. Себе лучше сделаешь..."

Кривенко ответил выстрелами.

"Не валяй дурака - гранату брошу..."

В ответ пули: фить, фить.

Прицелился и Пасульский. Из дула вырвался сизый дымок.

Кривенко ойкнул.

"Бросай оружие. Жена, Павлик дома ждут..."

В пещере прозвучал глухой выстрел...

В полный рост стоял Пасульский над телом исхудавшего, небритого Кривенко. Ветер доносил щекотный запах живицы, но он не мог глубоко вздохнуть - не хватало воздуха.

"Сдурел мужик", - ломала в сельсовете руки еще молодая тогда жена Кривенко...

Теперь, пока лейтенант неспешно доберется до нужного места, вдоволь надышится тайгой. Он должен найти сына Кривенко - Павла. Уже и солнце выкатилось на небо, пробудило припорошенную снегом карельскую землю. Идти стало легче. Застанет ли он Павла? Может, только время напрасно потратил? Вот уже и лесосека.

- Кого я вижу? - встретил участкового инспектора Антон Турчак, лесоруб. Одет он был в валенки, ватные штаны, фуфайку и шапку-ушанку, надвинутую на самые брови.

В низенькой комнате стоят они друг против друга. Давние знакомые. Турчак не раз ходил на дежурства с красной повязкой на рукаве. Как-то пьяный Кривенко отказался идти на пункт охраны общественного порядка. Турчак обхватил его короткими руками, закинул на плечо и нес, пока Павел не попросил: "Пусти. Сам пойду". Пасульский напомнил Антону об этом случае. Посмеялись. А немного погодя лейтенант уже знал, что Павел, уехав из Орявчика, организовал "самодеятельную" бригаду, привез ее в Хмельницкую область в колхоз "Зирка". Работали на строительстве. Как-то Кривенко вызвали в правление, предложили поехать в Карелию на заготовку леса. "Платят хорошо, - агитировал он Турчака, - поедем!"

В лесу работали, что называется, от зари до зари, чтобы побольше заработать. "Деньги карман не оттянут", - повторял Кривенко. Он получал двадцать процентов надбавки за бригадирство. Складывал копейку к копейке. "Что ты, Павел, над каждым грошом трясешься?" - спросил как-то Турчак. "Есть у меня, Антон, цель в жизни, - ответил Кривенко. - Историю мою с Ириной помнишь? Может, и осуждаешь - дело твое. Хотел я Ирину забыть - не выходит из головы. Зажмурюсь, а вижу ее фигуру, ее глаза, губы... Нет мне покоя, и я перед ней, как огонь перед водой... И сюда, в тайгу, приехал не из-за нужды. Есть у меня план. Ирине, сам знаешь, манна с неба не упадет. Жить в городе одной с двумя детьми - не рай божий. Нахлебается горя, опустит хвост, станет смирной. Балагур к ней не вернется: изменила. А я вернусь. Мила она мне, люба. Примчу нежданно в день ее рождения в Синевец с полными карманами. На, Иринка, хозяйствуй, - и положу на стол кучу денег. Она добрая - простит".

Рассказ Турчака заинтересовал участкового инспектора. Ловил, запоминал каждое слово. Подумал: "За деньги Кривенко хотел любовь купить? Найдет ли такой базар?"

"Ты, Павел, украл чужое счастье, - сказал Турчак. - Вот оно и обжигает руки".

"А знаешь, Антон, - причмокнул Кривенко, словно пытался оторвать прилипшую к зубам конфету, - я тебе расскажу один случай. Поженились как-то двое, жили в любви-согласии. Он помогал жене по хозяйству, покупал подарки, водил в кино, угождал, как мог... За все благодарила, но чувствовал, что чужой он ей. Стал расспрашивать, и жена созналась: "И добрый ты, и хороший, и умный, но не могу приказать сердцу, чтобы открылось тебе... Думала, привыкну. Но нет! Плотно закрыл за собой дверь другой..." Однажды муж приехал на такси. "Собирайся, машина ждет". И отвез свою законную жену другому, тому. Отвез, еще и в хату ввел: живите!.."

Турчак не поверил: "Не выдумывай, Павел, расскажи лучше правду".

"А это и есть правда".

Перед отъездом в Синевец Кривенко еще раз обдумал свой визит к Ирине. "Если встречусь с Балагуром, скажу, к Марьянке пришел. Не пойдет со мной Ирина - отниму ребенка. Прибежит, никуда не денется. И Дмитрий не заступится: дочка-то не его". На всякий случай купил самодельный нож у охотника: длинное лезвие, ручка из разноцветных пластмасс. "Зачем он тебе?" - спросил кто-то из лесорубов. "На врага", - ответил Павел, пряча нож в глубокий карман. "Балагура имеешь в виду?" - уточнил Турчак. "И его!.. Если прицепится".

Как пожалел Пасульский, что не может показать лесорубам нож, найденный на месте преступления. Теперь придется ждать.

- Ты, Антон, охотника хотя бы знаешь?

- Видел однажды, когда из-за ножа торговались.

- Сколько заплатил Кривенко?

- Три червонца. Еще у меня десятку одолжил - при себе денег было мало.

"Охотника при необходимости можно будет найти, - подумал Пасульский. Он наверняка откуда-нибудь из ближайших поселений, а их вокруг не так много. Но сначала нужно отыскать Кривенко".

За окном деревянного домишки неожиданно разыгралась вьюга. Ветер нес серебристые крупинки снега, раскачивал сосны, и они по воле ветра бились там вверху головами, поскрипывали, словно жаловались.

- Как думаешь, Антон, где сейчас Кривенко?

Турчак задумался.

- Если не в Синевце, тогда в колхозе. Есть у него там одна "временная". У Дуськи сидит.

Пасульский записал адрес.

- Сколько вас в бригаде, Антон?

- Девятеро.

Турчак называл имена, загибая пальцы.

Пасульский удивился:

- Разве Корилич, Гафия Нитка и Гецко тоже тут? Я же их дома видел. Да и куда старому Кориличу на лесозаготовки - его и почтарская сумка к земле гнет.