Месть

С этими мыслями старший лейтенант вошла в кабинет старшего оперуполномоченного Крыило. Капитан (он любил шутки) вытянулся, словно перед генералом. "Сидите, сидите", - махнула рукой Наталья Филипповна. Настроение у Крыило было приподнятое. На столе лежал убористо исписанный лист бумаги. "Наверное, раздобыл ценные материалы по делу", - подумала Кушнирчук и не ошиблась. Таксист Коваль показал, что возил фельдшера Бориса Бысыкало в Нетесов. Из Синевца выехал где-то около двенадцати часов и оставил Бориса неподалеку от дома Марты.

- Бысыкало нужно арестовать, - убежденно сказал капитан.

- На каком основании?

- С самого начала дает заведомо ложные показания. Знакомство с Ириной отрицает, от букета отказывается. Коваль возил его в Нетесов после нападения на Балагура, а Бысыкало уверяет, что раньше. Виновен и выкручивается.

- Нужно доказать: причастен к преступлению или нет. Для этого необходимы свидетельства, факты. Весомые. Неопровержимые.

- Под арестом во всем сознается.

- Найдутся основания - задержки в аресте не будет. Пока еще Бысыкало не собирается бежать от следствия и суда. Потому и подчеркиваю: нужны доказательства, а их пока что почти нет.

- А букет?

- Балагура не букетом ранили...

Дискуссия в кабинете Крыило несколько затянулась. Обговорили несколько версий, и ни одна не получила обоюдного одобрения. Нужно было еще раз проверить показания Бысыкало и искать не только Кривенко, но и давних знакомых Балагура. Кто-то мог затаить злость, обиду и отомстить только теперь.

Кровать Балагура стояла у окна. В открытую створку струился свежий воздух - смесь запаха зрелых яблок из небольшого больничного сада и легкой осенней прохлады. Дышалось легко. Но время в одиночестве тянулось медленно.

Зашла медсестра Галина, сделала укол, поставила градусник. Из палаты уходить не спешила. Села на край кровати.

- Вы здешняя, Галинка?

- Да.

- Фельдшера Бысыкало знаете?

- Он не у нас - в поликлинике работает. Его мать интересовалась вашим здоровьем. Говорят, Бориса подозревают в том, что ранил вас.

- За что?

- Вам лучше знать, Дмитрий Владимирович.

У Галины глаза синие, как утреннее небо весной; брови - журавлиные ключи над вечерним окоемом; взгляд по-детски доверчивый.

Взяла градусник.

- Температура небольшая. И хорошо. Редко у кого так бывает после операции. Вы молодец.

- Как печеный огурец, - попробовал пошутить Дмитрий, закашлялся и почувствовал боль в груди.

- Почему вас родные не навещают? - спросила Галина.

Дмитрий какое-то мгновение молчал. Потом ответил:

- Нет у меня родни, Галинка.

Бледное лицо Дмитрия стало печальным.

- Была жена, сестричка, да с другим ушла и сына взяла.

Слово за слово Дмитрий рассказал о жене и сыне. Часто замолкал, будто не зная, что сказать дальше. Галина заметила, как тяжело ему говорить, но не удержалась от искушения и спросила:

- А Павел красивый?

Может, для Ирины и красивый. Не стал ни хвалить, ни хулить: какой есть, такой и есть. Муж с женой - вода с мукой: смешать - смешаешь, а размешать не размешаешь...

Дверь в палату широко открылась.

- Здоров, курортник! - Вадим Гурей из-под белого халата, накинутого на широкие плечи, протянул руку. - Как здоровьечко? Ты надолго обосновался? А трактор пусть ржавеет?

- Как вы сюда попали? - поднялась Галина.

Гурей приложил к губам желтый от табака палец:

- Цс-с... Доктор разрешил.

- Сейчас спрошу.

Галина пошла к двери.

- Я кое-что захватил для тебя. Душка моя постаралась, - поспешно развязывал сетку Гурей. - Куда положить?

- Спасибо, но ни есть, ни пить мне пока не разрешают. Оперировали...

- Душку обижаешь? - Гурей запихал гостинцы в тумбочку. - Не можешь сам, отдай кому-нибудь, угости. Сестричку, врача, больных. Не тащить же мне все назад. Как чувствуешь себя, говори, а то сейчас прилетит твой ангел-хранитель, а меня сюда никто не пропускал.

- Что тебе сказать... Поживем - увидим. Надеюсь, что поправлюсь... Как там дома? Я двигатель не успел исправить.

- Уже работает. Хлопцы отремонтировали. К слову, привет тебе передавали. А хозяйка Алена обещала, что сама тебя проведает. И председатель колхоза по телефону о тебе спрашивал. Врач заверил: все будет хорошо. Только кто же это тебя, Дмитрий, пырнул?

Балагуру нечего было ответить.

- Ничего, милиция найдет виновного. Может, тебе еще чего-нибудь принести?.. Деньги у меня есть. Оставить? На всякий случай. - Гурей потянулся рукой к карману.

- Свои лежат, - сказал Дмитрий.

- Ну, хорошо! Поправляйся. Я исчезаю, потому что шум будет. - И закрыл за собой дверь.

Вроде с хорошими новостями приходил Вадим, но Дмитрию стало совсем грустно. Он схватился руками за железную спинку кровати, лежал неподвижно и был весь напряжен.

С Вадимом Дмитрий познакомился в колонии. Тот отбывал срок за хулиганство. С тех пор они стали друзьями, делятся всем по-братски. И в том, что Дмитрий отправился в Синевец к Ирине, заслуга Вадима и его жены Душки. Уговорили: "Поезжай. У нее день рождения. Помирись..." Не могли предвидеть худого.

К Дмитрию подселили больного.

- Ты с чем сюда попал, Илько? - спросил он.

- Какой-то камень нашли врачи. Так сказать, ношу в себе собственный карьер. Сгодилось бы для строительства: я хату собираюсь ставить, рассмеялся Илько.

С ним стало веселее. Но рана почему-то разболелась и жгла, будто в нее тыкали раскаленным железом. А тут наведалась Ирина с Митей. Боялась, придет одна - Дмитрий и разговаривать не станет. Села у постели и расплакалась.

- Кто же на тебя руку поднял? За что? Не могу понять. И простить себе не могу, что не побежала за тем, который удирал со двора...

- Не убивайся, - успокаивал ее Дмитрий. - Виновного поймают.

- Как же он тебя, безвинного?..

Дмитрий гладил руку сына.

- А может, я перед тобой провинился. Вот и получил...

- Не говори так. Я во всем виновата.

Стала расспрашивать, очень ли болит рана, что из еды принести, скоро ли обещают выписать. А о себе - ни слова. Успеет, мол, еще рассказать, открыть душу. Поначалу и не заметила, что говорит: "Дорогой Дмитрий... Милый Дмитрий..." А когда спохватилась, то с надеждой подумала, что он все же простит ее, потому что еще любит. Но на сердце не полегчало.