Страница 5 из 11
Замкомандира взвода, сержант Замолин Дима, уже всеми своими мыслями был дома. Он активно готовился к дембелю, работал над своим альбомом и специально украшенной парадкой, так что обязанности работы с личным составом он с удовольствием перекладывал на своих помощников, справедливо решив, что воспитал уже достаточное количество сержантов Советской армии и теперь имеет полное право заняться своими проблемами.
Командир взвода, капитан Столяров, оказался человеком небольшого роста, худощавым и болезненным. Возможно, именно не слишком крепким здоровьем объяснялся и его характер – он был очень мягким и интеллигентным человеком, совсем не военным. Капитан оказался единственным офицером за всю мою службу, который ни разу при мне не выругался матом. В эти полгода он несколько раз надолго пропадал из расположения полка, оказываясь на больничной койке, у него были какие-то проблемы с легкими. Офицеры вместе со своими семьями жили рядом с полком, в нескольких многоквартирных домиках-бараках в поселке, почему-то носившем название «Инженер». Никакими инженерами там не пахло, только нашими офицерами… Жизнь была, мягко говоря, не сахар – кругом лес, до ближайших населенных пунктов долго добирались на автобусах, да и сами эти населенные пункты не производили впечатления центров цивилизации. Досуг расцвечивали практически так же, как и у солдат: кино в клубе да офицерская столовая. Так или иначе, первая армейская смерть, свидетелем которой я стал, была самоубийством именно офицера, командира одного из взводов нашей батареи. Как нам потом рассказали сержанты, у него были какие-то проблемы в семье, вроде бы бытовые.
«У меня дела нормально. Занятие мне доверяют вести все чаще и чаще, так что меня стали дразнить «сержант Норкин». Валера построит взвод и говорит: «Сейчас вам сержант Норкин расскажет устройство КТД, потом сдадите ему зачет» или «Сейчас сержант Норкин расскажет о топопривязке по карте с помощью засечек». Так и приклеился ко мне этот «сержант Норкин». 21.03.1987 г.»
Учебный процесс тем временем шел своей чередой. Политические занятия, честно говоря, самые скучные («Перестройка и кадровая политика партии») чередовались с практическими, по геодезии. Я уже даже самостоятельно проводил такие занятия, правда, только с буссолью.
Буссоль артиллерийская
А любимым нашим инструментом был лазерный дальномер. Через видоискатель вы выбирали какой-нибудь отдаленный предмет, нажимали на кнопочку и на небольшом экранчике загорались цифры, показывавшие расстояние до данной точки. Подразумевалось, что лазерный сигнал ни в коем случае нельзя было посылать в человека. Конечно, это требование игнорировалось. Особенно «везло» начальнику штаба дивизиона, майору Буднику. Он почему-то всегда (всегда!) считал своим долгом произнести перед нами следующую фразу: «Ну, что? Родине нужны герои, но пизда рожает мудаков!» Если майор Будник оказывался в зоне досягаемости нашего дальномера, лазерный сигнал тут же отправлялся в его седалищную область. Подразумевалось, что это негативно скажется на его потенции и он, хотя бы на время, оставит нас в покое от своих умозаключений. Возможно, такое солдатское единодушие в отношении майора объяснялось его кармой. Не исключено, что в момент его появления на свет Родина нуждалась не просто в герое, а в супергерое, но произошло все в полном соответствии с его любимой мантрой…
Другие приборы оказались не настолько интересными, как дальномер. Не настолько высокотехнологичными, по крайней мере. Тем не менее и они имели свои плюсы. Так, наш каракалпак Жумабай Байданов, по прозвищу Пятница, заглянув в окуляр теодолита и направив его на какую-то соседнюю елку, удивленно сообщил: «Товарищ сержанта! Теодолита сломалась!» Последовав ерническому совету перевернуть трубу, он, естественно, снова увидел зеркальную картинку и повторил, что «теодолита», несомненно, сломан!
Теодолит
Единственное, что вызывало у меня активное неприятие, это «спортивные праздники». Дома мы с ребятами постоянно играли в футбол и в хоккей, но кроссы я ненавидел искренне и люто. В армейском варианте эта радость досталась мне еще и в лыжном варианте. Апофеоз такого олимпизма пришелся на десятикилометровый марш-бросок в ОЗК. Сначала я решил, что моя служба и моя жизнь закончатся прямо на этой лыжне, но инстинкт самосохранения быстро пришел на помощь. Я объяснил командирам, что не могу надеть очки на противогаз – они падают. Точно так же я не могу надеть противогаз на очки – он не налезает. Без противогаза я бежать не могу, ибо нарушаю условия выполнения задания, но и без очков я тоже бежать не могу, потому что через стекла противогаза я не вижу, куда, собственно, бежать. Внимательно выслушав меня, комбат посоветовал мне «идти на хуй и не мешать остальным участникам спортивного праздника». Больше на лыжные кроссы меня не вызывали.
«В ту же субботу, только до обеда, я был на артиллерийском полигоне. Встав на лыжи и растянувшись цепью, мы отправились в глубь полей на поиски неразорвавшихся мин и снарядов. Нашли два снаряда. Хорошо, что погода была очень хорошая, потому что эти полигоны таких размеров, что ветром нас могло просто унести в безвоздушное пространство. Потом было еще испытание на стойкость и крепость организма, ибо после лыжной прогулки по полигону (километров шесть, туда и обратно), а прогулка была в шинелях и валенках, мы ехали домой (18 км) на открытой машине! Кстати, у меня кончился пластырь. Если есть возможность, пришлите, пожалуйста. 10.03.1987 г.»
Бытовые неурядицы уже казались чем-то само собой разумеющимся. Хотя не могу сказать, что все было идеально. Неумение наматывать портянки, конечно, сказалось, хотя с мозолями удалось справиться довольно быстро. А вот в конце зимы, когда стояла самая мерзкая погода – уже не морозы, но еще и не оттепель, – пришлось помучиться. В письмах домой я про это не писал, не хотел никого расстраивать, но язвы, образовавшиеся на ногах, на задней поверхности голени, доставали ужасно. Ходить в сапогах стало больно, даже не столько ходить, сколько снимать и надевать обувь. В санчасти применялись радикальные методы лечения: язвы, в которые уже целиком входила фаланга указательного пальца, замазывались «зеленкой», после чего я заклеивал их принесенным с собой пластырем. Удивительно, но ничего серьезного не случилось! Видимо, молодой здоровый организм взял свое, и когда наступила теплая погода, от моей проблемы остались только здоровенные черные синяки, которые, кстати, красовались на своих местах еще лет пятнадцать, если не дольше.
Мама приехала! А брат заметно вырос за несколько месяцев
Вообще, конечно, лучше было не болеть. Тяжелей всего приходилось тем, кого и нельзя было призывать по состоянию здоровья. Но никого не волновало, почему в казарме вдруг оказывались совершеннейшие доходяги. Как правило, в конце концов их все-таки отправляли домой, но некоторые успевали стать частью грубоватого батарейного фольклора. Так, один боец, москвич, прославился тем, что не успел добежать до туалета и потом прилюдно вытаскивал руками содержимое прямой кишки, оказавшееся в штанах. Позднее выяснилось, что парень обладал целым букетом заболеваний, и его на пушечный выстрел нельзя было подпускать к нашей артиллерийской части, как, впрочем, и к любой другой. Но это – позднее, а в тот момент он стал безусловной звездой. Еще одна пара, уже из Средней Азии, прогремела на весь полк после того как шокировала едва не до полусмерти сержанта по фамилии Сало. Он отвечал за хоздвор, был совершенно взрослым мужиком и являлся едва ли не единственным на весь полк обладателем погон с красными лычками, поскольку был сверхсрочником. Взволновавшая его история произошла в тот момент, когда наша батарея заступила в полковой наряд, и двое бойцов, вконец истосковавшихся по любви и ласке, пытались вступить с кобылой сержанта Сало в предосудительные с точки зрения законодательства отношения! Им, конечно, влетело, но признаков опасного психического заболевания в их поведении не обнаружили, поэтому и служба их продолжилась.