Адо

Пургас подошел к сыну Сурову. "Как смеешь, дерзкий отрок, ручаться им за сохранение жизни, единственно от моей воли зависящей?" - вопросил он его дрожащим от бешенства голосом.

"Государь милосердый! - ответствовал Юрий, - я радел единственно о твоей пользе. Сии иноплеменники владеют сокровищами несметными; выкуп, который взнесут за себя, обогатит весь род твой! Прости слугу своего, что не предварил тебя, что не узнал заранее твоего хотения!"

"Ты человек мудрый! - ответствовал разбойник, - я доволен тобой!"

"Пургас! - прервал его Адо, - исключи из общего выкупа монаха и злодея Убальда: дай мне напиться крови их!"

Пургас. Здесь мне никто законов не предписывает. Старик, для тебя я прошел леса Ижорские и Ямские; твоя казнь была уже назначена! Прими, признательный, милость мою; судьбу же сих рабов - я решу!

Потом он подошел к мертвому Михаилу и ногою пнул труп его.

"Этот неверный домочадец господина своего приял заслуженное возмездие: он первый встретил нас в бору Авинормском и возвеселился о гибели своего благодетеля. Он провел нас путями тайными, он ввел нас сюда на собственную смерть: если бы не наказал его булат Убальда, я бы велел его повесить на первой сосне - в пример и в ужас всем предателям!" Пургас при сих словах вышел, велел рассадить пленников по подвалам замка и вынесть все сокровища владетеля.

Испуганная Мая долго смотрела вослед свирепому, потом преклонила колено пред трупом злополучного юноши и облобызала его охладевшие руки. С помощью своего отца и Юрия она его вынесла.

В полночь Мая, Адо, Юрий на берегу озера предали тлению тело своего благодетеля.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Отец, дочь и обреченный сын его возвращались в Логуз, шумный от буйной радости упоенных победителей. Вдруг Адо стал и вещал Юрию: "Я понимаю, Нор, почему ты удержал над монахом мстительную длань мою: тебе не довольно смерти его и злого Убальда; их казнь должна быть мучительна! Но погаси во мне последнее сомнение: ты властен над душою Пургаса, клянись, что убедишь его предать мне врагов моих, клянись страшным именем Юмалы!"

Юрий. Клянусь святым именем Христа спасителя, что служитель его, хотя недостойный своего священного сана, будет невредим и цел, что ни один влас на главе Убальда не погибнет, пока я дышу еще!

Адо. Матерь-земля, поглоти меня! Нор. изменил своим богам и отечеству!

Юрий. Нет, нет, Адо! Я не изменил, вовеки не изменю моему несчастному отечеству, ему принадлежит до последней капли вся Кровь моя! Но я познал бога истинного, - его заповедь гласит:

любите враги ваши! Вооруженного угнетателя моих братиев смело встречу лицо к лицу в сражении; безоруженный, он найдет во мне заступника. Прости меня, Адо! Он найдет во мне заступника даже против отца Майна. И ты, старец, - надеюсь на господа, - и ты некогда познаешь божественный закон его; твоя великая душа непременно должна наконец постигнуть его святость!

Адо хотел негодовать на Юрия, но вдохновенное лицо юноши пролило в него невольное, непонятное некое благоговение.

Юрий был посредником между Пургасом и его пленниками.

Они выкупились и, оставляя замок, дали клятвенное обещание сыну Индрика щадить своих подданных. Станем верить,что большая часть исполнила оное, ибо люди вообще лучше, нежели обыкновенно думают.

УбальдгЛогуз умер от полученной раны. В последнее мгновение раскаяние терзало его. Кончина преступника пролила трепет в сердце доминиканца, друга его, и сей потом примерным, строгим житием привел в забвение свои прежние заблуждения. Мордва с богатою добычею возвратилась в степи приволжские, а с нею удалилась и большая часть прежних подданных Убальда. Тщетно Юрий вызывал земляков и удалых их одноплеменников воздвигнуться войною на немцев и освободить Эстонию; первые пали духом повторенными неудачами, вторые жаждали объятий жен и детей своих, давно уже ими покинутых.

Адо долго оставался в недоумении. Он сегодня хотел бежать в Мордву, на другой день не мог решиться на разлуку с отчизною и говорил, что здесь останется при гробе Тио, верной жены своей, на страх снова повергнуться в узы саксонские. Всего позже и по долгом, упорном сопротивлении, побежденный наконец слезами Манными, он дал жениху ее слово с ним искать приюта в Новегороде, в ненавистном ему Новегороде, ибо его обитателей он называл обольстителями любимца души своей.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Между тем наступила уже зима, когда Адо с дочерью и Юрием отправился в Новгород. Пейпус превратился в огромное зеркало.

Сани их вихрем мчались по звонкому льду; белые облака над ними пролетали. Они прибыли в великий город, и Адо расстался с Юрием. "Жить в дому Держикраевом не могу! - говорил он ему. - Мне противен лукавый старик, он оторвал тебя от сердца моего; тебя осуждать не хочу, но дочери моей не быть твоей женою!" При последних суровых словах изменял ему голос. Он на прощание крепко пожал руку того, кого привык считать сыном, и с Маею поселился в небольшом загородном домике, который купил за деньги, стяжанные им когда-то от датчан, обитателей Талины, названной немцами Ревелем. Сии деньги вырыл он из земли, куда сокрыл при нашествии меченосцев.

Крестный отец Юрия принял его радостно, утешал сколько мог, велел ему уповать на бога и часто говаривал: "Не горюй! Перемелется рожь - мукою будет!"

Между тем Мая грустила, и отец, глядя на нее, кручинился.

Наконец от печали и перенесенных трудов, насилий и горестей он слег и занемог тяжкою болезнию, которая при самом начале лишила его чувств и памяти. Едва Держикрай узнал о недуге старого еманда, как стал за ним ухаживать вместе с Юрием. Зная средства врачебные - простые, но действительные, он вскоре доставил ему облегчение: бред покинул больного, но за ним последовала крайняя слабость.

Однажды у одра страждущего Держикрай вполголоса беседовал с Юрием об истинах святой веры нашей; он считал Адо спящим. Он рассказывал своему питомцу об святых страстотерпцах Христовых, об их твердости в испытаниях и среди мук, об прощении обид; раскрыл Писание, которое сопровождало его повсюду, и даже в дом язычника, и стал читать ему страсти спасителя по Евангелию от святого Матфея. Мая довольно уже разумела язык русский; она сидела на полу у подножия ложа своего родителя, - сильно взволновали ее стихи: "Прискорбна есть душа моя до смерти. Отче мой, аще возможно есть, да мимо идет мене чаша сия: обаче не яко аз хощу, но яко же ты"; она взрыдала, когда услышала: "Тогда ученицы вси, оставльше его, бежаша".

Адо встрепенулся. Держикрай закрыл Писание. "Что не продолжаешь? спросил его тогда больной, - я не спал, я слушал тебя!"

Адо выздоровел. Встав с одра, он стал примечать глубокую задумчивость во всех чертах Манных. И не тоска любви томила ее:

она была счастливою невестою Юрия, дочери Держикраевы уже своими песнями нередко приводили в краску девицу, пророчествуя ей близкое празднество брачное.

"Родитель и господин мой! - наконец она отвечала старцу на вопросы его. - Дозволь мне умыться водою искупления, давно уже втайне исповедую спасителя! Да присоединюсь к стаду божественного пастыря!"

Адо не отвечал ни слова, но вышел и велел ей за собою следовать. Робко девица шла за строгим отцом своим, но не колебалася, она готова была умереть за сладостную веру Иисусову. Они вступили в дом Держикрая. "Старик! - вступая, вещал Адо хозяину, - ты отъял у меня дочь мою, мое единственное дитя, мое последнее утешение. Но се возьми ее, она твоя; омой ее водой крещения. И я понял и на сердце согрел слова вашего учителя: любите враги ваши!"

Адо в первый раз по своем прибытии в Новгород преступил чрез праг дома Держикраева и уже хотел один, без Май, возвратиться в сирое свое уединение, но вдруг остановился, пожал руку изумленному старцу и едва слышно изрек ему: "Но нет, отец Юрия, ты не враг мой!" Потом, закрыв лицо руками, он вышел; Держикрай проводил его до дому.

На другой день Мая в святом крещении назвалась Мариею. На третий день был девичник ее брака с Юрием, и сенные девушки пели ей между прочими свадебными песнями: