Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 24

Очевидны негативные последствия «финансового голода», испытываемого русской наукой вот уже добрые четверть века:

• уход талантливых исследователей из науки в более прибыльные сферы деятельности;

• эмиграция энергичных учёных в те страны, где учёным платят достойные деньги за их интеллектуальный труд;

• ухудшение материально-технической базы науки (использование устаревшего оборудования, дефицит новейшей приборной техники);

• деформация научных коммуникаций (сокращение поездок на международные и всероссийские конференции; командировок для работы в столичных библиотеках, архивах, прочих центрах; возможности Интернета отчасти компенсируют коммуникативные потребности учёных, но полностью не заменят их личного общения);

• снижение результативности научных исследований (раз в десять упало число патентов и заявок на изобретения; индекс цитирования отечественных публикаций раз в 15 уступает работам американцев; Нобелевские премии нашим соотечественникам – редкое исключение);

• количественное сокращение кадров русских учёных за счёт внутренней и внешней эмиграции в два-три раза за 1990-е – 2000-е гг. (в зависимости от отрасли знания).

Все перечисленные и иные показатели деградации отечественной науки имеют не только экономическое, но и морально-психологическое значение:

• падение престижа науки, привлекательности труда учёного в общественном сознании (абсолютное большинство и абитуриентов, и выпускников российских вузов мечтают о карьерах практических юристов, экономистов, политологов и т. п., игнорируя пути экспериментаторов, теоретиков, инженеров;

деградация профессиональной морали среди многих научно-исследовательских коллективов (продажа и покупка диссертаций; взятки на вступительных и курсовых экзаменах; торговля государственными тайнами и секретными материалами; хакерство и т. п. криминалитет, распространившийся в нашей академической и университетской среде за последние четверть века);

• понижение самооценки учёных относительно их нужности обществу, пессимизм в оценках будущего их профессии на родине;

• усиление клановой разобщённости в научной среде, её сепарация на преуспевающую верхушку и бедствующую массу рядовых сотрудников[50]; процветающие столичные центры и загнивающую периферию;

• расцвет псевдонаучных фантазий в средствах массовой информации, прессинг лжеучёных по самым разным специальностям – от так называемой «чёрной археологии» до нетрадиционной «медицины».

Последние реформы механизма финансирования российской науки не слишком её обогатят. Постановлением Правительства России от 19 октября 2007 г. «О Российской академии наук» РАН и другие государственные академии должны были с 2009 г. получать средства из федерального бюджета в виде субсидий. Кризис отодвинул эту меру на год. С началом 2010 г. субсидии будут трёх видов: 1) на реализацию программ фундаментальных исследований; 2) на выполнение государственных заданий по оказанию услуг лицам и организациям образования, здравоохранения, культуры; 3) инвестиции в поддержание и развитие научной, производственной и социальной инфраструктуры академической науки[51]. Суть реформы заключается в том, что казна отпускает деньги академиям крупными порциями, а те уже самостоятельно распределяют их на конкретные нужды – зарплату, ремонт, закупку оборудования и т. д. каждого своего института. Мера, вроде бы повышающая самостоятельность академий, но на них теперь ложится вся ответственность за рациональную трату бюджетных денег. Вряд руководители нашей науки на всех ступеньках её иерархии обидят сами себя при такой делёжке бюджетных денег.

В абсолютном исчислении программы фундаментальных исследований президиума и отделений РАН на 2010 г. были сокращены на четверть– с 2,7 до 2 миллиардов рублей. Выход руководители Академии нашли в укрупнении этих программ, перераспределении средств между ними. Среди тех программ, чьё финансирование сохранилось на прежнем уровне, находится такая, как «Фундаментальные науки – медицине».





К тому же значительная часть научных специальностей во всём мире, а тем более у нас вовсе не рассчитана на коммерческий эффект. То есть он может и воспоследовать, но через какое-то время после открытия, а не сразу. Конечно, иждивенческие настроения среди отечественных учёных преодолевать необходимо, но с разбором – где и когда перевод на рыночные рельсы возможен, где пока или же никогда немыслим. Одно дело физика или химия, особенно в их технологичных приложениях, а другое – философия или древние языки. Культурному обществу полезно и то, и другое, но цена будет разная.

Как бы там ни было, в деле финансирования науки не видно главного: государство не увеличивает сколько-нибудь заметно совокупных расходов на неё, а большинство научных учреждений не могут или не хотят научиться зарабатывать своим интеллектуальным трудом. Наконец, богатые люди в нашей стране предпочитают всевозможные виды бизнеса, но к их числу пока не относятся научно-технические инновации, их оплата и утилизация. На Западе картина обратная. Там крупнейшие компании соревнуются с государством по части денежных вливаний в науку. На исходе 1990-х гг. ежегодно «Дженерал моторе» вкладывала в научно-технические разработки 7,9 миллиардов долларов; «Форд моторе» – 6,3; «Хитачи» (Япония) – 6,4; «Сименс» (Германия) – 5,5[52].

Для России сотрудничество крупного бизнеса с академической наукой пока остаётся большой редкостью. В начале 2010 года РАН заключила соглашение о сотрудничестве с кампанией «Роснефть». Эта крупнейшая в отечестве нефтегазовая корпорация из 1500 тем, которыми сегодня занимаются НИИ, отобрали около 30 и намерены финансировать их осуществление. Понятное дело, все эти проекты связаны с развитием технологии нефтедобычи и т. п. задачами. Пока из полусотни базовых для этого производства технологий отечественных используется меньше половины. Если не начать соответствующие разработки, через десяток лет мы безнадёжно отстанем от тех стран, которые смогут добывать минеральные ресурсы сложных условий залегания, прежде всего на морском шельфе.

А правительство объявило тогда же о выделении 20 миллиардов рублей на три года на реализацию совместных проектов вузов и предприятий. При этом предприятия промышленности обязываются вкладывать в научные разработки столько же своих средств, сколько получат из бюджета.

Как видно, некие подвижки в деле более достойного финансирования российской науки всё же происходят.

Даже в тех странах (Польша, Чехия, Венгрия и др.), чья наука существует, как и у нас, в основном на государственные средства, они распределяются по грантовому, то есть конкурсному принципу. В России же через гранты государственных и общественных фондов идёт не более 10 % всех расходов на науку. Да и при распределении грантов сплошь и рядом клановые, по сути коррупционные интересы у нас превалируют над объективной экспертизой проектов. Только у нас гранты выдаются не лично способному исследователю, а тому учреждению (университету, институту), где он служит. Без подписи начальника и бухгалтера не подашь заявки в РФФИ и РГНФ. Купленное на гранты оборудование формально числится за учреждением, где пока работает исследователь. Пользуясь этим, многие научные учреждения забирают себе большую или меньшую часть грантов, полученных их сотрудниками. Не все исследователи, особенно начинающие, способны включиться в эту лицемерную игру.

Грантовый принцип распределения средств на исследования, хотя и на первый взгляд самый справедливый в принципе, имеет свои тонкости и подводные камни. Нередко он способствует излишней формализации работы учёных. Количество и престижность публикаций, известный индекс цитирования и т. п. критерии сплошь и рядом могут заслонять собой бескорыстный поиск истины. Замечательное открытие можно изложить в одной-единственной статье, новое направление исследований обосновать в одной монографии. Но чиновники из министерства науки и образования вряд ли разберут, кто из учёных более достоин финансирования. Скорее предпочтение отдадут внешне плодовитому коллеге, который умеет рекламировать свою работу. А когда гранты распределяют вроде бы сами учёные (в лице засекреченных фондом экспертов), тоже трудно бывает соблюсти справедливость и отдать деньги не столичному корифею, а провинциальному новичку.

50

Опубликованный недавно пример: ректор Воронежского государственного технического университета В. Петренко приказал выплачивать себе ежемесячную надбавку к жалованию за развитие внебюджетной деятельности размером в 2 % от суммарного фонда оплаты труда всех сотрудников. Сумма, от которой начислялась эти пара процентов, достигала в ВГТУ 240 миллионов рублей. Таким образом, ежемесячный доход руководителя вуза достигал 970 тысяч рублей в месяц. При этом зарплата ассистентов без учёной степени согласно новой системе ее исчисления с 1 декабря 2008 г. составляла 5 тысяч рублей. Деканы же факультетов получали в 15–20 раз больше ассистентов. См.: Академический нокаут. Экономия на ассистентах обернулась рукопашным боем // Известия. 2009. № 201. 29. 10. С. 8.

51

Волчкова Н. К маневру готовы? Институтам РАН придётся освоить новый механизм финансирования // Поиск. 2009. № 37 (1059). 11 сентября. С. 3.

52

Наука и высокие технологии России на рубеже третьего тысячелетия. М., 2001.