Страница 5 из 17
Близость, присутствие. Специфической ценностью диалоговой психотерапии выступает также близость в отношениях терапевта и клиента. Разумеется, речь идет о близости не в бытовом ее понимании, а в смысле организации качественного процесса контактирования. Отношения близости предполагают открытость двух и более людей друг другу, а также высокую чувствительность участников контакта как к человеку напротив тебя, так и к себе. В отношениях такого рода на фоне высокой чувствительности их участников становится возможным восстановление процесса переживания, который, собственно говоря, и является целью психотерапии. Тем не менее важно отметить, что высокая чувствительность, естественно, предполагает и большую ранимость участников контакта. Поэтому в целях сохранения экологичности психотерапевтического процесса терапевту и клиенту следует быть более внимательными друг к другу, что также относится к ценностям рассматриваемого психотерапевтического подхода.
Говоря о факторах эффективности терапевтического процесса, следует особо отметить значение присутствия терапевта и клиента в терапевтическом контакте, которое во многом определяет качество терапии и ее успешность. Зачастую самым терапевтичным для клиента оказывается небезразличие терапевта, его включенность в жизнь клиента. В процессе диалоговой психотерапии терапевт и клиент присутствуют в жизни друг друга (в актуальном текущем ее контексте) своими собственными жизнями. И именно такого рода соприсутствие позволяет участникам терапевтического процесса восстанавливать и сохранять высокую чувствительность к происходящему в поле, оставаться открытыми к новым впечатлениям, трансформировать их в новый корригирующий опыт и, как следствие, способствует ревитализации self, a также реабилитации способности к творческому приспособлению.
Переживание, внимание к процессу динамики чувств. Переживание, пожалуй, является одной из самых значительных ценностей диалоговой модели психотерапии. Более того, переживание – это непосредственная цель терапевтического процесса. Существует значительная разница между чувствами, желаниями, образами, идеями, размещенными вне контакта и этими же феноменами, питающими процесс переживания на границе-контакте. В первом случае мы можем говорить об «аутичном» характере психического, который зачастую и приводит клиента с множественными симптомами к психотерапевту. Во втором случае естественная динамика витализации этих феноменов в контакте позволяет им жить, развиваться и изменяться, восстанавливая тем самым жизненные ресурсы человека.
Для того чтобы разграничить оба этих способа обращения с психическими феноменами, представьте себе разницу в ощущениях, когда вы жалеете себя или жалуетесь другому, заботитесь о себе сам или просите другого о заботе и поддержке, наконец, плачете и плачете кому-то лично. Эмоция, чувство, телесное ощущение, желание, образ и т. д. начинают восстанавливать процесс своей жизни в тот момент, когда вы сообщаете о них другому человеку лично и только ему. Процесс переживания не имеет временных ограничений и конечной цели – он сам и является целью терапевтического процесса. Собственно говоря, на основании уже изложенного можно сформулировать сущность диалоговой психотерапии, которая заключается в осознавании, легализации и размещении на границе-контакте возникающих естественным прегнантным образом в терапевтическом поле феноменов, что способствует спонтанному течению self как процесса формирования фигуры на фоне, а также восстановлению и поддержанию в творческом здоровом виде процесса переживания.
Децентрализация власти. Как уже отмечалось [И. Погодин, 2007], введение в психотерапию в качестве центральных категорий контакта и диалога требует соответствующей трансформации представления о власти. Чрезвычайно трудно переоценить значение для методологии психотерапевтической модели ответов на простые вопросы: «Кто отвечает за происходящее в психотерапии?», «Кто инициирует терапевтически значимые изменения в терапии?» и т. д. В полевой парадигме в отличие от парадигмы индивидуалистической происходит смещение власти и ответственности в пространство вне субъектов терапевтического процесса. Этим пространством выступает сам процесс терапевтического контактирования. Таким образом, тезис основателя гештальт-терапии о том, что процесс терапии представляет собой переход человека от опоры на других к опоре на себя самого, с позиции рассматриваемой методологии, представляется некорректным. Более того, оба предлагаемых в качестве критериев Ф. Перлзом способа организации контакта со средой оказываются уязвимыми ввиду того, что приводят к утрате границы-контакта. Не говоря уже о методологической непоследовательности подобного тезиса по отношению к предыдущему постулированию ценности границы-контакта.
Терапия управляемого кризиса. Итак, целью диалоговой феноменологической психотерапии выступает естественное течение процесса переживания. Сложность для терапии заключается в том, что клиент обращается за помощью в той ситуации, когда процесс переживания деформирован или вовсе блокирован. Разумеется, подобные экстренные меры так или иначе связаны с попыткой защиты человека от невыносимых для него чувств, желаний, образов и т. д. Поэтому, ставя своей задачей восстановить течение процесса переживания, терапевт, по сути, с необходимостью инициирует кризис, справляясь некогда с которым клиент заблокировал процесс переживания. Таким образом, диалоговая феноменологическая терапия в некотором смысле является терапией управляемого кризиса. Управляемого в том смысле, что в актуальной ситуации возникшего кризиса клиент оказывается с ним не один на один, а с поддержкой терапевта. Вкладываясь в восстановление процесса переживания, терапевт и клиент создают условия, в которых инициируемый терапией кризис может быть пережит.
Сказанное в некоторой степени уточняет позицию Ф. Перлза и П. Гудмена о ценности конфликта для развития человека. Так, например, они считают, что «вообще никакой конфликт не может быть растворен посредством психотерапии. Особенно “внутренние” конфликты: они сильно энергетизированы и глубоко затрагивают пациента, представляя собой средства для роста; задача психотерапии – сделать их осознаваемыми, и тогда они могут позаимствовать новый материал из среды, перейти в кризис» [Ф. Перлз, П. Гудмен, 2001, с. 209]. И далее добавляют: «Для терапевта опасность эмоционального конфликта и страдания в том, что это может разрушить пациента, разбить его на кусочки. Это действительная опасность. Но этого можно избежать не только путем ослабления конфликта, но и усилением самости и самоосознавания (курсив мой. – И. Л.). Когда человек осознает, что это его собственный конфликт, и что он сам разрывает себя на куски – это становится новым динамическим фактором в ситуации. Затем, когда конфликт находится в центре внимания и обострен, человек скорее достигает установки творческого беспристрастия и идентифицируется с приходящим решением» [Ф. Перлз, П. Гудмен, 2001, с. 215–126].
Возвращаясь к идее управляемого кризиса, необходимо отметить, что терапевтическая ситуация поля, насыщенная в результате инициации кризиса значительно выраженными или даже невыносимыми психическими феноменами, нуждается в такой же значительной поддержке со стороны собственно терапевтического процесса и самого терапевта. В противном случае терапия скорее превратится в пространство для вторичной травматизации, нежели в место, где восстанавливается процесс переживания и ревитализируется self.
Ценность нового опыта и открытость впечатлениям. Диалоговая модель терапии предусматривает особое внимание относительно возможности клиента и терапевта замечать возникающие в терапевтическом контакте феномены, которые до этого момента находились вне зоны осознавания. Процесс переживания оказывается замороженным отчасти ввиду того, что многие элементы поля находятся вне доступа к их осознаванию. Терапевтический же процесс восстановления переживания зачастую инициируется расширением сферы осознаваемого. Если дать возможность полю произвести впечатление на себя, то в этот момент элементы поля один за другим превращаются в феномены как факты сознания. Размещенные на границе-контакте феномены восстанавливают свою витальную активность, тем самым давая возможность сформироваться новому опыту контакта человека с окружающей средой. А новый опыт, в свою очередь, может быть ассимилирован в self.