Страница 2 из 9
«Простое сложение высказываний («идиом» в его понимании) каждого поэта, каждой поэмы – это и есть то, что мы для общения и понимания друг друга называем поэтическим языком, – пишет он. – Но нет такой науки, которая сделала бы объектом своего интереса только поэтический язык как таковой, этой материально не существующей единицы («понятия»). Изучать возможно лишь формальные и творческие условия, которые придают лингвистическому своеобразию качество поэтическое. Вот это и есть целая программа для обновления поэтики»[9].
И в подтверждение своей позиции ссылается на одну из ранних работ В.В. Виноградова, что не менее интересно для исследования. Во многих работах западноевропейских филологов отмечены точки соприкосновения с работами М.М. Бахтина, Б.В. Шкловского, Ю.М. Лотмана и других.
XX век разрушил традиционное представление о поэтике, а границы термина расширились беспредельно. Деление поэтики на общую и частные внесло некоторую упорядоченность в эту неопределенность: за первой остался традиционный круг влияния, для второй открылись возможности новых творческих интерпретаций. Стиль жанров, направлений, типов текста, индивидуальный авторский стиль, стиль шедевров классической литературы и т.д. попали в круг исследования частных поэтик в мировом языкознании. Именно благодаря им общая поэтика ныне пополняется крупицами достигнутых успехов.
Российская наука всегда находила нестандартные и оригинальные повороты в разработке проблем поэтики: труды М.В. Ломоносова, русские риторики, теория литературы, эстетика, стилистика. Идеи С.С. Аверинцева, А.Н. Веселовского, В.М. Жирмунского, Д.С. Лихачева, Ю.М. Лотмана, А.А. Потебни, Б.В. Томашевского, Ю.Н. Тынянова, P.O. Якобсона и других давно приняты в арсенал мировой филологической науки и развиваются ею.
КОМПОЗИЦИЯ – ТАЙНА ЗА СЕМЬЮ ПЕЧАТЯМИ
Особый вклад в исследование поэтики принадлежит М.М. Бахтину и В.В. Виноградову – создателям двух полюсов поэтики в русской науке: композиционной и повествовательной. Между собой они расходятся в главном: для В.В. Виноградова центр поэтики художественного текста – «образ автора», для М.М. Бахтина – «автор». И если не вдаваться в тонкости терминологии, а выделить лишь то, что имеет непосредственное отношение к методологии анализа авторского «я» в нехудожественном тексте, в частности, в публицистическом, следует признать, что его композиционная поэтика находится где-то между обоими «полюсами».
В работах М.М. Бахтина содержатся теоретические положения, которые гармонично вписываются в современную теорию публицистики. Так, он рассматривает журналистику с ее жанрами как современную риторику, задумывается над спецификой убедительности художественной и убедительностью риторической. Его наблюдения над спецификой высказывания проецируются на публицистический текст: «...за каждым текстом стоит система языка. В тексте ей соответствует все повторенное и воспроизведенное и повторимое и воспроизводимое, все, что может быть дано вне данного текста (данность). Но одновременно каждый текст (как высказывание) является чем-то индивидуальным, единственным и неповторимым, и в этом весь смысл его (его замысел, ради чего он создан). Это то в нем, что имеет отношение к истине, правде, добру, красоте, истории»[10].
Каким же образом все перечисленное получает свое выражение в публицистическом тексте? С позиций функциональной стилистики, – через включенное в систему текста авторское «я». В самом общем плане отношение автора – это и есть личностное, единственное, индивидуальное и неповторимое, нравственное, форма передачи опыта, сконцентрированного в оценочном отношении ко всему, о чем идет речь (от реальных событий до философских категорий), зависит от жанра, в котором задуман и написан текст.
Само же понятие «публицист» находим в теории диалога М.М. Бахтина[11]. Выдвинув автора и героя в качестве основополагающих эстетических категорий художественного текста[12] и проанализировав его семантико-стилистическую систему с этих позиций, М.М. Бахтин на примере творчества Достоевского говорит о специфике журналистского произведения, обосновывая ее общественной ролью журналиста.
Современно звучит его суждение о том, что «...журналист – прежде всего современник. Он обязан им быть. Он живет в сфере вопросов, которые могут быть разрешены в современности (или, во всяком случае, в близком времени). Он участвует в диалоге, который может быть кончен и даже завершен, может перейти в дело, может стать эмпирической силой. Именно в этой сфере возможно «собственное слово». И далее: «Риторическое слово – слово самого деятеля или обращено к деятелям»[13]. А также: «Гражданин. Журналист»[14].
Рассматривая «журналистику с ее жанрами как современную риторику», М.М. Бахтин пришел к выводу о существовании «убедительности художественной» и «убедительности риторической», связывая эти понятия с функциональной спецификой текста. Причем, эмпирическая сила журналистского слова – явление не случайное, так как в самой форме «риторического спора» уже заложена практическая направленность и действенность: «риторический спор – спор, где важно одержать победу над противником, а не приблизиться к истине»[15].
Мечты М.М. Бахтина о «сотворчестве понимающих», активно относящихся к тексту и восполняющих многообразие его смыслов, основаны на философской концепции диалектического единства понимания и оценки. Эти два процесса, по мнению ученого, нельзя разделить: «Понимание и оценка. Безоценочное понимание невозможно. Нельзя разделить понимание и оценку: они одновременны и составляют единый целостный акт. Понимающий подходит к произведению со своим, уже сложившимся мировоззрением, со своей точки зрения, со своих позиций. Эти позиции в известной мере определяют его оценку, но сами они при этом не остаются неизменными: они подвергаются воздействию произведения, которое всегда вносит нечто новое»[16].
Повторюсь: все выводы М.М. Бахтина относятся, в первую очередь, к художественным текстам. Но разве нельзя их экстраполировать на его же размышления о журналистике, журналистах и их роли и месте в обществе, на газетную публицистику? Понятия «риторическая убедительность», «сотворчество понимающих», «понимание и оценка», «своя позиция» и другие являются конструктивным началом любого публицистического текста.
С той же степенью допустимости следует отнестись и к категории активности восприятия текста по Бахтину, при которой «понимающий не должен исключать возможности изменения или даже отказа от своих уже готовых точек зрения и позиций. В акте понимания происходит борьба, в результате которой происходит взаимное изменение и обогащение»[17]. Исследование убеждающего воздействия публицистического текста и позиции автора на читателя – основы функциональной стилистики и композиционной поэтики публицистики.
Академик В.В. Виноградов создал свое учение об образе автора как центре композиционно-речевой системы текста. Его понимание образа автора как стилистической категории художественного текста принято в современной филологии. Равно как и его концепция многоаспектного исследования композиции, которая, по его мнению, всегда и неразрывно связана с общей динамикой построения художественного целого.
Развитие стилистики текста, безоговорочно включающей в орбиту своих интересов проблемы композиции, образа автора, понятие целостности художественной системы, а теперь и разработка композиционной поэтики публицистики требуют нового прочтения даже хорошо известных работ великих филологов. В них много продуктивных идей, до сих пор не оцененных по достоинству. Именно поэтому попытаемся по-новому прочитать одну из полузабытых текстологических работ В.В. Виноградова «Из анонимного фельетонного наследия Ф.М. Достоевского»[18]. Тем более что речь в ней идет об одном из жанров газетной публицистики.
9
Ibid, P. 67
10
Бахтин М.М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа // Эстетика словесного творчества. М., 1986. С, 299.
11
В филологической концепции М.М. Бахтина ему соответствует понятие «журналист».
12
Бахтин М.М. Проблема автора // Вопросы философии. 1977, № 7. С. 148 – 160; Его же. Автор и герой в эстетической деятельности // Эстетика словесного творчества. Указ. изд. С. 9 – 191.
13
Бахтин М.М. Из записей 1970 – 1971 годов // Эстетика словесного творчества. С. 376.
14
Там же. С. 377.
15
Бахтин М.М. Из записей 1970 – 1971 годов // Эстетика... С. 377.
16
Там же. С. 366.
17
Там же.
18
Виноградов В.В. Из анонимного фельетонного наследия Достоевского // Исследования по поэтике и стилистике. Л., 1972. С. 185 – 211.