Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 31

Выкуп по фиксированным ценам действует с 5 марта по 21 мая 1720 года. Для этого Лоу печатает новые банкноты в таких масштабах: 300, 390, 438 и 362 млн ливров – 25 марта, 5 апреля, 19 апреля и 1 мая соответственно, что удваивает количество денег, находящихся в обращении, практически за один месяц!

Как мы помним, Лоу уже прибегал (в самом начале пути) к выкупу акций самой компанией, и тогда это сработало. В этот раз – нет. Желающих обменять акции на деньги так много, что для этого обмена нужно напечатать новые банкноты на 2 млрд ливров (такое право у Лоу было)[34]. Лоу понимает, что в этом случае он не сможет поддержать стоимость банкнот. В общем, все получалось, как в присказке: «Голова вылезла – хвост увяз, хвост вылез – голова увязла». Еще недавно он сам утверждал, что стоимость банкнот в обращении лишь отражает силу или слабость национальной экономики и что банкноты – это не конечная цель, а способ, при помощи которого происходит обмен товарами. Понимая все это, Лоу все же решается напечатать деньги[35].

Чтобы остановить падение акций, Лоу объявляет о том, что раз выкуп акций самой компанией работает, то частные сделки на вторичном рынке больше не нужны. Согласно его указу, торговля акциями запрещается не только на улице Кинкампо, но и по всему Парижу. Это превращает легальный рынок в нелегальный.

Поскольку угрозы обмена банкнот на золото больше нет, Лоу решает бороться с инфляцией. Он видит единственный способ – уменьшать количество денег в обращении как минимум на 50 млн ливров ежемесячно, для чего указом от 21 мая вводит деноминацию банкнот и параллельно уменьшает «рыночную» цену акций «Миссисипи». Столивровая банкнота через неделю должна стоить 80 ливров, через две – 70, через три недели – 60 и наконец – 50 ливров. Параллельно цена акций должна быть снижена к 1 декабря 1720 года с 9 тыс. до 5 тыс. ливров – в семь этапов.

Надо сказать, что до этого указа многие еще верили в гений Лоу, в то, что произойдет какое-нибудь чудо. Теперь все иллюзии были развеяны. Народу стало понятно, что волшебной палочки у Джона Лоу не было. Настроения толпы настораживали настолько, что парламент отказывается утверждать указ о деноминации из-за боязни массовых волнений. Правительство объявляет об отмене указа уже через неделю, а Лоу лишается должности министра финансов. На следующий день толпа нападает на жену и дочь Лоу, когда они возвращаются домой в карете, и регент высылает в дом Лоу охрану из швейцарских наемников. Однако вскоре Лоу вновь назначают министром финансов, и он продолжает бороться с инфляцией.

Разбираться с ситуацией приглашают и бывшего канцлера д’Агессо, отправленного в отставку в 1718 году за его противодействие проектам Лоу. Начиная с июня золото принимают в качестве средства платежа, отменяются соответствующие указы, запрещающие владеть золотом и серебром. И это в момент, когда у простого люда драгметаллов на руках уже не осталось. Чтобы как-то защитить самых бедных, объявляют о том, что на золото можно будет поменять самые мелкие 10-ливровые банкноты. «Обменник» открыт в течение трех часов в день, очередь занимают в 2 часа ночи.

В Париже начинаются волнения. 17 июля на улицы вышло 15 тыс. человек. Люди столпились на маленькой улочке, поэтому 16 человек было задавлено. Эти смерти привели к новым беспорядкам. Толпа прорвалась к дому Лоу, и он вынужден был спасаться во дворце самого регента.

В течение лета Лоу изъял из обращения банкнот на сумму 700 млн ливров. Изъятые купюры прилюдно сжигались на костре, что должно было продемонстрировать публике: оставшиеся у нее на руках бумажные деньги стали ценнее. Но народ проинтерпретировал этот сигнал по-другому: бумажные деньги не годятся больше ни на что, кроме как на разжигание костра. Все это только удлинило очереди желающих обменять бумажные деньги на металлические.

К октябрю Лоу изъял и сжег половину всех банкнот, находящихся в обращении. Экономика вернулась к уровню марта, когда Лоу запустил печатный пресс. Лоу рассчитывал, что инфляция прекратится, а компания наконец сможет выплачивать нормальные дивиденды. Но доверие к «Системе “Миссисипи”» было полностью подорвано. Акции продолжали снижаться и упали ниже 5 тыс. ливров, а цены продолжали расти и выросли еще на 60%. Теперь уже от «схемы» Лоу отступился и сам регент. Было объявлено, что компания лишается всех привилегий (в части торговли, управления монетным двором и сбора налогов), бумажные банкноты изымаются из обращения. Цена акций упала до 2 тыс. ливров в сентябре 1720 года и до 1000 ливров в декабре. Но это отражало и изменившуюся ситуацию компании – сокращение текущих и потенциальных объемов ее бизнеса. К сентябрю 1721 года – до 500 ливров. Но к этому моменту обстановка вокруг компании была враждебнее некуда, а 2/3 ее акций были попросту конфискованы у держателей.

Как пишет Маккей, «всех, кто подозревался в получении нелегальных доходов во время расцвета массового психоза, разыскали и наказали крупными штрафами. Перед этим было приказано составить список первоначальных собственников; если они владели акциями, то должны были вернуть их компании, а те, кто не успел оплатить акции, на которые они подписывались, должны были теперь выкупить их у компании по 13 500 ливров[36] за каждую акцию стоимостью 500 ливров. Не дожидаясь, пока их заставят выплатить эту огромную сумму за фактически обесценившиеся акции, их держатели собрали свои пожитки и попытались найти убежище в других странах. Официальным лицам в портах и на границах немедленно приказали схватить всех путешественников, пытающихся покинуть королевство, и держать их под стражей, пока не будет удостоверено отсутствие у них золотой и серебряной посуды или ювелирных изделий или доказана их непричастность к биржевой игре. Немногие сбежавшие были приговорены к смертной казни заочно, в то время как большинство жестоких судебных преследований было начато против тех, кто остался» [Маккей 2003, с. 63].

Сохранить заработанный капитал удалось немногим. Среди них – английский экономист Ричард Кантильон, который продал акции практически на пике. Будучи очень мудрым человеком и выдающимся экономистом своего времени, он понимал, что рост предложения денег в конечном итоге вызовет рост цен. Кантильон заблаговременно переправил все заработанное в Голландию и уехал туда сам, что свидетельствует о том, что этот человек разбирался не только в экономике, но и в том, как работала государственная машина того времени. Его пытались судить, правда, не именем государства, даже через 10 лет, когда он попытался вернуться во Францию, но безуспешно. Марк Фабер даже приводит этот эпизод современным инвесторам в назидание – как пример того, что им нужно делать в аналогичной ситуации на развивающихся рынках сегодня.





Все имущество Лоу и его семьи на территории Франции было конфисковано, включая даже купленную им на детей и жену ренту, которая не могла быть аннулирована ни при каких обстоятельствах, поскольку при ее покупке это было оформлено специальным указом. Однако в то время как народ и парламент выступали за повешение Лоу, регент дал ему возможность спокойно покинуть страну и даже предложил выдать ему любую сумму денег, которую тот пожелает получить, но Лоу благородно отказался.

Надо отдать должное Лоу в том, что он искренне был уверен в правильности своей «системы». Даже Маккей, который больше других исследователей склонен видеть в подобных эпизодах исключительно мании или заведомые аферы, довольно благожелательно отзывается о Лоу: «С благородством большим, чем можно было ожидать от человека, который большую часть своей жизни был явным авантюристом, он отказался от собственного обогащения за счет разоренной нации. В разгар массовой неистовой охоты за “Миссисипскими” акциями он ни на секунду не сомневался в конечном успехе своих проектов, призванных превратить Францию в богатейшую и влиятельнейшую страну Европы. Все свои доходы он вложил в покупку земельной собственности во Франции, что является надежным доказательством его веры в незыблемость собственных предприятий. Он не запасся столовым серебром или ювелирными изделиями и не перевел, в отличие от бесчестных маклеров, никаких денег за границу. Все его состояние, кроме одного алмаза стоимостью около пяти-шести тысяч фунтов стерлингов, было вложено во французские земельные угодья; и когда он покинул эту страну, то сделал это почти нищим. Один этот факт должен был спасти память о нем от обвинений в мошенничестве, столь часто и столь несправедливо выдвигаемых против него[37]» [Маккей 2004, с. 6 4–65].

34

Разные источники дают различные оценки, встречается и 1,5 млрд ливров. Точная цифра сейчас неизвестна.

35

На самом деле что-то подобное тому, что учудил Лоу, только в меньших масштабах, происходит и в наши дни. Посмотрите на американский финансовый кризис. Цена спасения банков зашкаливает за 1 трлн долларов. Кого-то этот план спасет, но поголовно для всех будет означать ускорение инфляции. Это одна из основных причин того, почему трудно точно определить, пузырь ли на рынке. То ли цены активов упадут, то ли государство, которое опасается резкого падения цен на активы, увеличит предложение денег, что вызовет инфляцию, а следовательно, рост выручки и прибыли компаний в среднем по экономике, и это сделает текущие котировки оправданными. В этом смысле в финансовой политике мало что изменилось: подобные планы спасения инвесторов применяются и в наше время, просто Лоу, как пионер идеи, реализовал ее «в грубой форме», а сейчас все делается более тонко.

36

В нескольких популярных источниках, к которым относится и Маккей, я видела цены 13 000–15 000 ливров. Их происхождение непонятно, достоверно известно, что цена акций на пике не превысила 10 000. Этот диапазон дают все серьезные научные источники. Я склонна думать, что вышеназванные цифры – ошибки Маккея, которого не раз уличали в вольном обращении с фактами.

37

Для сравнения: Маккей гораздо жестче, чем другие исследователи, отзывается, например, о регенте. Большинство ученых склонны считать регента мыслящим человеком, сделавшим осознанную ставку на систему Лоу, как единственно возможное в тот момент решение для спасения финансовой системы и экономики страны. Маккей же характеризует регента как человека, мало интересовавшегося процессами в стране, занятого исключительно развлечениями и поддавшегося на уговоры Лоу лишь потому, что ему не хотелось вникать в детали заведомо мошеннической (как думает Маккей) идеи.