Страница 5 из 16
Бассанио мчится к Шейлоку, английскому ростовщику, «тусующемуся» в Венеции. С конца XIII до середины XVII века верующие евреи были лишены права жительства в Англии, а те немногие, кто там жил, были иностранными подданными. Так что семья Шейлока оказалась в Венеции не случайно. Бассанио просит три тысячи дукатов на три месяца с поручительством Антонио по векселю. Шейлоку этого мало: Антонио – «хороший», то есть «состоятельный», человек, но его «капитал весь в надеждах. У него одно судно плывет в Триполи, другое в Индию; …третье у него сейчас в Мексике, четвертое – в Англии, и остальные суда тоже разбросаны по всему миру. Но ведь корабли – это только доски, а моряки – только люди; а ведь есть и земляные крысы и водяные крысы, и сухопутные воры и водяные воры, то есть пираты; а кроме того – опасности от воды, ветра и скал». Ну, примерно те же самые риски, о которых мы говорили в главе о Синдбаде-мореходе. Морские технологии ко времени действия «Венецианского купца» изменились мало.
Шейлоку Антонио «ненавистен», ведь «взаймы дает он деньги без процентов // и курса рост в Венеции снижает», а еще Антонио «ненавидит народ священный» – со всеми вытекающими. Шейлок готов дать взаймы, но назначает неустойку:
Но жизнь идет не по сценарию Антонио. Вскоре возникают слухи, что «корабль Антонио с богатым грузом потерпел крушение в Узком проливе». Кредиторы Антонио, приехавшие в Венецию, клянутся, что он должен неминуемо обанкротиться. Мы видим, как множатся слухи – от крушения одного корабля до «погибло все»:
Вексель просрочен, а Шейлок неумолим. Даже если бы Антонио имел деньги, тот не взял бы: «хочет получить он лучше мясо // Антонио, чем в двадцать раз ту сумму, // что задолжал он». И не просто мясо – сердце! Шейлок обхаживает дожа, который играет и роль верховного судьи, «твердит, что попрана свобода будет // В Венеции, когда ему откажут». Деньги для уплаты по векселю находятся: в двадцать раз дороже номинала готова дать Порция, возлюбленная Бассанио, но уже поздно. Друзья не надеются и на защиту дожа. Антонио объясняет:
Торговля и доходы Венеции действительно в руках других стран, потому что ресурсов особо нет, страна выполняет роль торгового хаба, а торговля легко может переместиться в другой прибрежный порт. Пожалуй, это мое самое любимое место в пьесе. По сути Шекспир говорит о том, что для инвестиций в страну нужен хороший инвестиционный климат. Это в XVI-то веке!
Поневоле начинаешь задумываться о том, откуда берутся такие познания у актера провинциального театра. Подобные примеры из пьес Шекспира, видимо, и заставляют подозревать, что под этой маской скрывался куда более влиятельный человек, вплоть до версии о принадлежности автора к королевской династии.
Наступает время суда. Дож пытается образумить Шейлока, надеясь, что тот «сохранит видимость (курсив мой. – Е.Ч.) злодейства до развязки дела», но Шейлок тверд как скала. Он демонстративно точит нож, «чтобы резать у банкрота неустойку».
Выход из положения находится через софистику. Вдруг обнаруживается, что в векселе речь идет о мясе, но не о крови. Шейлоку грозят тем, что если он прольет «хоть каплю христианской крови, // его добро и земли по закону // к республике отходят». Кроме того, ему нужно отрезать «не больше и не меньше, чем фунт».
И больше. Дело поворачивают так, что Шейлок уже обвиняется в покушении на убийство:
Милосердный дож дарит Шейлоку жизнь, но собирается поделить его имущество между Антонио и государством, если тот не покается. Шейлок каяться не желает. Тогда, помимо отъема имущества, ему еще и повелевают принять христианство. Вот так оказывается обобран венецианскими властями кровожадный ростовщик, правда, благородный Антонио отдает свою долю в его имуществе дочери Шейлока и ее жениху. Чуть позже три корабля Антонио «с богатым грузом возвратились в гавань».
История о жестоком заимодавце, пытавшемся вырезать фунт мяса у неисправного должника, рассказывается в целом ряде средневековых произведений и, скорее всего, является историческим фактом.
Ростовщики были озлоблены на своих должников не случайно. Они подвергались гонениям и страдали от экспроприации почти во всех странах Европы. Распространено убеждение, что это связано с религиозной нетерпимостью средневекового христианства и христианства эпохи Возрождения. Однако современные экономисты имеют на этот вопрос более прагматичный взгляд. Они считают, что изгнание евреев из Англии, Португалии, Испании в первую очередь являлось своеобразной формой реструктуризации кредитов. Знать сначала набирала долгов, а когда критическая масса накапливалась – должники не могли или не хотели расплачиваться – знать изгоняла кредиторов-евреев под каким-нибудь «благовидным» предлогом.
Как-то я рассказывала о «Венецианском купце» на одной лекции в Нижегородской школе бизнеса «Грин Сити». Ее ректор, Василий Дорофеевич Козлов, который там присутствовал, посоветовал посмотреть и фильм «Венецианский купец» – недавний голливудский блокбастер. Говорит, что там экономико-политическая линия очень хорошо передана. Предлагаю его рекомендацию вниманию читателя.
В романе «Айвенго», действие которого относится к XI веку, времени Ричарда Львиное Сердце, показано, что никакой «правовой защиты» ростовщиков не существовало. Опустошить их карманы мог любой рыцарь «по праву сильного». Приходилось всячески лавировать и скрывать наличие денег.
Вот ростовщик Исаак, возвращающийся к себе домой из дальних странствий, попадает в руки группы рыцарей, следующих на турнир: