Страница 16 из 26
Аристотель выделяет 11 этических добродетелей: мужество, умеренность, щедрость, великолепие, великодушие, честолюбие, ровность, правдивость, любезность, дружелюбие, справедливость. Самая необходимая для совместной жизни людей добродетель – справедливость – в отношении индивида к самому себе занимает среднее положение между причинением обид другим и терпением, в отношении же к другим – между чрезмерно усердным и чересчур небрежным выполнением предъявляемых к нему требований. «Справедливость – совершенная добродетель, хотя и не безотносительно совершенная, а по отношению к другим людям и вследствие этого‑то часто справедливость является величайшей из добродетелей, более удивительной и блестящей, чем вечерняя или утренняя звезда»[120]. Контрольными механизмами, свидетельствующими о добродетельности поступков, являются в человеке стыд и совесть.
Различая мудрость и разумность, Аристотель пишет, что «мудрость направлена на вещи доказуемые и неизменные, разумность же – не на них, а на вещи изменчивые»[121]. Разум выступает в роли управителя у мудрости, и его задача – научиться управлять чувствами и подчинять действия определенной цели: «Из одинаковых определенных деятельностей возникает им соответственные приобретенные свойства»[122]. Личность, которая заботится о своих душевных качествах, создает себя.
Давая общую картину становления добродетели, Аристотель в то же время подчеркивал, что нет неизменных правил, применение которых гарантирует похвальное поведение. Наличие в человеке определенных добродетелей заменяет правила. Нравственный человек, по Аристотелю, тот, кто руководствуется разумом, сопряженным с добродетелью. Аристотель принимает платоновский идеал созерцания, но ведет к нему деятельность, поскольку человек рожден не только для умопостижения, но и для действия.
Для Платона человек – несовершенный бог, для Аристотеля бог – это совершенный человек. Поэтому мера всех вещей и истины для Аристотеля – совершенный нравственный человек. Не расходясь с Сократом и Платоном, Аристотель считал, что цели этики и политики близки. Цель этики – воспитать в каждом свободном человеке качества гражданина государства. Цель политики – «придать гражданам известного рода хорошие качества и сделать их людьми, поступающими прекрасно»[123].
Аристотель жил в рабовладельческом обществе. Раб у него не входит в сферу морали. «Дружба и справедливость невозможны по отношению к неодушевленным предметам, так же как по отношению к лошади или быку, или рабу, поскольку он раб»[124]. Женщина для Аристотеля – существо «второго сорта». Лучшие из добродетелей – мудрость, практичность, мужество – недоступны для нее. Таким образом, при всем своем универсальном характере этика Аристотеля несет на себе отпечаток эпохи.
Подводя итог деятельности Аристотеля, можно сказать, что если Сократ заложил формальные основы этики, ее фундамент, Платон обосновал ее объективное существование и наличие этического идеала, то Аристотель завершил начальный этап создания этики как науки с четко обозначенным реальным предметом исследования.
Попробуем задать простой вопрос: может ли неразумный человек быть счастлив? И Сократ, и Платон, и Аристотель ответили бы на него отрицательно, если не считать рассуждение Сократа у Ксенофонта о том, что счастье‑дело случая в отличие от хорошей деятельности, которая всегда сознательна. Отношение Сократа можно выразить формулой С ∈ М ∈ Д, где М – мудрость, Д – добродетель, С – счастье, а главным математическим термином Сократа является тождество. Платон и Аристотель понимали счастье как совокупность различных видов благ при господстве благ душевных и к ним больше подходит формула С = М + Д.
В обеих формулах не хватает еще одного понятия, которое, хотя, по Платону, и не имеет отношения к морали, оказалось ключевым для выделения различных этических школ в Древней Греции – понятие «удовольствие». Добавив его, получаем основную понятийную схему древнегреческой этики
где С(Б) – счастье (в скобках Б – благо, поскольку счастье – это совокупность благ); М(Р) – мудрость (в скобках Р – разум как основа мудрости); Д – добродетель как положительное нравственное свойство души; У(Н) – удовольствие, или наслаждение.
Тогда формула Сократа примет вид: С ∈ М ∈ Д ∈ У, а формула Платона и Аристотеля С = М + Д + У. Сократ не усматривал цель жизни в наслаждениях или отказе от них. В нем, по-видимому, настолько превалировал разум над чувствами и настолько он был убежден во всесилии знания, что вообще не видел проблемы в отношении удовольствия к счастью, мудрости и добродетели. Все то, что мудро и добродетельно, приносит удовольствие; порок и невежество приносят страдание.
Однако уже ученик Сократа Платон в соответствии со значением, которое он придавал идее гармонии, писал о гармонии знаний и наслаждения по правилам меры, истины и красоты как высшем благе, а ученик Платона Аристотель считал, что умеренность в наслаждении – золотая середина между невоздержанностью и бесстрастностью.
Определяя значение удовольствия, Аристотель писал, что не может человек быть счастлив во время пытки, даже если он добродетелен, и что никто не был бы доволен, если бы ему пришлось прожить жизнь, обладая разумом ребенка, даже если бы это было приятно.
Платон и Аристотель олицетворяют собой главную линию учеников Сократа, представители которой пытались определить, сколько и какие добродетели существуют и как привести человека к познанию их и следованию им. Если от этой позиции отойти, проблема удовольствия и страдания сразу же становится предметом споров. Сократ готов был согласиться, что удовольствие – благо, но ведет к удовольствиям, становящимся благом, по его мнению, именно знание. Для Сократа знание, благо и удовольствие были близкими и связанными одно с другим, и он не акцентировал внимания на вопросе, что из них важнее. Главным для него было показать, что благо доставляет удовольствие, а то, что доставляет удовольствие, – благо. К удовольствию надо стремиться, но так как оно может приводить к страданию, то надо уметь рассчитывать, находя наилучший вариант. «Когда же ты сравниваешь удовольствие со страданием, если приятное превышает тягостное, – ближайшее ли превышает отдаленное или наоборот, – нужно совершать то, что содержит в себе приятное; если же наоборот, тягостное превысит приятное, – его не следует совершать. Разве иначе обстоит дело, люди?»[125]. Определить же, что именно превышает, может только знание, и отсюда вывод: «нет ничего сильнее знания, оно всегда и во всем пересиливает и удовольствия и все прочее» [126].
Отождествление знания, блага и удовольствия возможно при нескольких предпосылках. Одна из них: «никто не стремится добровольно ко злу или к тому, что он считает злом»[127]. При отказе от этого допущения, т. е. принятии, что человек может сознательно делать зло, тождеству знания и добродетели нет места.
Вторая предпосылка – бессмертие души. В этом случае не столь важно, когда человек испытывает удовольствие и когда страдание, и можно, точно рассчитав, что последующее удовольствие больше нынешнего страдания, предпочесть его. Но если признать, что человек умирает полностью, тогда в расчеты врывается временной момент. Мы можем испытать удовольствие, но большее страдание не придет к нам, потому что в любой момент, как мы считаем, мы можем умереть и не дожить до страдания.
120
Там же, с. 84.
121
Большая Этика. 1197, а 35.
122
Этика Аристотеля. С. 24.
123
Этика Аристотеля. С. 15.
124
Там же, с. 197.
125
Платон. Протагор. 356 в, с.
126
Там же, 857 с.
127
Там же, 358 d.