Русские: коммуникативное поведение

Существенно различается речевой этикет народов. Различна роль улыбки, рукопожатия, объятий и поцелуев при встрече, приветствии и прощании, причем эти различия нередко оказываются весьма значительными. В лифте у бельгийцев принято разговаривать с попутчиками, у русских – нет. Немцы в лифте здороваются и прощаются со своими попутчиками, здороваются со всеми незнакомыми людьми, встретившись с ними на лестничной клетке.

Большие различия наблюдаются в тематике общения в гостях и на работе. Для русского человека здесь представляется уникальная возможность говорить обо всем, что его интересует, – черта, отсутствующая у большинства народов мира.

По-разному смотрят в разных лингвокультурных общностях на возможность спора с собеседниками. Большие различия обнаруживаются в вертикальном общении (начальник – подчиненный), в официальном общении, в традициях общения с детьми. Существенно различается в разных культурах общение учителя с учениками, преподавателя со студентами.

У русских небольшое опоздание в гости является необходимым, оно отражает внимание к хозяевам, предусмотрительность – а вдруг хозяева еще не успели полностью приготовиться к встрече гостей; немцы же рассматривают опоздание как проявление необязательности, неуважения и не знают, как себя вести в таких случаях.

Национальная специфика характерна как для общекультурных норм (привлечение внимания, приветствие, прощание, знакомство, извинение и др.), так и для ситуативных норм, действующих тогда, когда общение ограничено составом общающихся, темой общения или самой ситуацией (нормы вертикального, горизонтального общения, детского, молодежного, взрослого, профессионального, семейного, мужского, женского, официального, неофициального, со знакомыми, с незнакомыми и т. д.). Значительная национальная специфика наблюдается также и в социальном символизме народа.

Существует понятие культурного шока, под которым понимается осознание резкого расхождения материальных или духовных культур двух народов, проявляющееся в условиях личностного непосредственного контакта с представителями другой культуры и сопровождающееся непониманием, неадекватной интерпретацией или прямым неприятием чужой культуры с позиций собственной культуры. Термин культурный шок ввел в 1960 г. американский антрополог К. Оберг (Oberg, Kalervo).

Изучение коммуникативного поведения разных народов позволяет выделить и коммуникативный шок — резкое осознаваемое расхождение в нормах и традициях общения народов, проявляющееся в условиях непосредственной межкультурной коммуникации и выражающееся в непонимании, неадекватной интерпретации или прямом неприятии с позиций собственной коммуникативной культуры той или иной коммуникативной нормы или традиции народа представителем гостевой лингвокультурной общности.

Коммуникативный шок, так же как и культурный, выражается в ментальных и вербальных стереотипных реакциях, например:

Зачем они (заставляют гостей говорить тосты и пить, говорят «спасибо», уходя из гостей, так часто жмут руку, долго извиняются, прежде чем обратиться и т. д.);

Почему они… (так тихо говорят, так медленно отвечают, так много жестикулируют, так близко подходят, все время улыбаются, никогда не улыбаются, много извиняются, не благодарят родственников и друзей за помощь или услугу и т. д.);

Почему у них… (чтобы спросить, надо стоять в очереди);

Как странно, что (они в поезде не разговаривают с попутчиками, они спрашивают вас о здоровье через неделю после того, как вы заболели, на вопрос «как дела» всегда говорят «прекрасно>>и т. д.);

Какая наглость (как неприятно!)… (они очень близко подходят, онимогут дотронуться до тебя в разговоре, любой может с тобой заговорить, постоянно дают тебе советы, что и как делать, и т. д.);

Как они не понимают, что… (мы не хотим слушать подробностей их жизни, мы не хотим произносить тосты и т. д.).

И. Эренбург писал в своих воспоминаниях, как его поразило, что знакомый китаец с улыбкой рассказывал о смерти своей жены – «это мое горе, вы не должны огорчаться».

Журналист В. Овчинников описал как‑то грубейшую коммуникативную ошибку американца в Японии, попросившего японского коллегу-журналиста, который нес свой материал в типографию, занести по пути и его статью – японца постиг коммуникативный шок: он остолбенел, как будто ему предложили броситься головой вниз в лестничный пролет, с трудом превозмог себя и пошел вниз, даже забыв воспользоваться лифтом. «Как можно было обратиться к нему с такой просьбой – в его возрасте, положении, к отцу двоих детей? – укоряли американца японские коллеги. – Вы обратились к нему как к простому курьеру!»

Журналист Д. Крылов на заре своей журналистской карьеры (1990) брал интервью у известного американского телеведущего Ларри Кинга и в конце интервью спросил своего собеседника: «Скажите, а сколько Вы зарабатываете?» Надо было видеть коммуникативный шок американца! «Сколько я зарабатываю? Вы хотите знать, сколько я зарабатываю?» – растерянно повторял он, а наш журналист, как ни в чем не бывало, не подозревая, что у американца, как и многих других народов, переспрос в такой ситуации означает, что вопрос ему неприятен, подтвердил свой вопрос: «Да, сколько Вы получаете?» Американец крайне растерялся и засмеялся нервным смехом:

«О, сколько я зарабатываю Ну, я много зарабатываю…

Очень много… Больше, чем мне нужно…» И тут он стал оправдываться перед Д. Крыловым, стал говорить, что и за меньшую зарплату он бы так же хорошо работал, что ему нравится его работа. Тут Д. Крылов решил завершить интервью. Американец на прощание пожал ему руку и, продолжая улыбаться, невпопад сказал: «О, сколько я получаю… Вопрос о моей зарплате мне еще никто в моей жизни не задавал…» Российский журналист так и оставил своего собеседника растерянно улыбающимся и крайне смущенным, нарушив важнейшего правило американского коммуникативного поведения – табу на вопрос о размере личных доходов.

Русские люди, общаясь с китайцами, нередко бывают весьма озадачены, когда китайские друзья на обращенное к ним слово спасибо реагируют весьма странно: «Зачем благодарить – мы же друзья!». У китайцев не принято благодарить близких друзей. Немцы часто удивляются, когда русские говорят спасибо, уходя из гостей. «За что спасибо?» – недоумевают они.

Американцы удивляются и порой негодуют на затягивание русскими общения, русские же обижаются на чересчур краткое общение, которое зачастую демонстрируют американцы. Вместе с тем русские действуют в данном случае как представители коллективистской культуры, в которой общение – важнейшее средство установления отношений, а американцы‑как представители индивидуалистической культуры, которые подходят к общению преимущественно прагматически.

Коммуникативный шок возможен и в сфере невербального коммуникативного поведения, и в сфере социального символизма народа.

Иейл Ричмонд писал, что русские актеры, публичные деятели начинают аплодировать вместе с аплодисментами аудитории – это крайне озадачивает американцев: они считают, что русские нескромно аплодируют себе. Но, по национальной коммуникативной традиции, русские актеры и политики аплодируют не себе, они благодарят своими аплодисментами за аплодисменты зрителей.

Американцы искренне удивляются, что у русских свист на концерте не знак одобрения, а знак неодобрения (как в большинстве стран Европы). И. Ричмонд отмечает, что на русских улицах «все время спрашивают то спичку, то время». Американский волонтер из Корпуса Мира поражается, что во время его разговора с Америкой из города Камышина в разговор бесцеремонно врывается телефонистка: «Ваше время истекло».

Русских поражает академическая традиция в университетах Германии стучать по столу в знак одобрения прослушанной лекции – в России стук по дереву в ряде ситуаций означает «тупой, неразвитый»; удивляет россиян американская традиция свистом выражать одобрение и финская привычка – слушать преподавателя с вежливой улыбкой, не реагируя внешне на его слова. Немцев поражает русский детский жест «фига», который в немецком коммуникативном поведении означает грубое мужское сексуальное предложение, – а в России в детском саду дети бегают и показывают друг другу фиги.