Страница 9 из 21
Наиболее важным моментом рассматриваемого периода принято считать относящееся к XI–XII вв. начало борьбы номинализма и реализма, в которой приняло участие несколько поколений средневековых ученых. Спор этот восходит еще к античной эпохе, и сущность его состоит в том, соответствуют или нет общим понятиям (универсалиям) какие-либо действительные явления. Теоретическим источником его послужило сочинение позднеантичного автора Порфирия (ок. 233–204), указывавшего, что для правильного понимания категорий Аристотеля необходимо знать, что такое род и вид, что такое различающий признак, собственный признак и привходящий признак, причем сам Порфирий отказался от однозначного разрешения данной проблемы: «Я буду избегать говорить относительно родов и видов, – существуют ли они самостоятельно, или же находятся в одних и тех же мыслях, и если они существуют, то тела ли это или бестелесные вещи, и обладают ли они отдельным бытием, или же существуют в чувственных предметах и опираясь на них: ведь такая постановка вопроса заводит очень глубоко и требует другого, более обширного исследования».
Кроме сочинения самого Порфирия, использовались участниками спора также комментарии к нему и к Аристотелю, автором которых был Боэций. Начало дискуссии связывают с именем Росцелина из Компьена (1050–1120), который выступил с утверждением, что действительным объективным существованием обладают только единичные вещи, тогда как общие понятия, т. е. универсалии, – это только имена (по-латыни nomina – отсюда и название всего направления). Из этого Росцелин делал вывод, что универсалии представляют собой просто «звуки голоса», лишь весьма косвенно связанные с самими вещами. Роды, виды и категории, согласно Росцелину, выражают не отношение вещей, а служат исключительно для классификации одних только слов. Лишь язык позволяет создать отвлеченные слова типа «белизна», которое, в сущности, ничего не выражает, поскольку в действительности могут существовать только белые предметы. Точно так же понятие «человек» имеется лишь в языке, тогда как в действительности могут существовать лишь отдельные люди (Сократ, Платон и др.).
Поскольку выводы Росцелина в определенной степени приводили к противоречию с некоторыми из церковных догматов (например, когда речь шла о сущности Троицы), они вызывали резкие возражения со стороны ортодоксальных католических философов. Особенно резко выступили против них Ансельм Кентерберийский (1033–1109) и Гильом из Шампо (ок. 1068–1121), представлявшие так называемое реалистическое направление. Согласно последнему, универсалии являются абсолютно реальными, и каждая из них целиком и полностью пребывает в любом предмете своего класса, тогда как индивидуальные различия между ними создаются внешними и случайными свойствами.
Один из слушателей Гильома, впоследствии ставший его непримиримым противником, Пьер Абеляр (1079–1142), отрицая реальность существования универсалий, вместе с тем отказался и от крайнего номинализма Росцелина, отмечая, что универсалия – не просто слово, имеющее физическое звучание, но она также обладает определенным значением и способна определять многие предметы, составляющие известный класс. Таким образом, согласно Абеляру, универсалии объективно существуют только в человеческом уме, возникая в результате чувственного опыта как результат абстрагирования. Эту доктрину умеренного номинализма позднее стали называть концептуализмом.
Борьба номинализма и реализма проходит сквозь всю дальнейшую историю средневековой философской мысли, причем, несмотря на враждебное отношение католической иерархии к номинализму и концептуализму (взгляды Росцелина, Абеляра и ряда других мыслителей даже поверглись осуждению), эта доктрина получила дальнейшее развитие. Для науки о языке рассматриваемый спор интересен в первую очередь благодаря тому, что в его ходе рассматривались основные проблемы, связанные с изучением семантической системы языка.
Второй период развития средневековой лингвистической традиции (поздний, или «предренессансный») охватывает XII–XIV вв. Эта эпоха характеризуется как расцвет и последний закат схоластической философии[11], возникшей в предыдущие века. В рассматриваемый отрезок времени (во многом благодаря контактам с арабским миром и через посредство арабских переводов) западноевропейские мыслители знакомятся с рядом произведений античных авторов, в первую очередь с ранее не известными «латиноязычному» Западу трудами Аристотеля и комментариями к ним. Наблюдается и возрастание интереса к проблемам языка. Правда, историки лингвистики отмечают, что собственно в плане грамматического описания языка было сделано не так много: по-прежнему, основным авторитетом оставался труд Присциана, к которому составлялись многочисленные комментарии, и в этом плане можно отметить лишь один факт: категория имени, не расчленявшаяся в античной грамматике, была подразделена на существительное и прилагательное. Однако заметным явлением считается формирование в XIII–XIV вв. так называемой концепции философской грамматики. Первый опыт ее создания связывается с именем Петра Гелийского (середина XII в.), написавшего ее в виде комментариев к Присциану. Особую роль в развитии этого направления сыграл Петр Испанский (1210/20—1277), португалец по происхождению, ставший в 1276 г. римским папой под именем Иоанна XXI. В своем трактате «О свойствах терминов», составляющем заключительную часть принадлежавших ему «Кратких основ логики», он разрабатывает учение о суппозиции (допустимой подстановке терминов), касаясь вопроса о природе значения и отмечая важность изучения элементов языка в контексте тех комбинаций, в которых они выступают в речи. В значительной степени под его влиянием в XII–XIV вв. складывается так называемая «школа модистов» (название связанно с тем вниманием, которое ее представители уделяли вопросу о «модусах», т. е. способах значения.). К числу ее крупнейших представителей относятся Боэций Датчанин (XIII в.), Томас Эрфуртский (XIV в.) и др. Модисты изучали прежде всего общие свойства языка, его отношения к внешнему миру и мышлению. Вслед за Петром Гелийским они рассматривали грамматику не как чисто практическую дисциплину, которая учит «правильно говорить, читать и писать», а как науку (scientia). Отмечая, что языки обладают конкретной спецификой, модисты вместе с тем применяли к ней критерий «одна для всех языков», подчеркивая тем самым ее логический характер. «Тот, кто знает грамматику одного языка, – писал один из авторов рассматриваемой эпохи, – знает сущность грамматики вообще. Если же, однако, он не может говорить на другом языке или понимать того, кто говорит на нем, это происходит из-за различий в словах и их формах, которые по отношению к самой грамматике случайны». Со школой модистов связаны также изучении вопросов синтаксического значения частей речи, их выделения и др., а сама грамматика определяется как наука о речи, изучающая правильное сочетание слов в предложениях посредством модусов означивания. При рассмотрении значения предложения средневековыми авторами использовалось также понятие диктума — объективной части значения предложения, соотносимой с модусом как операцией, производимой мыслящим субъектом. Уже в первой половине XX в. названные термины вновь ввел в науку о языке один из виднейших представителей Женевской лингвистической школы, сыгравший выдающуюся роль в оформлении и публикации «Курса общей лингвистики» Ф. де Соссюра, – Шарль Балли.
Арабская лингвистическая традиция
Если западноевропейскому Средневековью долго «не везло» в истории нашей науки, то современное ему арабское (точнее, арабо-мусульманское, поскольку в создании его принимали участие не только арабы по рождению) языкознание, напротив, всегда занимало достаточно почетное место в историко-лингвистических трудах. Характерно в этой связи замечание создателя наиболее полной в отечественной науке хрестоматии по истории языкознания В.А. Звегинцева: «Арабы были не только хранителями культурных ценностей древнего мира, но и… глубокими и трудолюбивыми учеными, внесшими огромный вклад в развитие мировой культуры. Эта общая характеристика их научных достижений в полной мере применима к языкознанию».
11
Схоластической (от греч. scholasticos – ученый) называют средневековую философию, строившуюся на чисто формальных, логических аргументах.