Страница 2 из 43
Проделав это, он зашагал прямиком к дому шерифа. И зашагал туда именно потому, что там его меньше всего ожидали увидеть в самом начале пребывания в родном городе. А отправился он туда по той простой причине, что всегда отдавал предпочтение поступкам, которых никто от него не ожидал.
Достигнув цели своего похода, он бросил в окна мимолетный взгляд в удостоверился, что шерифа нет дома. Шерифова жена и две шерифовы дочки как раз кончали мытье посуды после семейного ужина на кухне. Потому только Дюку и удалось пройти мимо веранды и открыть окошко служебного кабинета шерифа. Он проник внутрь, уселся на удобном стуле, в уголочке, за шкафчиком с архивами, скрестил на груди руки, уперся затылком в стену и закрыл глаза. Он прекрасно знал, что если в ночной темноте человек закроет глаза, то все прочие чувства начинают работать активнее и становятся гораздо изощреннее. В конце концов, следовало и поразмыслить немножко.
Мысли Дюка быстренько пробежались по всей его жизни. Начал он с того момента, когда пребывал в звании безымянного подкидыша, без отца-матери, и был, соответственно, подвержен самым различным влияниям. Зарабатывать он начал с восьми лет, берясь за самую грязную работу. Далее он проследил свой жизненный путь вплоть до совсем недавно миновавших дней прекрасного детства, когда он сделал два открытия: во-первых, работа очень неприятная штука, а во-вторых – он обладает свойствами, которые отличают его от остальных людей.
Мы знаем: бывает чрезвычайно опасно, когда человек, независимо от возраста и периода жизни, осознает, что свыше он наделен особыми качествами, отличающими его от сотоварищей, но опасность возрастает втрое, если это осознание приходит в детстве. Уже в четырнадцать лет Дюк заслужил свою аристократическую кличку2 и одновременно получил своего рода право голоса. Он заработал такое прозвище из-за холодного презрения, которым умел окатывать самых опасных пройдох из тех страшных и свободолюбивых людей, что так часто собирались на обширных пространствах скотоводческих ранчо. А право голоса в этих же кругах он приобрел благодаря сверхъестественной ловкости в обращении с револьвером.
Нельзя утверждать, что Дюк возгордился, осознав свои дарования, или что он постоянно совершенствовал свое искусство с помощью непрерывных специальных упражнений; но когда он выхватывал револьвер из кобуры, казалось, будто он мгновенно пронзает противника какой-то невероятно молниеносной шпагой. Бывает ведь, что рождаются люди с удивительной скоростью бега, появляются ведь на белый свет дегустаторы с необычайно развитым чувством кислого или сладкого во рту. Так вот и Дюк родился с метким глазом, твердой рукой и нервами, которые просто не умели трепетать. Человек может гордиться такими врожденными способностями не больше, чем какой-нибудь везунчик, совершенно случайно напоровшийся на богатейший золотой рудник. Но, продолжая это сравнение, скажем: точно так же, как везунчик не может не использовать чудесную находку в личных целях, так и Дюк не мог избавиться от ощущения, что он ну просто обязан эксплуатировать свои фантастические способности.
Так и пролетели три года в громких авантюрах да в разнузданной жизни. Так и шатался он от Аляски до Нью-Мексико, и куда бы ни заносило его неупорядоченное бытие, оставался он на одном месте ровно столько, сколько нужно было для того, чтобы прославиться. В результате храбрые мужчины стали избегать его общества. И тогда отправлялся он опять в леса и прерии, чтобы подыскать себе не пуганного еще противника. Не скажешь, чтобы он очень уж строго придерживался только револьвера. Если доводилось, не гнушался он и кулачков, в которых также первенствовал: уже шестнадцати лет Дюк обладал силой взрослого мужчины и врожденной реакцией пантеры. В семнадцать лет он провел зиму в Канаде, шатаясь по рубленым баракам, где и окончил успешно естественную школу сурового единоборства, протекающего без всяких правил. В следующую весну и лето он прошел полный курс покрытой мраком тайны профессии, с азами которой познакомился несколько раньше, – то была игра с ножом.
И все-таки, куда бы ни бросала его судьба, чем бы он ни занимался, о нем как-то забывали окружающие его люди: он все еще был для них мальчишкой. И если мальчишка желал подраться с кем-нибудь из взрослых, то взрослые, ввязываясь с ним в драку, совершали ошибку и жестоко страдали из-за нее. Но ни один зевака не мог не согласиться с тем, что Дюк каждую схватку проводил по всем правилам.
Между тем в восемнадцать лет с ним случились неожиданные перемены. За два года он окончательно вырос, раздался в плечах и достиг настоящей мужской крепости, приобретя манеры поведения взрослого человека. В семнадцать лет он выглядел на девятнадцать-двадцать, а спустя всего какой-то год, в восемнадцать, ему не задумываясь давали все двадцать четыре.
На Западе мужчина только в двадцать четыре года становится настоящим взрослым человеком. Дюк сделал это открытие в Нью-Мексико, разругавшись с тремя сильными мексиканцами и решив спор с помощью револьвера. Он готов был полностью возместить все расходы по похоронам покойника, а двум раненым – оплатить лечение в госпитале. Но и это не помогло: его отволокли в тюрьму. Там он целую неделю загибался от недостатка пищи, пока шериф, очень симпатичный человек, не подошел к нему и не сказал, что он уверен в том, будто ссора окончилась нехорошо только в результате самообороны с его стороны, но присяжные, несмотря на этот трогательный факт, все равно приговорят его к веревке, а потому будет лучше, если Дюк слиняет отсюда, пока не поздно. Так что в одну прекрасную ночь Дюк выкопал дыру под стенкой и удрал.
Еще один урок был дан ему в штате Вашингтон. Поупражнявшись однажды вечером в своем искусстве, он с удивлением обнаружил, что все взрослые люди городка гонятся за ним по пятам. Однако Дюка это не устраивало, и он сговорился с ними, что в качестве контруслуги он попытается отыскать пользующегося дурной славой человека-убийцу, более известного под кличкой Черный Ник. Отыскав Черного Ника, он спровоцировал его па схватку, первым же выстрелом выбил у него из рук револьвер и отвел в город, раненного и связанного по рукам. В связи с этим ему были прощены все те раны, что он нанес жителям города двумя днями ранее, и позволено было отправиться на все четыре стороны.
И вот после двух первых подвигов Дюк понял, что люди, составляющие общество, как-то не одинаково смотрят на него. Между тем иногда лучше вовремя узреть опасность, чем бежать от нее. Вот и стало это дело для Дюка хлебом насущным. Не мог он держаться в сторонке от всяческих невзгод. Три года с небольшим ему удавалось успешно заметать следы. И все-таки, как говорится, за что боролся, на то и напоролся.
Чего только не натворил Дюк к своим восемнадцати годам – не одну книжку можно было бы написать! Но, в конце концов, во время кратковременного пребывания в Хвилер-Сити попалось ему на глаза симпатичное личико Линды Мэррей. С этого момента он поклялся во что бы то ни стало добиться чести раз и навсегда назвать Хвилер-Сити своим родным городом. Он больше не будет сражаться за богатство, сидя за карточным столом, а станет зарабатывать честным трудом, откладывать и экономить, и на накопленные таким образом средства он заложит фундамент здания для совместного проживания с Линдой. В тот момент ему казалось, что все пойдет как по маслу. Линда была моментально побеждена восемнадцатилетним героем, который выглядел совершенно как взрослый мужчина и вокруг которого витал изумительный аромат необыкновенных подвигов и незнакомых краев. И вовсе не важно, что она на каких-то пару лет старше его. Словом, все шло как положено.
Но тут-то и случился тот самый субботний вечер: поездка с ранчо старого Картера, где он подрядился на работу, в город, встреча со Спрингером, сперва обмен колкостями, затем довольно неожиданными оскорблениями и, наконец, стрельба.
Но тут мысль Дюка остановилась. Входные двери шерифова дома скрипнули, и в передней послышались шаги вперемежку с голосами.
2
Дюк (англ. duke) – герцог, а также – на сленге – кулак, рука.