Вокруг Петербурга

Щедрость императрицы диктовалась ее тайным намерением отдалить нелюбимого наследника престола от Петербурга. Она опасалась, что сын предъявит свои права на престол, похищенный ею у мужа, Петра III. Желание Екатерины II совпало со стремлением самого Павла быть подальше от царского двора. Он боялся, что царица, благословившая при вступлении на престол убийство отца, не остановится и перед его физическим уничтожением, лишь бы не допустить к трону.

Вот почему Павел поспешил перебраться в Гатчину, занялся строительством военных укреплений, сколачиванием отряда верных телохранителей – гатчинского войска. Не утратив надежды на власть, он в продолжении тринадцати лет создавал там в малом виде ту своеобразную гатчинскую Россию, которая представлялась ему в будущем единственно достойным образцом для государства.

С водворением Павла в Гатчине мирная загородная усадьба екатерининского вельможи превратилась в военный лагерь опального претендента на русский престол. По приказу нового владельца согнанные сюда с окрестных деревень крестьяне тотчас же начали возводить военные укрепления.

При въезде в Гатчину со стороны Царского Села возникла крепость Ингербург. Небольших размеров, она была выстроена по всем правилам фортификации тех лет и имела в плане форму многоконечной звезды, образованной земляным валом и рвом с водою. Пересекавшая крепость дорога упиралась в ворота со шлагбаумами. Около Ингербурга находилась Солдатская слобода. «Эта слобода имела заставы, казармы, конюшни, – писал современник, – все строения были точь-в-точь такие, как в Пруссии, а по виду войск, тут стоявших, хотелось побиться о заклад, что они прямо из Берлина».

Ближе ко дворцу, где от Большой дороги ответвлялась Дворцовая аллея, был насыпан другой редут. Вход в него преграждали железные ворота, около которых стояли караульные будки. На его брустверах установили шесть пушек. В 1792–1793 годах площадь внутри редута получила архитектурное оформление в виде больших солнечных часов. «Циферблатом» служили внутренние стены укрепления, на которых были нанесены почасовые деления, а «стрелкой» – тридцатидвухметровый обелиск из местного, так называемого черницкого камня (из села Черница возле Гатчины), сооруженный при участии талантливого строителя-самоучки, вологодского крестьянина К.А. Пластинина. Площадь назвали «Коннетабль».

Подобно Ингербургу, на Красносельской дороге возвели укрепление Мариенбург. За Гатчиной, на северном берегу реки Колпанки, у пильной мельницы, раскинулись строения Солдатской слободы, обнесенной в сторону Петербурга большим валом и рвом. Здесь также был шлагбаум и посты на дороге.

Сохранившаяся доныне башня на Красноармейском проспекте – часть бастиона, запиравшего выход из Дворцовой аллеи на Красносельскую дорогу. Построенный несколько позже других укреплений, он создавал впечатление маленького островка. Это определило его название – «Екатеринвердер».

Замыкал всю эту систему небольших укреплений глубокий ров перед дворцовым лугом, превращенным Павлом в учебный плац. Через ров был перекинут подъемный мост, около него на брустверах вала стояло 12 пушек. Очевидно, при Павле, на случай поспешного бегства, прорыли подземный ход из дворца в парк.

Еще несколько построек появилось одновременно с ростом гатчинского войска. За Большой дорогой выросла Бомбардирская слобода, где поселились артиллеристы. Около «Екатеринвердера» построили казармы Кирасирского полка, а рядом с парком – дом для команды озерной флотилии. Поблизости от казарм расположились конюшни, продовольственные и фуражные склады – магазины, пороховой погреб. Среди военных «учреждений» тех лет были госпиталь, военно-сиротский дом около Мариенбурга, призванный готовить музыкантов для солдатских хоров, а также церковь для иностранцев-иноверцев, которыми изобиловало павловское войско.

В этот период Гатчина обзавелась своей промышленностью, если так можно назвать мелкие мануфактуры и мастерские. В самом посаде возникли замшевая фабрика, шляпная и золотошвейная (галунная) мастерские. В 1795 году в Бомбардирской слободе возвели существующее доныне подковообразное здание суконной мануфактуры. Его построил известный архитектор Н.А. Львов. Неподалеку от «Зверинца» начала работать казенная полотняная фабрика, севернее – стекольный завод. На берегу Колпанки действовал построенный раньше фаянсовый завод. При ферме создали сыроварню, на реках Пудость и Ижора – мукомольные мельницы. Все предприятия были малорентабельными и существовали только благодаря финансовой поддержке владельца Гатчины. Они работали на привозном сырье, выпуская низкокачественную продукцию для солдат.

Наряду со строительством, в Гатчине муштровалось войско наследника престола. По замыслам Павла, оно должно было быть образцом, моделью для организации вооруженных сил России после его прихода к власти.

Кроме сухопутных команд Павел завел на гатчинских озерах флотилию. Соорудили верфь, на которой в 1795–1797 годах корабельный подмастерье Курочкин построил и спустил на воду яхту «Миролюбивый» и 16-пушечный фрегат «Эмпренабль». Не велика была мощь гатчинской флотилии, но это не мешало разыгрывать на озерах целые сражения «с пушечной пальбою и абордажами».

Ко времени прихода к власти Павла гатчинское войско насчитывало 2399 человек (в несколько раз больше жителей самой Гатчины). Армия Павла не числилась на учете в Военной коллегии и не получала от нее никаких материальных средств. Она существовала на средства, которые выколачивались из крестьян окрестных деревень, а также на деньги, отпускаемые Екатериной II сыну для содержания его «малого двора». Это сказалось на составе гатчинских войск, прежде всего офицеров.

В армию Павла, по свидетельству современника, шли «бродяги, выгнанные за разные гнусности из армии, которые, не имея пристанища, рады были всё переносить из-за куска хлеба». Большинство офицеров были иностранцами, пруссаками, прибывшими в Россию «на ловлю счастья и чинов». Злобно презирая русских солдат, эти штейнверы, линденеры, бекманы служили верным орудием Павла по опруссачиванию гатчинских, а позднее всех русских войск. Они принесли с собою из прусских казарм мелочную регламентацию службы, бессмысленную муштру, жестокую палочную дисциплину. Не уступали им немногочисленные русские офицеры-гатчинцы, из среды которых вышел Аракчеев, или Змей-Горыныч, как прозвал его народ за бессердечие и изуверство.

«Таланты» гатчинских офицеров проявлялись на ежедневных солдатских учениях. Под гром барабанов и взвизги флейт солдаты часами выстаивали в строю, обучаясь точному равнению «в косу», ходили взад-вперед мелким, «гусиным» шагом, делали бесконечные ружейные приемы. И, видимо, на гатчинском плацу родилась солдатская поговорка: «Где ученье – там и палки». Бесчисленными пинками и зуботычинами, зверским избиением сопровождали офицеры каждое учение. Они действовали по аракчеевскому правилу – «девять убей, десятого выучи». Не проходило дня, чтобы лазареты не пополнялись искалеченными солдатами.

Но особенно тяжело давались солдатам вахтпарады. Еще накануне вступления в караул они должны были сделать себе прическу. На голову надевались завитые парики, к ним проволокой прицеплялись букли и косички. Парики поливались квасом и обсыпались вместо пудры белой мукой. Для белизны лица лоб и щеки натирались мелом. После этой процедуры, чтобы не испортить прически, солдаты были вынуждены или вовсе не спать ночь, или же спать сидя.

В день парада, в девять часов утра солдат строили перед дворцом. Узкая, неудобная одежда теснила грудь, сковывала движения. Выходил Павел, раздавалась музыка, и начинался церемониальный марш. Круг за кругом двигались шеренги по лугу, производя различные перестроения и вычурные приемы ружьем. Впереди солдат пляшущей походкой шагали офицеры. Павел внимательно следил за парадом. Иногда он, озлобленный, забежав перед строем, дико выкрикивал: «раз, два! раз, два!» В полдень, утомленные бессонной ночью и трехчасовой муштрой, солдаты отправлялись на смену караула.

Дробный звук барабанов не только давал темп занятиям войск. Он был как бы пульсом жизни всей Гатчины и ее населения. Ежедневно в шесть часов утра по улицам проходили военные патрули (рунды) с барабанщиками. Они били утреннюю зорю. Это значило, что гатчинцы из «простонародья» должны были приступать к работе. В полдень пушечный выстрел сообщал о наступлении обеда. В девять вечера рунды вновь обходили улицы, выбивая вечернюю зорю. Сразу же закрывались лавки, ворота, ставни, в домах гасили свет. Опускались шлагбаумы, прекращая доступ в Гатчину.