Катастрофы тела

На кухне, распластавшись на полу в луже крови, лежал Фред Буер, брат Вернона. Фред был убит тремя выстрелами в лицо. Вероятно, Фред услышал стрельбу в доме, прибежал узнать, что происходит, и был убит.

— Мать и старший сын, — сказал доктор Хислип, — остальные не здесь, констебль.

В сарае позади дома они нашли труп Уильяма Ройска, убитого выстрелами в лицо; четвертая жертва этой кровавой бойни — наемный работник Гейб Боромби — лежал мертвый, весь в крови, в помещении для работников. Убийца несколько раз выстрелил ему в лицо.

В доме не нашли никаких следов огнестрельного оружия, которым пользовался убийца.

Констебль Олсен сделал несколько пометок в записной книжке. «Несомненно, — решил он, — миссис Буер, убитая в затылок, была первой жертвой и, пожалуй, единственной, кого намеревались убить. Другие, старший сын и два работника, — размышлял Олсен, — стали жертвами как свидетели преступления». Никаких намеков на грабеж — преступление совершено чисто из-за эмоциональных побуждений, а не с целью наживы.

Констебль возвратился в дом, чтобы задать несколько вопросов потрясенному отцу. Тот подтвердил то, что по телефону несколько бессвязно сообщил доктору его сын Вернон. Отец и сын ушли из дома после ужина и работали в разных концах фермы. Две дочери ушли на баскетбол, старший сын Фред и два работника находились недалеко от дома. Последний раз Генри Буер видел жену в кухне, когда та, склонившись над раковиной, собиралась мыть посуду, оставшуюся после ужина. Вернон заявил, что вернулся домой в 8.30 вечера и увидел трупы матери и брата. Он тут же позвонил доктору. Потом он сказал, что трупов работников не видел.

Констебль Олсен отметил про себя, что Вернон как-то четко отмеряет указанное время. В момент внезапной смерти миссис Буер находилась в столовой, где чистила клубнику. Поэтому ее убили раньше сына Фреда. Если бы было наоборот, то она наверняка не осталась бы сидеть в столовой, услышав выстрелы в другой комнате.

«Все это выглядит довольно странно», — подумал констебль. Он машинально опустил руку в мутную воду в раковине, в которой покойная оставила отмокать кастрюлю, и нащупал что-то твердое и острое, как оказалось, гильзу от винтовки калибра 0,303. Убийца тщательно подобрал все гильзы, а эту просмотрел. Уже улика.

У Буеров не было собственной винтовки. Однако оперативная проверка выявила, что у фермера-соседа была винтовка калибра 0,303, но, как он заявил, ее недавно украли. По данным полицейского местного участка, владелец действительно заявлял о пропаже винтовки. «Не было ли это сделано преднамеренно, чтобы замести следы преступления?» — размышлял Олсен. Сравнение под микроскопом меток от бойка на стреляных гильзах от украденной винтовки с меткой на гильзе, найденной в кухонной раковине, убедило Олсена, что украденное оружие и есть оружие убийцы. «Найди человека, укравшего винтовку, и ты найдешь убийцу», — решил про себя констебль.

Проблема неожиданно осложнилась тем, что Олсен заметил плохо скрываемую неприязнь к себе со стороны Вернона Буера. Время от времени Олсен внезапно оборачивался и ловил на лице молодого Буера либо усмешку, либо затаенную ненависть. Однажды, спустя неделю после убийства, Олсен задал Вернону первый пришедший на ум вопрос:

— Вернон, а почему у тебя нет девушки?

Молодой человек оторопел, но пробормотал:

— Я не люблю девчонок!

Вскоре Олсен узнал, что Вернон ухаживал за хорошенькой девушкой из Маннвилла, но та дала ему от ворот поворот полгода тому назад. При встрече с Олсеном девушка рассказала ему, что миссис Буер наговаривала на нее Вернону и вдалбливала сыну в голову, что она распутная и что сын дурак, если тратит на нее время. Мало-помалу девушка поняла, что Вернон находится под влиянием матери и прислушивается к ее обвинениям, поэтому она попросила его больше с ней не встречаться.

— И после этого вы с ним не встречались?

— Конечно, нет, но он тоже очень переживал.

Когда констебль Олсен поставил Вернона перед фактом, что тот возненавидел мать за ее вмешательство и расстройство личных планов сына, Вернон ухмыльнулся, а потом рассмеялся. Олсен повторил свое обвинение и добавил:

— Вы убили свою мать и остальных, чтобы молчали!

Молодой Буер дрогнул:

— А вы нашли винтовку!? Нет?. В таком случае, — очень спокойно заявил молодой человек, — как вы можете кого-нибудь обвинять, особенно меня? Разумеется, вы не дождетесь от меня признания.

Олсен почувствовал, что убийца у него в руках, но как доказать это на суде? Буера забрали в полицейское управление в Эдмонтоне, где опытный инспектор полиции Хенкок предложил Вернону признаться во всем.

— Вы так думаете? — вызывающе рассмеялся Вернон.

День за днем арестованный играл с властями в кошки-мышки. Обвинение можно было построить только на признании Буера, но прошла неделя, а следствие не сдвинулось с места. У полиции оставался только один шанс — вырвать признание у подозреваемого, ведущего себя дьявольски хладнокровно, а для этого нужно было найти винтовку и иметь в руках доказательства.

Инспектор Хенкок почти уже отчаялся, когда случайно прочитал в газете заметку о так называемом парапсихологе Максимилиане Лангснере из Ванкувера, который заявил, что может раскрывать преступления, читая мысли преступников. Чтобы его не засмеяли, Хенкок ни с кем из сослуживцев не поделился своей идеей. Он просто позвонил Лангснеру и попросил его приехать.

Когда парапсихолог сошел с поезда, Хенкок увидел перед собой энергичного человека небольшого роста, лет 35, похожего на актера Адольфа Менжу. Он протянул руку и представился.

— Вы считаете меня шарлатаном, но обратились ко мне, потому что отчаялись.

Хенкок хмыкнул:

— Не нужно быть прорицателем, чтобы догадаться об этом.

По дороге в участок Лангснер рассказал, что родился в Вене, а на Востоке обучался искусству телепатии. Он заявил, что человеческий мозг в состоянии стресса рассылает сигналы, которые могут перехватить и расшифровать специалисты.

Лангснер сказал, что он сядет где-нибудь около камеры узника, как это уже однажды делал в Берлине, и будет ждать, когда преступник раскроется перед ним, то есть откроет тайны своего мозга.

В Берлине он имел дело с грабителем, спрятавшим украденные драгоценности. В конце концов, мозг выдал сигналы о тайнике. Полиция легко обнаружила его по описанию Лангснера.

Уж не сумасброд ли это? Недобрые предчувствия стали закрадываться в душу Хенкока по мере того, как он слушал словоохотливого прорицателя, похвалявшегося своими неимоверными подвигами.

— Дело вот в чем, — поддержал разговор полицейский, -мне нужно знать, что подозреваемый сделал с винтовкой, из которой он убил четверых. Без винтовки мы не можем от него добиться признания, а без признания нет и дела.

— Значит, вы хотите, чтобы я нашел винтовку? Так?

— Совершенно верно.

— Это делается очень просто, сэр. Если винтовка играет такую важную роль для вас, то еще большее значение она имеет для преступника. А если она важна для него, значит, он будет думать о ней. Я перехвачу импульсы его мозга и расшифрую их для вас. В конце концов он расскажет то, что вы хотите от него узнать.

— В конце концов! Что вы хотите этим сказать?!

— Я имею в виду, что рано или поздно он не выдержит и сломается. Поначалу все они суетятся, нервничают, напускают туман, но я все равно читаю их мысли. А не пора ли нам посетить нашего приятеля? Мне хочется приступить к работе немедленно.

Сразу же после завтрака Лангснер взял из кабинета инспектора Хенкока стул, пронес его по тюремному коридору до камеры Буера, устроился на стуле, опираясь на трость с золотым набалдашником, и уставился на преступника. Через три часа после такого необычного глазения Буер потерял покой. Он не мог больше игнорировать присутствие этого господина, сидевшего напротив его камеры и глазевшего на него, не проронив ни слова! Буер попытался ответить взглядом на взгляд. Потом стал ругаться. А Лангснер просто смотрел.