Странник

Гриф подошел к бару, выбрал себе шотландское виски, открыл холодильник, насыпал льда, долил спиртным, сделал глоток.

– Что за дичь ты нес, Фока? Какие скоты, какие хищники? Ты чего, Ницше вечор обчитался, белокурую бестию решил из себя тут изобразить? Так бедный Фридрих свои творения в дурдоме сочинял, где и сидел безвылазно. И – кончил плохо. То ли паралик его гэкнул, то ли кондратий хватанул. Ну да ладно он, неукротимый шизофренствующий германоид, а тебя с чего сегодня перемкнуло эдак, селянин, колхоз тебе папа?

Вместо ответа, Фокий Лукич выпил еще коньяку и, казалось, охмелел совершенно. Он надул губы по-детски и слезливо пожаловался:

– А чего он?

Всхлипнул, пошел к своему креслу, долго всматривался в дорогую кожу, словно проверяя, не оставил ли там посетитель змею, вздохнул и прямо-таки ухнулся задницей в кресло. Иноземная мебель податливо прогнулась дюралем каркаса и приняла форму тела сидельца. Сейчас Фокий Лукич почувствовал бы себя вполне уютно, если бы не Гриф: во время всего разговора он сидел в комнате отдыха, скрытой декоративной панелью, и слышал весь разговор. Вот это, как и присутствие Грифа сейчас в кабинете, было Фокию Лукичу неприятно.

– Н а теперь чего надулся, как копеечный презерватив? Брось. Крутизну качать будешь перед своими тщедушными писаками. А я тебя, Фока, как облупленного знаю. И успокойся: ты стал играть с этим пареньком в те игры, в каких он дока.

– У него взгляд убийцы, – хрипло выговорил Бокун.

– Вот-вот. Кто на что учился. Территория войны – его территория. А ты ему грозить вздумал.

– А чего он...

– Прекращай сетовать. Давай по делу поговорим.

Бокун пожал плечами.

– Где ты вообще подобрал этого самородка?

– Порекомендовал кто-то. Из моих. – Бокун наморщил лоб. – Гусина Валентина Ивановна.

– Она что за птица?

– Заведующая отделом культуры. В «Курьере».

– Серьезная тетка?

– Весьма.

– Так что ж она, серьезная, тебе такого котенка в мешке подложила? Который вполне может сойти за леопарда? Да не морщись ты! Мужское обаяние с бабами черт-те что творит.

– Да какой там – она в годах женщина.

– Годы любви не помеха.

– Брось, Сергей Оттович. Ты же видел этого франта. Позарится он на шестидесятилетнюю дебелую клушу...

– Он на нее – нет, она на него – запросто. Она же не нынешних нравов матрона, ей, может статься, иметь в протеже этакого тарзана просто для души приятно.

– Да какой уж там тарзан... Нет. Она его сразу привела как аналитика. И перо, надо признать, у парня бойкое.

– То-то оно нам боком и вышло. Откуда этот Данилов?

– Родом?

– Да.

– Не знаю. А приехал из Москвы.

– И что он в Княжинске потерял?

– Квартира ему здесь осталась. От какой-то родственницы. А в Москве, видать, что-то не сложилось.

– "Видать", «надысь», «небось»... Где ты этого набрался, аппаратчик? А разузнать загодя? Ты же не на картофельной ферме, Фока, заправляешь, ты у нас общественное мнение формируешь. Халатно подбираешь сотрудников, вот и результат.

– Не мое это дело – вникать в мелочи... – приосанился Бокун.

– Мелочи?.. Люди не мелочь, Фока, совсем не мелочь! – Казалось, Гриф едва сдерживает нахлынувшую внезапно ярость. – Помнишь, некогда был такой усатый кормчий в бывшей стране? Или забыл уже? «Кадры решают все!» А что такое кадры, Фока? Кадры – это люди, расставленные по тем или иным должностям в соответствии с их способностями или неспособностями. Только правильная расстановка людей по местам и рангам позволяет любому общественному институту, будь то предприятие, служба или государство, функционировать хорошо отлаженным механизмом. Если винтик-болтик от «КамАЗа» в «Запорожец» сунуть, что будет? Срамота и бестолочь будет, Фока, и никакого движения. – Гриф поболтал льдинками в полупустом бокале, закончил:

– Ну а то, что устроил нам твой Данилов, это тем более не мелочь.

– Статью ему заказал Реймерс. Больше некому.

Гриф поморщился:

– Ты дурак, Фока. Этот малый тебе чистую правду сказал: никакой Реймерс ему статью не заказывал.

– Тогда зачем он...

– Фока, он же тебе объяснил. А ты не понял. Потому и дурак. Только могильщики людей одним аршином замеряют, а тебе бы пора уже стать попроще и поумнее. А так – все плывешь щепкой по течению.

– Извини, Сергей Оттович, но... Я уже тридцать лет на руководящей работе...

– На водящей, Фока. Просто – на водящей. Помнишь детские игры – в догонялки там или в пряталки? Ты и водишь. Такая твоя работа. И не сверкай на меня глазками. Твое дело зажмурить их крепко и считать сколько положено. В то время, как другие каштаны таскают из огня. Каштанов тебе особо не перепадает, но шкурка тоже хороша. – Гриф обвел глазами кабинет. – Славно живешь, справно.

А грешно ведь так жить, Фока, не имея за душой ни ума, ни фантазии, ни отваги.

– Был бы я так плох – вы бы меня здесь не держали.

– А кто говорит – плох? Я же сказал: людишек нужно расставлять по способностям. За что тебе пеняю? Как раз за то, что на работу крысы ты тигра взял да поинтересоваться не удосужился, откуда у него когти растут, а откуда – лапы.

– Виноват, Сергей Оттович.

– А я – удосужился.

– Простите?

– Не поленился и здесь пошустрить, и в Москву человечка отправить, чтобы он мне этого «писаку – золотое перо» Разъяснил.

– И что человечек? Принес материал?

– В клювике. Только это не материал. Слезы. Обманка. «Дурочка».

– Простите?

– Работал в Москве твой Данилов в некоей структуре под малопонятным названием «Анкор».

– Ну, это и в трудовой его есть...

– Липа его трудовая! Понял? Чернуха!

– Как это?

– Так это. Молодой человечек сначала беспорочно трудился в гуманитарном научно-исследовательском институте, потом корпел страноведом в каком-то фонде, благополучно развалившемся, потом – в том самом «якоре» зацепился... Знаешь, в чем тут «пуля»? Ни одно из названных заведений до нашего времени не дожило!

Полопались недужные, аки мыльные пузыри, без памяти и надгробных камней, и никто о них ни слухом уже не знает, ни духом не ведает. Уразумел?

– Ну. Летун он. Неудачник. Looser. – Фокий Лукич напрягся, вылавливая в неподатливой памяти ученое словцо, нащупал-таки, выдал авторитетно:

– Маргинал.

– Маргинал, маринад, маргарин... Ты уж, Фокий Лукич, пожалуй, не умничай, оно тебе не идет. Говоришь, статьи он для тебя справные кропал?

– Что да, то да. Отзывы от читателей были. Правда, всегда с душком легкого скандалеза, но это же к лучшему? – Бокун преданно заглянул в глаза Грифу.

– Вот-вот. – Гриф налил себе еще виски, отхлебнул, откинулся в глубоком кресле, выудил из кармана пачку, вытянул сигарету, прикурил, затянулся с удовольствием, выдохнул вместе с дымом:

– И статью в «Зерцало» он тоже смастерил и умно, и хитро. Обо всем и ни о чем конкретно. И ни о ком. Но этим вроде как на смех смастыренным и наугад пущенным бульником Данилов попал в бочку с самым гнилым дерьмом. Да еще и брызги разлетелись и по нашим коррупционерам, и по нашим нуворишам и достали ой до каких высоких кабинетов! А с другого боку глянуть – философское эссе, да и только! У тебя газетенка эта под рукой?

– Я сейчас Лилиане...

– Сиди уж, вождь краснорожих. Гриф извлек из «атташе» газету, развернутую на нужной странице.

– Послушай. "Национальная идея без национального капитала – это гулящая девка в лентах, монистах и с голой задницей, девка, которую имеют все, кто платит. А платят, или, говоря по-ученому, кредитуют, только две стороны: наш Гуманитарный Просвещенный Запад и наш Великий Восточный Сосед, бывший некогда Старшим Братом и ставший теперь, с одной стороны, пугалом для самостийщиков, с другой – Всегдашним Оправданием для всех наших политиков, политиканов и мастеров политеса, списывающих на происки упомянутого Великого Соседа все свои неудачи, махинации и прямое воровство.

Кредитование со стороны Запада и Востока различное: первые кидают куски пусть и скудные, но часто. Вторые – вливают содержимое в Трубу, благодаря которой в домах граждан тепло и светло и к которой можно надежно присосаться. А еще – обеспечивают заказами промышленные гиганты центра и востока страны.