Воды спят

15

– Отлично. – Я была в восторге, когда Сари снова вызвала Мургена. Сама она, впрочем, особого энтузиазма не проявляла. И присутствие Тобо никоим образом не улучшило ее настроения. – Я хочу, чтобы прежде, чем заняться чем-то еще, он проверил Сурендраната Сантаракситу.

– Значит, ты и сама не доверяешь этому своему библиотекарю, – сказал Одноглазый и снова захихикал.

– Я думаю, с ним все в порядке. И все же зачем оставлять ему хоть малейший шанс разбить мне сердце, если можно избежать этого, просто послав туда Мургена разведать, что и как?

– А моего мнения тебе, конечно, недостаточно?

– Согласись, ты судишь заочно, а это не одно и то же. К тому же ты сам отверг возможность заниматься Анналами. В ближайшее время мне придется как следует зарыться в книги. Возможно, я уже на пути к тому, чтобы что-то нащупать. – Маленький колдун заворчал. – Мне кажется, я как раз сегодня обнаружила кое-что ценное в библиотеке. Если Сантараксита не поймает меня на месте преступления, я уже к концу этой недели буду иметь общее представление о том, как возник Отряд.

Нашей целью было отыскать не только независимые исторические источники, но и неповрежденные экземпляры первых трех томов Анналов.

У Сари, однако, было на уме другое.

– Барунданди хочет, Дрема, чтобы Сава тоже ходила со мной на работу.

– Нет. Савы пока не будет. Она больна. У нее холера, если уж на то пошло. Я наконец-то добилась некоторого прогресса и не собираюсь останавливаться именно сейчас.

– Он также спрашивал насчет Шики.

В тех редких случаях, когда Тобо сопровождал мать во Дворец, она называла его Шикхандини – шутка, смысл которой ускользал от Джауля Барунданди, поскольку он никогда не уделял внимания исторической мифологии. У одного из королей легендарного Хастинапура была старшая жена, которая оказалась бесплодной. Как добрый гуннит, он молился и с верой приносил жертвы. В конце концов, один из богов спустился с небес и заявил ему, что он может получить желаемое – а король страстно хотел иметь сына, – но путь к этой цели будет нелегкий, поскольку сын родится дочерью. Так все и случилось. Вскоре жена родила девочку, которую король назвал Шикхандин – женский вариант имени Шикхандини. Это долгая и не слишком увлекательная история, суть которой состоит в том, что девочка выросла и стала могущественным воином.

Неприятности начались, когда пришло время «принцу» выбирать себе невесту.

Облики, которые мы принимали на публике, часто содержали в глубине скрытый намек, иногда с элементом шутки. Так братьям было интереснее играть свои роли.

– Можно ли на чем-то подловить Барунданди? – поинтересовалась я. – Кроме того, что он так жаден до денег? – Вообще-то я думала, что он наиболее полезен для нас именно в своем теперешнем качестве. Любой, кто занял бы его место, наверняка оказался бы таким же продажным, но вряд ли проявлял столько великодушия к Минх Сабредил. – И еще. Может, имеет смысл выманить его оттуда – так, чтобы у нас была возможность войти с ним в более близкий контакт?

Никто не видел стратегического смысла в том, чтобы захватывать этого человека.

– Почему ты спрашиваешь об этом? – поинтересовалась Сари.

– Потому что я думаю, что его будет нетрудно соблазнить. Тобо оденется девушкой, а когда Барунданди начнет подъезжать к нему, он скажет, что готов встретиться, но только не во Дворце…

Сари ничуть не оскорбило такое предложение. Хитрость – законное оружие войны.

– А не лучше ли проделать все это с Гокхейлом?

– Может быть. Хотя он, похоже, интересуется совсем уж малолетками. Можно спросить Лебедя. Вообще-то я предполагала захватить Гокхейла в том месте, где Обманники убили этого Кноджи.

Наши враги, засевшие во Дворце, редко покидали его. Именно поэтому нам так важно было заполучить Лозана Лебедя.

Сари запела. Мурген, однако, не торопился.

– Мургену надо также заглянуть в этот дом радости. Он лучше любого из нас сможет разобраться, что там творится.

Хотя, без сомнения, нашлось бы немало братьев, которые пожелали бы рискнуть собой и отправиться туда на разведку. Желательно с условием, чтобы можно было не торопиться.

Сари кивнула, не нарушая ритма своей колыбельной.

– Можно даже…

Нет. Нельзя просто сжечь этот бордель, когда там будет находиться Гокхейл. Никто из наших не понял бы, зачем нужно уничтожать такой замечательный публичный дом, – хотя некоторых наверняка увлекла бы сама по себе идея запалить большой костер.

Одноглазый снова притворился спящим, но потом спросил, не открывая глаз:

– Ты уже решила, что делать, Малышка? Я имею в виду глобальный план?

– Да.

Я сама удивилась, когда у меня это вырвалось. Чисто интуитивно, где-то глубоко внутри, совершенно не отдавая себе в этом сознательного отчета, я уже разработала весь план освобождения Плененных и воскрешения Отряда. И план этот уже начал осуществляться. После всех этих лет бездействия и молчания.

Возник Мурген и забормотал что-то о белой вороне. Вид у него был совсем безумный. Я спросила колдунов:

– Вы уже придумали, как удержать его здесь?

– Проклятие, вечно тебе нужно что-то еще, – проворчал Одноглазый. – Что ни делай, все мало.

– Это можно сделать, – заявил Гоблин. – Но мне по-прежнему непонятно, зачем это нужно.

– Он не слишком-то склонен к сотрудничеству. И потихоньку теряет связь с реальным миром. Предпочитает в полусне бродить по этим своим пещерам. – Я говорила все это наугад. – И парить на белых крыльях. Быть посланцем Хади.

– Почему белых?

Они не читали Анналы.

– Ворона-альбинос, которая иногда внезапно появляется. Временами Мурген как бы оказывается внутри нее. Кина помещает его туда. Или она прежде использовала его таким образом, а теперь он цепляется за эту возможность, как поступал в те времена, когда Душелов хотела до него добраться.

– Откуда тебе все это известно?

– Я иногда читаю, в отличие от некоторых. И временами даже Анналы. А читая, пытаюсь вычислить то, что у Мургена скрыто между строк. Даже такое, о чем он, возможно, и сам не догадывался. Может быть, образ белой вороны сейчас привлекает его тем, что это способ обрести реальную плоть и выйти за пределы пещер. Или, может быть, он подпадает под влияние Кины всякий раз, когда она пробуждается снова. Но сейчас все это не имеет значения. А имеет сейчас значение одно – нужно, чтобы он шпионил для нас. И там, и сям – везде, где понадобится. Я хочу всегда иметь его под рукой, чтобы в любой момент отправить, куда нужно.

Цель важнее всего. Мурген сам учил меня этому.

– Дрема права, – сказала Сари. – Зацепите его чем-нибудь, чтобы он не мог сам исчезнуть отсюда. Тогда я схвачу его за нос и хорошенько встряхну. Может, таким образом мне и удастся безраздельно завладеть его вниманием.

Настроение у нее, казалось, неожиданно улучшилось, как будто прямой контакт с мужем открывал перед ней совершенно новые перспективы, за которыми маячила утерянная было надежда.

Она готова была пойти на открытую конфронтацию с Мургеном. И даже втянуть в нее Тобо, на своей стороне, конечно.

Не исключено, что ей действительно удастся восстановить нарушенные связи Мургена с внешним миром.

Я повернулась к остальным.

– Этим утром я обнаружила еще один миф, в котором фигурирует Кина. В нем рассказывается, что ее отец вовсе не погрузил ее в сон. Она умерла. Тогда ее муж так огорчился…

– Муж? – проскрипел Гоблин. – Что за муж?

– Не знаю, Гоблин. В этой книге часто не называется имен. Она была написана для людей, которые выросли в атмосфере религии гунни. Авторы уверены, что всякий, читающий ее, понимает, о ком идет речь. Когда Кина умерла, ее муж настолько опечалился, что схватил труп и принялся с ним танцевать. Точно так, как, по рассказам Мургена, она это делала в его видениях. Несчастный так разошелся, что другие боги испугались, как бы он не разрушил мир. Тогда отец швырнул в нее заколдованный нож, который разрезал Кину на пятьдесят кусков. И каждое место, куда упал один из них, стало святым для тех, кто ей поклоняется. Читая между строк, я предположила бы, что Хатовар – это место, где ударилась о землю ее голова.