Страница 6 из 215
Модрачек вынес квитанцию. На ней было написано: Frau Ulianoff, Moskau.
- Да это мама моего мужа! - воскликнула Надежда. - Как к нему пройти?
- Его нет в Праге. И он никогда здесь не жил. Только приезжал на один день.
Вот те на! Час от часу не легче!..
От неожиданности и досады Надежда стиснула пальцы в замок.
- Георг Ритмейер живет в Мюнхене.
- В Германии! - изумилась Надежда и тут же подумала: "Вот уже стал Георгом! Ну и Володя! Его псевдонимы да клички нелегко запомнить!" - Георг Ритмейер, - повторила вслух и, достав блокнотик, записала адрес: "Кайзерштрассе, 53, квартира 1".
- Он у вас такой энергичный, такой любезный, - сказала пани Модрачкова.
Гостью пригласили к завтраку. Пока пили кофе, хозяин, управляясь с кнедликами, напоминавшими Надежде клецки, рассказывал по-немецки:
- Я работаю в типографии кооперативного издательства. Как-то осенью, кажется, в сентябре... Ну да, к тому времени созрели сливы...
- И герру Ритмейеру очень понравились кнедлики со сливами, вспомнила пани Модрачкова. - Жаль, что вас не можем так угостить. Обязательно приезжайте осенью.
- Не перебивай, пожалуйста, - попросил Франтишек, - иначе я опоздаю на работу. А вы тут успеете наговориться. - Повернулся к гостье. - Я думаю, вы, фрау Ритмейер, останетесь у нас на день? Удобный поезд, насколько я помню, отходит около полуночи. Вы отдохнете с дороги.
- Спасибо. Я, пожалуй, не прочь...
- Хорошо. Мы еще успеем поговорить после моей работы. А теперь доскажу коротко. Так вот: работаю я в типографии. И однажды перед обедом вызывает меня к себе пан главный редактор газеты "Право лиду" Антонин Немец. Захожу в кабинет. У него сидит молодой, но уже лысый человек с рыжей бородкой. Он? - спросил у гостьи. - Вижу по вашим глазам... Пан редактор представил нас друг другу и сказал: этот человек - за рабочих. Против русского царя. Я как бы с родным человеком встретился, - мы же против Франца-Иосифа, этой старой перечницы. Они - с одного куста горькая ягода. Пан редактор говорит: надо помогать нашему другу. Социал-демократу. Я ответил: сделаю все, что могу. Пошли мы с Ритмейером в кафе, там же возле издательства, заказали по кружке пива и какую-то дешевую еду. Тут и договорились обо всем. Он стал присылать мне письма в двух конвертах. Я распечатывал, большой конверт бросал, а меньший опускал в почтовый ящик. Внизу был мой обратный адрес.
- Да, да, - подтвердила Надежда, - я получала. В городе Уфе. Там я отбывала ссылку.
- У-фа. Возможно, были и туда письма. Я русского не знаю - в адреса не вчитывался. Так же и книги пересылал. А когда приходили письма ко мне, я их перекладывал в другой конверт и писал адрес. И не прямо Георгу Ритмейеру, а через какого-то Карла Лемана. У меня хранятся квитанции. Деньги на марки он мне присылал... Вот и вся моя работа... А сейчас мне пора...
Пани Модрачкова проводила мужа до дверей; вернувшись к столу, стала рассказывать дальше:
- Мы тогда жили в другом месте. Квартира была очень маленькая, да и тюфяка не нашлось, чтобы оставить герра Ритмейера у себя ночевать. Но кнедликами со сливами я его угостила. Никогда, говорит, не едал таких!.. А теперь и для гостя место найдется.
- Муж писал: переехал вместе с хозяевами на другую квартиру.
- Переехал! На бумаге! - усмехнулась пани Модрачкова. - А сам даже не наведался сюда.
- Он всегда очень занят.
- Мой тоже...
Пани Модрачкова стала собирать посуду со стола. Надежда помогла унести ее в кухоньку. Там хозяйка мыла посуду, гостья вытирала полотенцем.
- Вы любите вязанье? - спросила пани Модрачкова. - Я очень люблю. Сейчас покажу прошивки к наволочкам. Вязать очень просто, могу в одну минуту выучить. У меня даже дочурка вяжет. Вон она просыпается. Умоется, попьет кофе, и мы... Хотя вам после дороги необходимо отдохнуть... Нет, нет, меня это никак не затрудняет. А у вас впереди ночной путь. Обязательно усните.
Пани Модрачкова сменила постельное белье, и Надежда улеглась в удобную кровать.
"А ловко Володя жандармов одурачил! - улыбнулась с закрытыми глазами. - Петербургские гончие думают, что Ульянов поселился в Праге, а он... Ищи ветра в поле!.. И Франтишек, к счастью, переехал в другой район".
Успокоившись, она заснула.
И проспала около трех часов.
Проснувшись, Надежда выглянула в окно. Посмотреть бы город. Времени для этого достаточно. И хозяйка с дочкой, вероятно, не откажутся пойти вместе. Но солнце - высоко в небе. Греет по-весеннему. В шубе да шапке, пожалуй, не пройдешь и одного квартала. Да и неловко.
До вечера разговаривала с хозяйкой, забавлялась с ее дочкой, рассматривала и расхваливала наряды. На девочке поверх белой кофточки был надет розовый лиф, зашнурованный на груди, цветастый поясок завязан бантом, белый фартучек, прикрывающий красную складчатую юбочку, оторочен кружевами. Попробовала рассказывать девочке сказки, но та не понимала многих немецких слов - получалось скучно. С разрешения матери переплела ее мягкие, как лен, косички, потом пересмотрела самодельных кукол.
Мать сказала, что прошивки на кофточке самой большой куклы связала дочка, и гостья искренне похвалила маленькую рукодельницу.
Тем временем вернулся Модрачек, принес железнодорожный билет.
- Такая любезность с вашей стороны! - поблагодарила Надежда, доставая деньги.
Модрачек долго расспрашивал о петербургских фабриках и заводах, о типографиях, о тайных собраниях и листовках, о жизни, в ссылке, а полицейской слежке.
- У нас тоже на полицию смерти нет. Ходим по улицам и оглядываемся. Ваш Николай Вторый...
- И последний, - тихо вставила Надежда.
- Я тоже так думаю, - согласился Модрачек. - И наш Франц-Иосиф будет последний. Они оба - черту родные братья! Вы послушайте: у нас не жизнь, а... - Пошевелил пальцами в воздухе, как бы нащупывая там недостающее слово.
- Мученье, - подсказала Надежда.
- Мученье каждый день. Нас, чехов, всюду унижают. Нам даже нельзя зваться чехами. Меня во всех бумагах записали Францем, а я не могу этого слышать. Тьфу! Франтишек я от рождения. И у нас, у рабочих, силы прибавляется. - Модрачек потряс сжатым кулаком. - Мы, как резвые кони, сбросим наездников под копыта. А вы своих тоже - под копыта. И скорее!