Точка опоры

- Погоди, увидишь и альпинистов, - сказала Калмыкова. - Вот уже близко.

Отвесные скалы, изрезанные глубокими тесными ущельями, придвинулись вплотную к Эльбе. По узким трещинам, упираясь руками и ногами в шершавый камень, где, казалось, не за что было зацепиться, подымались парни в ярких рубахах и кожаных шортах. Победители уже сидели на вершинах скал, как на столбах. Иные лихо перепрыгивали над пропастью со скалы на скалу, торжествующе махали руками и звали к себе таких же отчаянных скалолазов. Их голоса походили на орлиный клекот.

- Володя рассказывал, - вспомнила Анна Ильинична, - в Сибири, где-то возле Красноярска, есть такие же горы. А скалолазов там называют столбистами.

Противоположный берег Эльбы был гораздо ниже, там виднелись деревенские дома с красными черепичными крышами. Кое-где возле деревень подступал к реке густой лесок, и тогда свежий ветер доносил до парохода аромат хвои, нагретой весенним солнцем.

- Сосны! - Елизарова повернулась лицом к обширному бору. - Я больше всего люблю сосновые леса. Вот бы где пожить лето! Грибы пособирать... Мамочка тут отдохнула бы...

- Прекрасная мысль! - подхватила Александра Михайловна. - И я охотно составлю вам компанию. В Дрездене скоро будет невыносимо жарко и душнр. Поищем, Аннушка, дачку.

- Тут прелесть! - еще больше оживилась Анна Ильинична. - В Самару напишу сегодня же. Здесь, я думаю, спокойно...

- Во всяком случае, русских шпиков нет, - заверила Калмыкова.

Возвращались вечером. На реке было уже свежо, но уходить с верхней палубы не хотелось. Они пододвинулись поближе одна к другой, Александра Михайловна достала из сумки пуховый платок, накинула его на плечи гостье и себе. Разговаривали тихо. О родных, о близких знакомых.

- Старика я приметила с его первых питерских дней, - вспомнила Тетка давнюю кличку Владимира Ильича. - Он не только расположил к себе, а скажу тебе, Аннушка, прямо очаровал нас всех своей энергией, кипучей деятельностью, эрудицией, знанием марксизма, несгибаемой принципиальностью и горячей устремленностью в будущее. Сразу почувствовалось - ему суждены большие дела. И радовало меня первое время, что Струве вместе с ним. Но я не переоценивала Петю. Ты, наверно, помнишь, его даже начинали звать лидером марксистов, а я всегда оспаривала. Ну какой же Петя лидер? Он просто публицист. А мысль его так интенсивно работает, что порой трудно предугадать, куда она ведет его.

- Это верно, - подтвердила Елизарова, кивнула головой.

- Я беспристрастна. Вот, думаю, называют лидером, а потом... вдруг да объявят отступником. Будто сердце предчувствовало... Горько было слушать. - Калмыкова горячими руками сдавила пальцы Елизаровой. - И я, Аннушка, от всей души порадовалась, когда Петя сделал определенные шаги в сторону "Искры". Надеялась, снова будут работать вместе. Но Старик обошелся с ним очень сурово...

- Иначе Володя не мог. - Анна Ильинична повернулась к собеседнице так резко, что уголок платка свалился с плеча. - Ведь их пути разошлись не сегодня. А "Искра" и либерализм несовместимы.

- Пете ничего не оставалось, как основать свой журнал.

- Я читала его заметку в "Форвертсе". Читала и удивлялась. "Освобождение" не будет рассматривать проблемы социализма как область своей работы. Чем же в таком случае займется новоявленный журнал? Оказывается, борьбой за конституцию "в империи царя"! Так там и написано. Но это же...

- Аннушка! - Калмыкова попыталась снова накинуть уголок платка на плечо Елизаровой. - Не будем сейчас об этом.

- Мне не холодно, - сказала Анна Ильинична и опять повернулась к ней. - Я понимаю наших...

- Не будем... Я совсем не хочу с тобой ссориться.

- И я не хочу. Но ведь Петр Бернгардович не без твоей помощи...

- Понятно. Журнал требует денег. В особенности на первых шагах. И я, конечно, переведу издателю Дитцу...

- Тому Дитцу, у которого печатается марксистская "Заря"?

- Дитц один. Но ты, Аннушка, успокойся, - Калмыкова опять сжала пальцы Елизаровой, - "Искре" я дам больше. И "Заре" дам больше. Можешь написать: они мне ближе. Не зря же мы с Надей учили рабочих в вечерне-воскресной школе за Невской заставой. Пусть Владимир Ильич располагает моей поддержкой. Я и дальше пойду с искровцами.

5

В дубовой роще целый день куковали кукушки. Едва успевала умолкнуть одна, как начинала другая. Мария Александровна и Маняша, сидя на скамейке под старым дубом, прислушивались к голосам птиц. В руках было по букетику ландышей, собранных еще в начале прогулки. Скоро они завянут. Пора бы возвращаться домой. Но Мария Александровна сказала:

- Подождем соловья... Может, нынче больше не удастся послушать. А я так люблю его трели.

- Подождем, - согласилась дочь и тут же заглянула в глаза матери. Если ты не утомилась.

- Не тревожься. Я чувствую себя хорошо. Такой свежий воздух, чудесный аромат леса... Даже совсем не хочется возвращаться в ужасно пыльную Самару. Одно беспокоит - ты остаешься на все лето в городе.

- Ничего, мамочка. Не думай об этом. Важно, чтобы ты отдохнула на природе, повидалась с Аней. Возможно, и с Володей.

- Ради них и решаюсь поехать... - Мария Александровна едва не добавила: "Кто знает, доведется ли еще..."

...На эту прогулку Ульяновы отправились утром. На конке проехали две станции до Постникова оврага. Там в башкирском заведении выпили по маленькой пиалушке пенистого и, как шампанское, игристого кумыса. По тенистому лесу дошли до Волги. Посидели на лавочке. Величавая река неторопливо катила голубые, как небо, воды. По стремнине плыли куда-то в низовье янтарные плоты. Им подавали гудки белобокие пароходы. Иногда низко пролетали крикливые чайки. Прелестно на Волге! Володя с детских лет любит родную реку. Маняшино письмо о катании на лодке растревожило его душу. В ответ написал: "Хорошо бы летом на Волгу!" Вспомнил совместную поездку на пароходе к Наденьке в Уфу: "Как мы великолепно прокатились с тобой и Анютой весною 1900 года! Ну, если мне не удастся на Волгу..." Конечно, не удастся. Мария Александровна покачала головой. И нельзя ему рисковать...

- Мамочка, ты о чем задумалась? - тихо спросила Маняша.