Сизигия

— Так вы, значит, никогда не сталкивались с Эффектом? — спросил я. Что ж, сейчас вам выпадает случай. — Мы приближались к вершине, турбины ревели. — Постарайтесь просто открыть свой разум, — посоветовал я ему. Не думайте ни о чем. Впустите мысли этих людей.

Мы оказались на виду у поселка. У моста собралась огромная толпа.

Автоцистерна остановилась. Сначала команда сидела, широко раскрыв глаза от изумления, затем — от страха…

— Мне страшно, — нервно заметил начальник.» — Меня пугают эти люди внизу. Что бы это значило?

В кабине стало очень тихо; водитель остановил турбину, и мы сидели молча, ожидая, когда подействует Эффект.

— Они нас заметили, — неожиданно сказал водитель. — Они хотят нас убить. Точно, они хотят нас убить. Они все на нас смотрят. Эй, они хотят нас вытащить и убить! — закричал он в панике, завел турбину и врубил заднюю тягу. — Я смываюсь отсюда!

Машина поднялась над дорогой, с воем дала задний ход, поднимая пыль, и водитель крутанул рулевое колесо, разворачиваясь…

Нам в Риверсайде повезло в тот день. Позже выяснились подробности событий в других местах. В семи прибрежных поселках автоцистерны появились до того, как ехавшие в них люди осознали враждебность окружающих. Затем их внезапно настиг Эффект, и они с воем помчались по узким улочкам, сшибая прохожих, а за ними гналась толпа, жаждущая крови.

Еще в трех поселках автоцистерны остановились недалеко от моря. Экипажи вышли и, двигаясь как зомби, перекачали содержимое своих цистерн в резервуары для чистой воды…

17

Обо всем этом мы узнали только через несколько дней, когда из сочетания слухов и официальных радиосообщений сложилась более или менее цельная картина. Тогда же мы с Джейн просто поздравили себя с успехом. Перепуганный экипаж высадил нас у поворота на ферму, и автоцистерна уехала; а мы пошли, гордясь тем, что предотвратили трагедию, которая могла бы стоить многих жизней.

И пока мы шли, нас постепенно сковала какая-то неловкость. Мы отстранились друг от друга. Взглянув на Джейн, я увидел, что она идет, повесив голову, изучая пыльную дорогу, и как ребенок, шаркает ногами. У каждого из нас в голове рождалось невысказанное предположение, и никто не хотел произносить его вслух. Возможно, миссис Эрншоу решила бы нашу проблему, но она была занята подготовкой к собранию. Во всяком случае, я не хотел сейчас откровенничать с Джейн.

Но я знал ее и знал, что рано или поздно она заговорит о наших отношениях.

— Как на ферме? — непринужденно спросила Джейн. — Я там никогда не была.

— Ферма старая и довольно грязная, — ответил я. — Она нуждается в капитальном ремонте. Знаешь, каким становится дом, когда мужчина живет в нем один?

— Я заметила. — Джейн улыбнулась, и мне захотелось ударить себя. Она подошла ближе и взяла меня под руку. — Ничего, старичок, я помогу тебе прибраться. Не могу же я допустить, чтобы, находясь в бегах, ты жил в грязи.

— А как же собрание миссис Эрншоу? — спросил я в отчаянии. — Ты должна быть там. Ей понадобится поддержка. Я думаю, не пробраться ли туда мне. Тайно, конечно.

Она немного помолчала. Затем спросила сдавленным голосом:

— Ты действительно хочешь, чтобы я вернулась в поселок, Марк?

— Происходит много событий, — ответил я. — Нельзя думать только о себе. Мы должны быть в курсе.

— Но теперь все будет хорошо, — настаивала Джейн. — Миссис Эрншоу только скажет им, что нужно принимать порошок Минти — и все. Это просто. А к утру, возможно, о порошке объявят по радио, тогда все станет законно и согласятся самые упрямые.

— Я не очень в этом уверен, — я покачал головой.

Она вдруг остановилась, все еще держа мою руку, повернула меня лицом к себе, посмотрела в упор, и мне пришлось опустить глаза. Ее лицо порозовело.

— Это второй раз, — тихо сказала она. — Ты ловко ушел от ответа вчера вечером. И опять уходишь от ответа. Гораздо разумнее мне остаться с тобой на ферме. Ты сам знаешь, что мне не нужно возвращаться, но ты просто не хочешь, чтобы я была рядом.

— Неправда, хочу! — невольно вырвалось у меня.

— Из чего это видно? — воскликнула Джейн в отчаянии. Она отступила в сторону. — Я тебя не понимаю, Марк. Вчера вечером мне показалось, что, возможно, ты меня любишь. Я почти призналась, что люблю тебя, и, наверно, вела себя, как последняя дура. Потому что все не так просто, верно? Ты что-то скрываешь, и это стоит между нами. — Она испытующе заглянула мне в лицо, и я почувствовал, как ее разум осторожно касается моего. Я попытался взять под контроль свои мысли, но это было бесполезно. Ее глаза широко раскрылись.

— Это Шейла! — воскликнула она. — Боже мой, это все еще Шейла, хотя прошло уже полгода с тех пор, как она умерла. — Жестокость собственных слов дошла до нее, и голос неожиданно смягчился. — Прости, Марк. Мне не следовало так говорить. Шесть месяцев — очень мало… А ты… Как ты думаешь, ты сможешь когда-нибудь настолько забыть ее, чтобы полюбить меня? — Она говорила тихо, почти сама с собой. — Мы с ней, в самом деле, очень похожи, но у нее волосы были красивее. Миссис Эрншоу не ошиблась. Ты действительно видишь ее каждый раз, когда смотришь на меня, и у тебя от этого образовался какой-то комплекс вины. Посмотри на меня, Марк. Посмотри на меня честно.

Я покорно посмотрел ей в глаза.

Джейн отшатнулась и отвела взгляд.

— Да ты ее ненавидишь, — пробормотала она в замешательстве. — Ты любил ее, но случилось что-то ужасное, и теперь ты ненавидишь память о ней. Из-за этого ты боишься полюбить меня — из-за того, что невольно путаешь нас. Марк, ты не прав. В чем бы ты ни подозревал Шейлу, ты не прав. Я знаю, что она любила тебя, она мне всегда все рассказывала. Я бы узнала, если бы появился кто-то другой… Ты правда думаешь, что был кто-то другой? — Она смотрела в землю, но ее мысли безжалостно зондировали мой разум. — Ты почему-то думаешь, что в ту роковую ночь она с кем-то встречалась у Якорной Заводи… Ты не понимаешь, как она оказалась там одна ночью. Ты нашел что-то такое, из-за чего думаешь, что она была… что она была близко знакома с кем-то, что они были…

Она выпрямилась и открыто взглянула на меня.

— Наверно, мне следовало возненавидеть тебя за такие мысли о моей сестре, Марк, но я не могу. Мне тебя жаль: я ведь знаю, что ты ошибаешься, и когда-нибудь тебе станет ужасно стыдно. Прощай.

Я смотрел ей вслед, и одна часть моего сознания шептала, что это достойный финал, но другая часть плакала.

В Риверсайде стояла тишина, когда я прокрался вверх по склону к Куполу отдыха; горели немногочисленные уличные фонари, и я перебегал из одной тени в другую, как бездарный актер в триллере. Большинство домиков были погружены в темноту.

Добравшись до Купола, я увидел несколько человек, стоящих в дверном проеме, и за ними, в свете, лившемся через открытую дверь, спины многолюдного собрания, которое должно было скоро начаться.

Я проскользнул в ворота всего ярдах в тридцати от Купола и стал протискиваться через заросли колючек и кустов к дальнему скату здания, где изогнутый ряд освещенных окон давал хороший обзор. Боком, вдоль стенки, я подобрался к окну, ближайшему к трибуне, и осторожно заглянул внутрь.

Снизу окно было приоткрыто, и я хорошо слышал голоса. На трибуне сидели миссис Эрншоу, Том Минти, Билл Йонг, Джим Спарк, Джейн и неизменный его преподобие Е.Л.Борд. Миссис Эрншоу встала — очевидно, приветственное обращение его преподобия закончилось. Я пропустил его и не испытывал ни малейшего сожаления по этому поводу.

Однако я ощущал волны беспокойства и недоверия со стороны аудитории. Миссис Эрншоу еще не начала, а публика шаркала ногами, кашляла и сморкалась в платки. Это можно было отнести на счет речи преподобного, но я сомневался. Другое будоражило аудиторию: они собирались доказать, что с ними нелегко сладить.

Постепенно до меня дошло их общее желание: помчаться куда-нибудь вместе по полям — бездумно, подобно земным леммингам в период миграции, которые слепо движутся в одном направлении, даже если идущие впереди на глазах у них падают в воду или в пропасть.