Пьяная Россия

– Ой, ли, – с сомнением покачал головой Алексашка, но в вертолет полез.

Вертолет такой же черный, как и люди в черном, и такой же непроницаемый, с тонированными стеклами, устремился к аэродрому, где всех колдунов и младших, и старших погрузили на самолет с удобными креслами. Вертолет взял курс на Москву, где в специальном отделе с нетерпением колдунов ожидали ученые и представители государственной службы безопасности. На горизонте собирались тучи и, заслоняя тучи, неслась наперерез самолету огромная тень хладного дракона. Через несколько минут взмокший от страха пилот посадил вертолет на землю, дракон важно опустился возле.

– Колдуны необходимы правительству России! – пересиливая страх, выкрикнул человек в черном, когда лопасти пропеллера остановились и колдуны выбежали навстречу дракону.

– Обойдется без них ваше правительство! – пренебрежительно махнул лапой хладный дракон. – Из них знатные драконы получатся!

И подставил лапу, чтобы колдунам было удобнее взбираться к нему на хребет.

– Полетели! – весело объявил дракон и ринулся в небо.

Люди в черном отшатнулись падая и в ужасе отползая под защиту более-менее надежного вертолета.

Сильный ветер пригнул наших путешественников к самой коже дракона отчего-то пахнущей морозной свежестью, но зашкаливающий в крови адреналин позволил Магику привыкшему уже к полетам приподнять голову, чтобы создать щит, окруживший дракона и не позволяющий ветру безобразничать.

– Силен, брат! – восхитился дракон на щит.

– А я летать могу! – похвастался Алексашка, подпрыгнув в воздух, и принялся совершать возле дракона фигуры простого пилотажа – спирали, петли, виражи с небольшими кренами.

Дракон наблюдал с восторгом.

Мила с Кокой взявшись за руки присоединились к Алексашке и ныряя под растопыренными лапами дракона понеслись переворачиваться, стараясь повторить виражи и спирали.

Бабушка Алексашки сдернула платок с головы, космы седых волос упали ей на лицо:

– Эх-ма, где наша не пропадала! – и, пробежав, будто канатоходец, по роговым выступам, уселась у дракона на голове, вцепилась в один рог. Ее действия, в точности повторил Богдан и уселся, захватив другой рог венчающий голову дракона.

Магик, как равный, летел с хладным драконом рядом. Легко прошел через портал и увидел новый для себя мир, где была земля, от горизонта до горизонта, необъятное небо и сверкающее в безмятежно плывущих кучевых облаках, солнце. А еще приветственно машущие им драконы и дракончики, медленно и величественно пролетающие мимо. Магик и им помахал, с удивлением отметив, что машет лапой. Оглянувшись на своих друзей, он увидел возле хладного дракона молодого фиолетового, в котором узнал Алексашку; синего, в котором легко угадывался Кока и розового, конечно же, Милу. В седом драконе он узнал Богдана, а вот бабушка перевоплотилась, не позабыв свои очки. Новые очки чрезвычайно походили на старые, только размером превосходили, наверное, все мыслимые и немыслимые очки в мире людей.

– Бабушка, – смеясь, заметил Магик, – а очки тебе зачем?

– Куда же я без них? – заулыбалась в ответ дракониха небесного цвета, цвета надежды и направилась к земле, где в лучах сияющего солнца угадывался бесконечный край озер, рек и ручьев.

За ней последовали остальные, к новой земле, к новой жизни.

– Эх, хорошо же! – хохотал Алексашка, совершая невероятные кульбиты в воздухе.

Ему вторили счастливым смехом другие новообращенные, ставшие драконами колдуны. Портал, между тем, закрылся, оставляя хлопоты и тяготы связанные с войной ангелов далеко позади в другом мире, мире людей…

Воины Сатаны

1

Роберт проснулся, лежа над кроватью, опорой ему служил воздух, и только воздух.

Нисколько не удивившись, он мягко перевернулся со спины на живот, протянул руки и испытанным движением ухватился за спинку кровати. Кровать была надежно привинчена к полу. Роберт напряг мускулы, играючи подтянув непослушное тело, спустился вниз. Как всегда минут пять адаптировался к земному притяжению, ему прямо-таки слышалось напряженное звучание тумблеров переключающихся в мозгу. Наконец, ощутив долгожданную тяжесть в теле, он вдохнул полной грудью, широко улыбнулся и пошел исполнять повседневные обязанности, как-то: мыться, бриться, завтракать и наконец, натянув спортивный костюм вывалиться на улицу, совершать спортивную пробежку.

Двигался Роберт хаотично. Мог, пробегая по тротуару в какой-то момент резко схватить за пушистый хвост прогуливающегося кота; задорно крикнуть, вспугнув с черных гнезд на деревьях стаю сердитых ворон; врезаться в толпу сонных работяг, пробирающихся к своим фабрикам да заводам. Для него победой, одинаково, было и сорвать поцелуй с уст незнакомой девушки, которую он догонял на улице, хватал за плечи и бесцеремонно целовал со смехом, несмотря на сопротивление и также победой он считал возможность одолеть в драке сразу нескольких бугаев, почти равных ему по силе.

И хотя Роберту перевалило далеко за пятьдесят, выглядел он настолько молодо, что даже совсем молоденькие девушки оглядывались на него, с любопытством и одобрением охватывая взглядами ладную его мускулистую фигуру.

Он даже ходил как-то не так, не так, как все люди. Походка его была непринужденной, но в каждом шаге чувствовалась какая-то скрытая пружина, точно он готов был в любую минуту подпрыгнуть и взмыть под облака.

Служил он в отряде специального назначения. Сложность государственных заданий, которые он выполнял, страшное напряжение связанное с работой требовали разрядки. И Роберт, не желая опускаться, как некоторые его сослуживцы, до уровня обыкновенного пьяницы, пускался в детские забавы. Пьянство он не одобрял, мог выпить, конечно, и пил по праздникам, но в целом, употреблял разве что кефир…

В свободное время, в дни отдыха он бегал наперегонки с соседскими детьми и гонял мяч. Он прыгал не обращая никакого внимания на вопросительные взгляды прохожих со скакалкой и нередко проигрывая более ловким поскакушкам, расстраивался и горячился, ругаясь и споря, а потом снова скакал, чтобы проиграть. Дети принимали его, как равного себе, потому как он был искренен с ними, они понимали, что он нуждается в их обществе.

Часто, играя с детьми, Роберт заливался таким долгим смехом, что едва мог устоять на ногах и, пошатываясь, вытирал невольные слезы скатывавшиеся прозрачными капельками из уголков глаз на его щеки. А потом уклонялся от усилий своих маленьких друзей напугать его, чтобы сбить икотку, которая всякий раз после продолжительной смехотерапии неудержимо мучила его. И, чтобы подавить икоту, ему надо было выпить одним духом целый литр воды.

Дети любили Роберта. Он был посреди них совершенно своим. И, когда он висел вниз головой зацепившись ногами и руками за перекладины лестницы сооруженной во дворе школы, рядом с другими спортивными снарядами, они всегда рассматривали его, не скрывая своего восхищения.

Они видели его блестящие, насмешливые глаза и презрительную улыбку. Видели угрюмые тени, изредка омрачавшие его лицо. И стремились отвлечь его от тяжких мыслей привнесенных сюда, на детскую площадку его работой.

Тогда только и слышалось: «Роберт, посмотри!», «Роберт, заметь, каким я стал!»

Мальчишки неустанно демонстрировали перед ним свои мускулы и свои умения, а девочки соревновались в стремительности и ловкости. Детвора лазала и скакала, и Роберт зажмуривался от обилия света бьющего, как ему казалось, из самих глаз ребятни.

Они обожали его и стремились быть на него похожими. Роберт был их кумиром.

Даже взрослые, родители детей было напрягшиеся в отношении всей этой ситуации, когда взрослый мужик скачет посреди школьников будто маленький, смотрели на увлечение ребятни с одобрением. Роберт отвлекал их от скуки и, стало быть, от пьянства и наркомании. Роберт увлекал их спортом, а стало быть, здоровым образом жизни.

Дети после знакомства с ним будто просыпались и начинали лучше учиться. Учителя не могли нарадоваться и в ответ на причину такой успеваемости всегда слышали одно: