Страница 5 из 7
Но это касается только истинно верующих арабов, для которых харам (грех) – не пустое слово. Вот даже в Хургаде, греша налево и направо, все мужчины ходят на пятничную «гомма прей» (молитву) и требуют от избранной женщины верности и покорности. И желательно – носить платок, прикрывая главный сексуальный символ – волосы.
Вообще, грех в исламе для нас, неверных с их точки зрения, очень интересное явление. Я к нему еще вернусь.
Неожиданный поворот
В школе с нами учился Аммар. Папа из Египта. Мама немка. Приехал из Швейцарии. Папа, имеющий большую семью, а именно пять дочерей и сына, отправил последнего на свою родину, учить арабский язык. Аммар – парень абсолютно европейский. Без всяких, как говорит мой сын, рефлексий на национальной и религиозной почве.
Диалог вечером.
Ольга, мечтающая об официальном замужестве, твердит о том, что брак должен быть обязательно зарегистрирован. То есть печать в паспорте при серьезных отношениях необходима. Это обязывает к ответственности мужчину. Он отвечает за женщину, будущих детей.
– Зачем? – удивляется Аммар. – Если у вас прекрасные взаимоотношения, зачем их регистрировать? Вы и так счастливы. И от счастья мужчины не убегают. Зачем штамп в паспорте? Это ничего не меняет. Если он любит, нуждается в этой женщине, то он никуда не денется.
– А вдруг он разлюбит? А вдруг не захочет ребенка? – не унимается Ольга. – А что тогда делать? Женщина должна быть защищена.
– Если у вас «хай девелопт» (мы смеемся: этот термин только что придумал Аммар, если переводить дословно, – «высокоразвитые отношения»), то никуда мужчина не денется и без штампа в паспорте.
Мы потом долго еще смеялись над этими «высокоразвитыми отношениями». Но в итоге к единому мнению не пришли.
Ольга выбирает исламские страны и хочет мусульманского мужа, потому что здесь забота о семье и ответственность за жену прописана в Коране. То есть – это закон. Ребенка здесь не бросят.
Хотя уже и в Египте современные веяния вносят свои коррективы. Случается всякое. Но в целом религия и сам уклад жизни на стороне женщины-матери. Хотя местные девушки, закутанные в платки и одетые в бурки, с завистью и посматривают на раскованных и свободно одетых европеек и россиянок, но не факт, что последние, то есть мы, более счастливы. Везде есть минусы и плюсы.
Мне, например, как, впрочем, и моему сыну, нравится, что женщины здесь закрыты, что хотя бы внешне они не вызывают похоти у мужчин. Что они более ориентированы на семью и на домашние ценности. Хотя учиться здесь никому не возбраняется.
Мне многое здесь нравится. Даже ношение платка я поддерживаю, потому что зачастую самой хочется закутаться, чтобы избежать беззастенчивого рассматривания в метро и недвусмысленных взглядов.
Зухер
Как пошутил наш преподаватель арабского языка Зухер, «Если бы наши девушки не прятали себя, наши мужчины поимели бы их всех. Хорошо, что религия строго-настрого запрещает секс без брака. Мы очень горячие. Планета бы стала полностью арабской».
Он заразительно смеется. Толстый учитель Зухер, неженатый в свои 29 лет, потому что у него нет денег на содержание семьи.
– Я и так на трех работах, чтобы заработать 500 долларов в месяц. Нет, я не вытяну. А вообще я хочу домик у моря, где-нибудь в Александрии, и писать статьи и книжки. И читать.
И тут же:
– Ты слово-то «грязь» запиши. «Казурат». Уже сказали? Значит, не забудешь. Ведь вначале наша антисанитария для европейцев и россиян – шок. Я знаю. Мы привыкли к грязи. Но мы ее видим. Мы возмущаемся. Вон и сегодня ты видела демонстрантов. Жизнь надо менять. Мы должны быть свободной и чистой страной. А не сидеть взаперти. И так арабов уже в пугало для всего мира превратили. Я вот с моей внешностью у вас в России и шага не пройду. Меня как хашида задержат. Верно же?
Зухер – большой, круглолицый, с иссиня-черной бородой. Точно задержат. Он прав.
– Ну, куда я в таком виде? Видела карикатуры? С меня рисовали.
Он опять смеется. Поклонник литературы, восхищающийся Маркесом и его книгой «Сто лет одиночества», скупающий все на книжных развалах. Еще одна личность, благодаря которой меняется мое отношение к стране. Если честно, я начинаю замечать в ней и хорошие стороны.
Мы едем на встречу с писателями. Час пик. Мы в городском автобусе, где люди толкаются, ругаются, громко разговаривают. Мы едем уже два с половиной часа. Зухер экономит деньги. На такси бы нам обошлось в пять долларов. Это непозволительная роскошь. А так мы едем за десять рублей на двоих.
– И так ты ездишь каждый день?
– Да, я встаю в пять утра. Все мои работы в разных местах. Домой приезжаю в девять. Читаю, отвечаю на письма. Один выходной в пятницу. Иногда тоже работаю. Я помимо педагога еще системный администратор и корреспондент местной газеты. Ничего, когда-нибудь я смогу изменить мою жизнь.
Журналистка, встретившая нас, была просто сногсшибательна. Стройная. Модно одетая, в платке, но завязанном по-модному, назад, не закрывая грудь. На высоких каблуках. Я впервые увидела в Египте такую красавицу. Выяснилось, что ей 32 и у нее двое детей. Хотя выглядела она лет на 25. Очень славная. Мы сразу подружились. И хотя она не говорила по-английски, мы, как женщины, как-то легко понимали друг друга.
Ну а сам писательский семинар? Я, честно, не заметила разницы с российскими. Те же толстые дядьки обсуждали новую книгу, без конца хваля друг друга. Если кто-то хотел высказать замечание, то сначала долго рассыпался в любезностях. Все то же, только на арабском языке. Автор надут и важен, как индюк, присутствующие, что рангом пониже, подобострастны и… противны.
Очень похоже на наши сборища писателей, может быть, у нас побольше желчи, но вот желание покрасоваться, почувствовать себя значимым, востребованным – все то же. Здесь нет места юмору и самоиронии. Все мэтры. В Египте это еще более утрированно. Культура страны этому способствует.
Я сразу вспомнила дни Абая в Казахстане. Там тост, как и вступление перед объявлением оратора, напоминает пенящийся бокал с шампанским. Сплошные пузыри и минимум алкоголя. А голова тем не менее кружится.
Зухер повел есть кушери. Это местная еда. Самая дешевая и потому, видно, самая любимая. Это несколько видов лапши и риса. Все в одной тарелке. И какой-то кисловатый соус. Зухер заказал себе огромную миску. Мне – самую маленькую. Мне не понравилась еда. Я поковырялась и отставила в сторону. Да и как можно есть на помойке? Кафе было в центре города. Пластиковые столы и стулья выставлены на улице. И тут же горы мусора. Обрывки газет, бумажных стаканчиков, пакетов. И что, это нельзя убрать? Наши придорожные кафе, которые далеко не безупречны, выглядят намного лучше. Зухер уплетал за обе толстые щеки. Ему все нравилось. Он, наверное, обижался на меня. Думал, что я капризная. Не знаю. Мне просто здесь не нравилось.
А потом мы пили какой-то местный сок. Здесь его делают на каждом углу за десять рублей кружка. Прямо перед тобой чистят фрукты и выдавливают на допотопных прессах. Очень вкусно. Отпивая из бокала, забываешь об антисанитарии, потому что витамины, как я люблю шутить, «просто шевелятся». То есть все свежее и настоящее. Но то, что предложил Зухер, было очень сладко. По-моему, бананы с сахаром. Пришлось вернуть ему чуть начатую кружку. Опять я его, наверное, обидела. Ну, разные мы. Что поделаешь…
Сухайб
Долго пыталась вспомнить имя этого молодого человека. Не смогла. Нашла в старых записях.
Рассказать это необходимо, чтобы девушки были готовы и к такому повороту событий.
Познакомилась я с этим молодым человеком на сайте по изучению языков. Тогда я изучала арабский, он вызвался консультировать меня по Скайпу.