Страница 2 из 23
Впрочем, шехам с их границы всего этого не видно. Чужаки считают нас дикарями, живущими в кожаных шатрах, кочующими по степи весь год и питающимися сырым мясом. Совет толгоев предупреждал на прошлый день Излома, что чужаки разжигают гнев в сердцах своих людей, обвиняя нас в разбойных набегах на приграничные села и уводе жителей в полон. Глупцы. Мы не пересекаем границу степи, напротив, защищаем свой народ, уходя в глубины ее просторов. Важнее всего народ и его судьба, а не золото и богатства. Так завещала нам Мать всех ветров, слову которой мы верим. Говорят, Великая мать иногда спускается на землю, чтобы посмотреть, как живут ее дети, стерегут ли данные ею заветы. И жестоко карает отступников безумием ветра.
– Тайка, хватит мечтать! Поторопись! Не то Кивар опять за тобой увяжется! – разбуженной змеей шипела сбоку Шинта, вернувшись ко мне. Бывает такое, задумаюсь, да и совсем по сторонам смотреть забуду. А Кивар… Ох, Кивар…
– Или ты согласна ему браслет отдать? – сощурилась сестра, вглядываясь в мое лицо. – Нет? Хвала всем ветрам! Бежим, бежим уже!
Я только во время разъезда поняла, почему отец так спокойно отпустил меня с сестрой в отряд. Кивар давно подбирался ко мне со своим браслетом, но я уворачивалась от неприятного разговора. В разъезде от беседы по душам я не отвертелась. На мой резкий отказ Кивар ответил легким кивком. Чтобы на следующий же вечер окружить меня «братской» заботой. Этим летом мне исполнится двадцать, тогда разрешения отца на брак можно будет уже не спрашивать. Не то, чтобы меня могут принудить стать женой брата ахлаха после высказанного при свидетелях отказа, но приятного мало, когда не имеющий на тебя прав мужчина «по-братски» сопровождает повсюду и не подпускает соперников из других торолов даже у костра. Причины ускориться у меня были самые веские.
Говорят, старый приграничный форт разрушили во время последней войны, когда орды степняков гнали армию захватчиков несколько дней подряд. Пропустив чужаков под личинами послов доброй воли, толгои совершили ошибку. Жадные до власти и богатств люди в считанные дни собрали войско и двинулись к сердцу степи, пока границы были свободны. К нашему дому. После той битвы и появились разъезды. В памяти чужаков наши летучие города превратились в сказку, а мудрость степного народа стала предметом шуток. Пусть, нам это не страшно.
Каменный остов двухэтажного форта, обгрызенный ветрами, темнел в сумерках. Странно, но зверье не приближалось к бывшей обители людей до сих пор. Я присела на еще теплый обломок стены, поджидая сестру. На последнем отрезке пути мне удалось ее обогнать. Лисы гораздо искуснее в чтении следов, нежели в беге. А я… никто так и не знает, из какого торола пришла моя мать, оставившая дитя у порога дома толгоя. Видящая забрала ее с собой на день Равновесия, строго наказав унести дочь к Лисам и никогда не искать дитя. Так мне рассказала мать Шинты, выкормившая меня своим молоком.
– Ты не бежишь, ты летишь, Тайка, – выдохнула сестра, падая на землю рядом со мной. – Может, твоя мать была из торола Коней? Больше нигде таких быстроногих не растят!
– Нигде, кроме Лис, ты хотела сказать?
– Ох уж эта лисья гордость и верность роду, – смешно кривляясь, передразнила свою наставницу-Змею Шинта. – Поднимайся, Тай, пойдем внутрь. Последнее приключение на свободе. Потом-то муж уже не отпустит в разъезды.
– С чего ты взяла? Тогоши и травницы обычно из мужних женщин идут! – обреченность в глазах сестры от любого напоминания о свадьбе порядком беспокоила.
– Торол Игл только вдов отпускает, не знала? – зло бросила через плечо Шинта, взбираясь по камням на второй ярус форта.
– При чем тут Иглы?!
– При том, что они пообещали отцу даров на весь торол! И он согласился, потому что наши короба с тканями сожрала моль! – выкрикнула подруга и скрылась в пустом провале окна. Тут же ее перепуганный голос выкликнул мое имя и стих. Я лисицей скользнула вверх, замерев у расколотой пополам рамы. Осторожно заглянула внутрь и чуть не слетела со стены, испуганно отшатнувшись, когда бледное личико сестры возникло в темноте.
– Шинта, песка тебе в сапоги! Совсем ополоумела!
– Тихо ты, трусиха! Залезай скорее, тут такое!
– Какое такое ты здесь нашла, что перепугала меня до седых волос? – я спрыгнула на присыпанный каменным крошевом пол рядом с сестрой, оглядываясь по сторонам.
– Там человек! – глаза сестры радостно блестели.
– Человек?!
– Да не бойся, он без сознания уже давно.
– Давно?! Шинта!
– Не кричи! Вон он, в углу! – сестра надулась. Такое иногда бывало, разъезды находили на границах избитых, полунагих людей. Многие из них не помнили даже собственного имени.
Я осторожно приблизилась – мало ли, какие сюрпризы оставили чужаки для своей жертвы, присела рядом с бесчувственным телом, перевернула его на спину и резко выдохнула сквозь сжатые зубы.
– Шинта! Мне нужна сумка с травами и кто-нибудь, чтобы унести её отсюда.
– Кого её? – сестра тут же забыла о своих обидах и метнулась ко мне. – Проклятые пески! Так зверски обойтись с ребенком!
– Шинта, бегом!
Сестра кивнула и бесшумно исчезла в оконном проеме. Я принялась распутывать многочисленные узлы на теле жестоко избитой девочки, брошенной в старом форте умирать. Бледная до синевы, с зелеными волосами, уши вытянуты уголками вверх.
– Лесная! Вот напасть!
Еще одни наши соседи, чьи земли и знания не дают шехам покоя. Но издеваться над ребенком! Ей лет десять всего! Что она может знать?! Запястья, шея, худенькие плечи, щиколотки – все покрыто застарелыми, гнойными ранами, какие оставляют только ошейник да кандалы. Кровь черной коркой покрывала лохмотья малышки. Даже думать не хотелось, какие раны под ними скрыты.
– Потерпи, маленькая, потерпи. Мы возьмем тебя с собой в Стойбище, там быстро на ноги поставят. И родителям весточку пошлют.
Я нежно счищала с истерзанной кожи грязь, гной и кровь тряпицей, вымоченной в бодрящем отваре. Под голову малышке я сунула свою поясную сумку для трав, на камень, где она лежала, насыпала собранную и подсушенную днем зелень. И теперь нервно металась от «лежанки» к окну, высматривая сестру. Только бы малышка дотянула до ее прихода, там Кивар поможет!
Девочка вдруг застонала. Я подбежала к ребенку, влила в раскрытые, потрескавшиеся губы отвар. Лесная закашлялась, распахнула слепые, затянутые белым туманом глаза, по-звериному втянула носом воздух и выдохнула, с блаженной улыбкой расслабившись на полу:
– Салхина…
Я отшатнулась, больно ударившись спиной о каменную стену. Салхина – это, по-другому, Говорящая с ветрами. По легендам моего народа, человеческая женщина, ставшая женой Ветра. Откуда это ведомо Лесной? Они что, степняков по запаху от других людей отличают?
За окном послышался тихий шорох, после застучали сползающие под чужими ступнями камни.
– Шинта?! Где тебя носило, Шинта! – я обернулась к окну, щурясь от лунного света, бьющего в глаза. – Скорее, она пришла в себя…
– Отрадно. – Незнакомый, холодный мужской голос стеганул по нервам. – Степнячку несите в башню, лесное отродье я беру на себя. Уходим!
Меня окружили люди с выкрашенными черно-красными полосами масками на лицах. Оттеснили от ребенка, который снова скатился в обморок, судя по редкому дыханию.
– Добро пожаловать в Шехию, салхина! – глумливо поклонился предводитель «масочников» и швырнул в меня матерчатый мешочек размером с кулак. Вокруг вспухло желтое облако сладко пахнущей пыльцы.
«Дурман-трава!» – заполошно мелькнуло в голове. Луна надвинулась на меня, окружила, окутала своим сиянием, вырывая из стен разрушенного форта, унося от мерзких чужаков, смеющих поднять руку на ребенка. Завертела в пляске света и выбросила в темноту беспамятства.
Глава 2. В ритме дождя
День Равновесия для джелаиров – великий праздник. В этот день жребий указывает на девушек с даром Видящей. В этот день юноши бьются за право уйти в следующий Разъезд. В этот день влюбленные соединяют свои судьбы. В день Равновесия солнце и луна разделяют мировое время пополам, после чего Ночная сестра уступает на половину года часть своего царства брату-солнцу.