Страница 19 из 26
А через несколько дней у председателя депутатский прием. Сидит Павел Терентьич в своем кабинете, ждет посетителей. Слышно, как муха летает, а посетителей не слышно. Павел Терентьич выходит в коридор - видит, сидят старухи. "Мамаши, - приглашает Павел Терентьич, - кто крайняя - прошу!" Старухи сначала молчат, но вот одна, самая вежливая, говорит так:
"Ты, батюшка, сиди работай, мы тебе мешать не будем, мы молодого депутата ждем". - "Какого еще молодого?" - удивляется Павел Терентьич. "А такого, с машиной. Большая машина! "Страхида"!" - "Постой! - говорит Павел Терентьич. - Ничего не понимаю. Какая "Страхида"?"
И тогда рассказывают Павлу Терентьичу про некую бабку Матрену, которой давеча молодой депутат дрова привез на своей "Страхиде"... "На "Колхиде"?!" - догадался Павел Терентьич. "На ей, на ей!" - закивали старухи радостно.
К вечеру про Колю-депутата знало все село. Коля на прозвище не обиделся. Напротив, ходил важный и важно, со значением улыбался.
* * *
...И вот сейчас Коля-депутат стоит рядом с Иваном Моторихиным в Дороговском музее и дивится на древние рыболовные крючки.
- Слушай, а рыба-то в древности глупая была...
- Почему? - спросил чернявый парень, Колин корешок, тоже фалалеевский, имя его Иван забыл...
- Как почему? На такой здоровый крюк только дура и клюнет!
Ивану приятно рядом с Колей. Свой! Наконец-то - свой! Приятно вдыхать запах его старенькой кожанки, смотреть, как откидывает он со лба вьющуюся соломенную прядь, слушать, как свободно ведет разговор.
В последней комнате музея на столе лежала большая амбарная книга "Для отзывов и впечатлений".
Коля сел за стол, раскрыл книгу на чистой странице, расправил ее широкой ладонью, оглядел перо, нет ли грязи на нем, и написал четким высоким почерком: "Сегодня мы посетили Дороговский музей, о котором раньше не могли и подумать. Это просто мысль, экзотика и даже больше. Шофер..."
Коля расписался. Передал ручку чернявому. Тот вывел жирно: "Крановщик..." Подпись была, как у Коли, неразборчива. Коля сказал:
- Давай, Моторихин.
Иван взял ручку. Написал имя, фамилию. От последней буквы пустил завиток вниз.
- Напиши, кто ты есть, - сказал Коля, - ученик такого-то класса.
Иван вздохнул про себя. Написал: "Ученик седьмого класса".
Ниже всех подписей Коля-депутат вывел аккуратно: "Жители села Фалалеево". Ну, а за это Иван готов был Колю расцеловать.
- Эй! - крикнули за стеной. - Айда волчат смотреть!
- Волчат! Волчат смотреть!..
Через окно Иван увидел, как, прыгая через несколько ступенек, бегут во двор ступинские ребятишки, как торопятся за ними взрослые.
- Айда и мы! - позвал Иван.
Коля-депутат шел через двор широким неторопливым шагом. Иван пошел так же. И почувствовал себя внезапно таким счастливым - да-да! - несмотря ни на что, счастливым! И решил: "Буду всегда так ходить".
На краю двора у дощатого сарая толпились ребятишки и взрослые. У боковой стены двое мужиков ладили большую клетку.
Вежливо раздвигая народ локтями, Коля-депутат пробился к самой двери. Спутники - за ним. Проем двери - от земли и по грудь Ивану - был забит досками. Верхом на загородке сидел мальчишка, Иванов ровесник, лохматый, с нахальными туманными глазами.
- Не пихайсь! Не ори! - Мальчишка обращался к толпе так, словно перед ним был один, но ужасно беспокойный человек. - Животным действуешь на нервы! Они у меня пугливые!
Иван протиснулся между Колей и крановщиком к самой загородке и, выпростав голову, раньше чем увидел что-либо, почуял: ой, тошнехонько! И нос зажал. А Коля-депутат сказал над ним непонятное слово, наверно заграничное, служил-то он в ГДР, научился там.
- Амбре-е! - сказал Коля-депутат.
В глубине сарая, тесно прижавшись друг к другу, на коротких и кривоватых лапах стояли два широколобых, широкогрудых щенка. Они в упор смотрели на Ивана. Рыжеватая их шерсть золотисто поблескивала в сумраке сарая. На полу валялось что-то страшное, черное, в красных пятнах. Баранья голова, что ли. А пол-то, пол...
Коля-депутат сказал:
- Что ж вы антигигиену развели?
- Чего, чего? - Мальчишка прищурился.
- Грязь, говорю, вот чего.
- А-аа, - протянул мальчишка равнодушно. - Это ничего. Это временно. Вот сколотят клетку, тогда уберемся... Ко мне! - грубовато-ласково позвал он волчат. Волчата еще плотней прижались друг к другу. Тогда мальчишка достал у себя из-под ног ведерко и стал им громко бренчать. Волчата мгновенно подскочили к нему. - Ха! - сказал мальчишка. - Знают, зверюги, обед.
Иван увидел: мальчишка опустил руку, и волчата наперебой принялись лизать ее. Иван подтянулся на перегородке, лег на нее животом, перегнулся и тоже протянул вниз руку.
- Эй! Эй! - ревниво прикрикнул мальчишка. Иван почувствовал на своей ладони горячий шершавый язык. И сердце забилось сильней.
- А как поймали-то? - спросил кто-то в толпе.
- Старуху убили, этих взяли, - неохотно рассказывал мальчишка. Дескать, объясняй тут всякому, надоело.
- А чего делать будете? В зоопарк повезете?
- В зоопарк! - Мальчишка хмыкнул презрительно. - Вырастим, чучела набьем для музея, панораму сделаем - "Волки вышли на охоту".
Коля-депутат свистнул: "Ну!" Иван переспросил:
- Убьете, да?
- Нет, живьем будем чучела набивать, - с издевкой сказал мальчишка.
- И сколько растить будете? - Это спросил крановщик.
- А не знаю. Пока взрослые не станут. - Мальчишка поднял над головой ведро. - А ну, слушай, разойдись, дай дверь закрыть!..
Ладонь у Ивана была вся мокрая, остро пахла псиной. Мужики за стеной дробно стучали молотками. Ивана опять замутило. Он отвернулся от сарая, поглубже вдохнул прямого ветра - раз, другой.
- Коля, - сказал Иван, - а Коль... Как же так... Почему сразу чучела не сделать, зачем растить?
- А какой интерес, - сказал Коля, - волчата, мелочь. Взрослые - дело другое. Волк! Сила!
Взрослые?.. Ну и что?
Одиночество, не раз испытанное Иваном в Ступине, снова охватило его. Одиночество среди толпы народу - веселого, шумного - не дай бог такого одиночества... Ветер гнал по широкому небу ярко-белые облака, леденил уши. Ровная кромка леса на горизонте нагоняла такую тоску! И дома эти, дорогие, тоже...