Рождественские розы

Я замолчал, вдыхая полной грудью этот чудный воздух.

- Надо обладать хорошим здоровьем и быть физически развитым, продолжал я. - Но даже и при этих условиях с течением времени нагрузки сказываются, главным образом, на сердце. Врачи предупреждают, когда оно начинает давать перебои. Получив такое предупреждение, можно уйти со службы на пенсию. Но немногие поступают так. Чаще и после предупреждения мы продолжаем свою службу, потому что служба межпланетника - это как запой трудно оторваться. И вот...

- И вот... - повторил м-р Клиф.

- За первым предупреждением бывает второе и последнее. После каждого рейса все межпланетники проходят медицинское освидетельствование. И вот после одной из таких проверок врачи говорят: "Нет". Спорить и возражать бесполезно - больше межпланетника к кораблю не допускают. Врачи говорят, что следующий взлет убьет человека, но проверить это еще никому не удавалось после этого просто не пускают на корабль.

- Они весьма предусмотрительны, - сказал м-р Клиф.

- Да, очень, - с горькой усмешкой ответил я.

- Особенность этой предусмотрительности в том; что медицинские осмотры устраиваются после каждой посадки. Ганс получил свое последнее предупреждение в Луна-Сити.

М-р Клиф наклонил голову и понюхал красную розу в петлице пиджака.

- Сколько лет прошло с тех пор?

- Ганс уже старик. Ему более семидесяти лет. Чаще всего первое предупреждение получают в возрасте около 30 лет. Ближе к сорока.

- А велик ли этот Луна-Сити?

- Это общеизвестно и написано во всех справочниках. Пара кварталов в длину и квартал в ширину. Он также частично расположен под поверхностью.

- Это ужасно, - тихо промолвил м-р Клиф. - Сорок таких лет. Ни деревьев, ни птиц... - И молодые люди знают об этом и все же рискуют? Я не могу этому поверить.

- Вам не понять этого, м-р Клиф, - сказал я. - В этой жизни есть что-то притягивающее. Иногда между первым и вторым предупреждениями проходит больше пяти лет. У одного парня прошло десять. И всегда есть возможность совершить еще один рейс, прежде чем осядешь окончательно. К тому же межпланетников, которые быстро уходят, не берут на службу. И всегда есть возможность оказаться счастливчиком и получить последнее предупреждение здесь, на Земле.

Он деликатно спросил:

- Когда вы получили ваше первое предупреждение, майор Дэвис?

Я покраснел:

- Три года назад. Ну и что же? Так вот, как быть с рождественской елкой, м-р Клиф?..

- Я покажу вам, - ответил м-р Клиф. - Примите эту елку как подарок от меня. Пожалуйста. Я прошу вас.

- Спасибо, м-р Клиф. От меня и от Ганса.

- Я имею несколько акций Лунных Копей, - он задумался. - Сорок лет...

Он провел меня к елям, и аромат роз сменился сильным запахом свежей сосны, запахом, который напомнил мне детство и каникулы на озерах.

- Я подумал, майор Дэвис, и хотел бы сделать вам предложение, которое, возможно, заинтересует вас...

Я не видел Луи при погрузке дерева на борт корабля; один из его ребят помог мне. Поблизости не было видно никаких признаков полицейской службы компании, и я догадался, что Луи отвлекает их внимание от корабля, занимая игрой в покер в ночной дежурке. Я также подумал, что Луи, вероятно, обыгрывает их, так как не в его привычках быть в проигрыше. Луи я увидел только в конце моей второй вахты в рейсе. Экран радара был на редкость чистым - в это время года метеоров почти не встречалось. Луи лежал перед радаром, читая "Трех мушкетеров".

- Я вижу, что я сильно промахнулся, став штурманом. Неужели тебе еще платят за это?

Луи знал, что я говорю это шутя. Он улыбнулся в ответ:

- У меня слабое сердце. Разве ты не знал?

Я бросил ему сигарету.

- Спасибо за то, что помог погрузить крошку на борт. Как тебе удалось провести их?

Он покачал головой:

- Я не открываю своих секретов. Послушай, если ты неточно проложил курс, мы можем угодить на Солнце вместо Луны. Риск велик.

- Не волнуйся, мой курс точен. Более точный курс, чем этот, я проложу только один раз. В следующий рейс я проложу точнейший курс. Луна - Земля. Это будет мой последний курс. После этого тебе не придется беспокоиться о точности моей прокладки.

- Я рад слышать это, Джо, - сказал Луи. - Я никогда не сомневался в том, что ты примешь разумное решение. Я сам выйду из игры после первого же намека. Так я решил.

- Да, - сказал я. - Я действительно ухожу.

- Ты будешь скучать по своему делу, но это пройдет. А чем ты займешься?

- О, я буду жить за городом, Луи. В питомнике. Буду разводить самые различные виды растений. Елки и хризантемы, нарциссы и розы на Рождество. И Луна не будет для меня чем-то необходимым. Я не буду скучать по ней.

- Ты счастливчик, Джо. Ты просто счастливчик.

Мы совершили удачную посадку, но снова, как иногда раньше, я почувствовал долгую острую боль в груди, как будто мое сердце и легкие были связаны веревкой, и кто-то закручивал ее все туже и туже. Но через несколько минут все это прошло, и я вскочил с гамака, ощущая легкость и стремление двигаться, как всегда на Луне. Не теряя лишнего времени, я вскочил через главный люк. Я искал старого Ганса среди встретивших нас, но его нигде не было видно. Увидев Португальца, который держал винную лавку, я окликнул его:

- Португалец! Где Ганс? Я привез ему кое-что.

Он подошел, легко переваливаясь с боку на бок: Глядя на его грузную фигуру, я почти понимал, почему он обосновался в Луна-Сити. Он пожал плечами, одновременно поднимая руки и брови.

- Слишком поздно, - сказал он. - Ганс скончался сразу после полуночи.

На Луне нет ничего лишнего. Нет там и грунта, в котором можно выкопать могилу. Когда люди умирают там, их тела держат до наступления ночи. Ночью тело умершего грузят на вездеход и отвозят к какой-нибудь отдаленной расщелине в древних скалах. С восходом солнца во мху, которым покрыты скалы, оживают мельчайшие лунные насекомые. Густой тучей они оседают на трупе - и вскоре расщелина снова пуста.

Португалец вел вездеход. Луи и я сидели сзади, а между нами лежало тело старого Ганса, покрытое простыней. Мы сидели молча, в то время как вездеход, гремя металлическими гусеницами, трясся на хаотических нагромождениях гранита и застывшей лавы. Мы все думали о Гансе, которого любили, думали о том, что он уже освободился от своего вынужденного заключения в Луна-Сити, и не его смерть ввергла нас в молчание. Вокруг все было мертво, и эта окружающая нас безжизненность подавляла.

Португалец остановил вездеход на гребне возвышенности на полпути между Луна-Сити и кратером Келли. Это место использовалось как кладбище. Поверхность планеты была здесь изрезана глубокими трещинами - следами какой-то древней катастрофы. Мы закрепили маски наших костюмов и вышли из вездехода. Вдвоем с Португальцем мы вынесли старого Ганса. Опустили его осторожно в широкую и глубокую расщелину. Я повернулся, чтобы идти к вездеходу. Луи шел к нам, неся рождественскую елку. Ее ветви были покрыты каплями воды, которая моментально замерзла, повиснув сосульками. Дерево выглядело так, как будто было выставлено в центре витрины универмага. Это показалось бы хорошей мыслью там, в Луна-Сити, но здесь не подходило к окружающей обстановке.

Мы укрепили елку в скалах. Португалец прочел молитву, и мы пошли назад к вездеходу, радуясь возможности снять маски и закурить. Через передний иллюминатор было видно дерево, зеленое с белым на фоне немого черного кратера Келли. Прямо над нашими головами повисла Земля. Я ясно различал очертания Италии, но дальше к северу любимая Австрия Ганса была скрыта от нас густыми декабрьскими облаками. Мы молчали. Потругалец погасил свою сигарету и повел вездеход назад к Луна-Сити. Поставив вездеход в гараж, Португалец снова подошел к нам. Он обнял нас за плечи:

- Пойдемте, ребята. Выпьем за спасение души старого Ганса.

- Сначала медицинский осмотр, Португалец, - сказал Луи. - Мы зайдем к тебе потом. Подогрей рому.