Сердце рыцаря

Мари улыбнулась:

– Мне не нужно, чтобы ты покупал мне птицу. У меня будет куча денег, когда Шаландри передадут монастырю. Значит, подданный твоего дяди прислал Алену письмо?

Брови Тьера начали насмешливо изгибаться.

– Твой отец наверняка держал в Шаландри ловчих птиц, – сказал он. – И он не стал бы их брать с собой в Святую землю. Тебе не нужно покупать ястребов. – Он помолчал, глядя на нее с откровенным любопытством. – Тогда почему такой интерес к намерениям моего дяди?

– Я просто пыталась понять, откуда Ален узнал, когда туда ехать.

Тьер пристально посмотрел на нее, и его веселье исчезло.

– Тебя нисколько не интересуют корабли, так? – спросил он. – Ты хочешь узнать, действительно ли Ален поехал тогда в Сен-Мало.

Тьеру уже тогда эта поездка показалась подозрительной. Ален был вполне способен внезапно решить, что ему нужна новая птица, и помчаться на поиски корабля по всему побережью Бретани, если, по слухам, на нем находился нужный ему ястреб. Однако для Алена нехарактерен был отказ от компании в такой поездке. Уезжая, он имел крайне довольный вид, который, как знал Тьер по опыту, обычно предвещал беду. И не было особых сомнений относительно того, какую именно беду мог в тот момент навлечь на себя Ален: он был до одури влюблен в Элин.

– Но он поклялся мне, – произнес Тьер, – поклялся на святом кресте, что не едет в Таленсак.

Мари немного поколебалась, а потом тихо ответила:

– Насколько я знаю, в тот момент леди Элин была в Иф-фендике у сестры.

– Христос и святой Михаил!

Самодовольная улыбка после принесения клятвы. Тьер еще несколько секунд смотрел на Мари, и лицо его стало напряженным. Она видела, как он мысленно сопоставил даты двух поездок кузена с еще одним событием – и содрогнулся.

– Ты что-то говорила об этом герцогу? – резко спросил он.

– Нет, – отозвалась Мари. – Я никому ничего не хочу говорить. Если только у меня не появятся основания думать, что это правда.

– Я это выясню, – мрачно пообещал Тьер.

Не было никаких сомнений: если бы Элин позвала Алена, он немедленно отправился бы с ней встретиться. Не было сомнений в том, что он ненавидел Тиарнана и ради Элин был готов убить соперника. И все же... Как Ален смог бы одолеть такого рыцаря, как Тиарнан, – даже с учетом того, что Тиар-нан имел только лук и охотничий нож, тогда как Ален был в полном вооружении? Тиарнан – великолепный охотник, и Алену просто не удалось бы к нему приблизиться.

Однако было ясно, что Мари вспугнула из зарослей птицу подозрений и кому-то предстоит ее поймать. Тьер был намерен узнать правду – ради Алена.

Вот почему Тьер сам начал незаметные расспросы при дворе. Один из пажей вспомнил, что прошлым сентябрем Ален получил письмо, но с тех пор прошел почти год, а для десятилетнего мальчишки, чьи мысли и тело заняты обучением воинскому делу, год – это большой срок. Подробности оказались полностью забытыми. Тьер пошел по другому пути: он написал в Сен-Мало помощнику лорда Жюля, справляясь о корабле, который приходил туда в прошлом году и привез ловчих птиц. В начале июля пришел недо-у менный ответ: такого корабля не существовало.

Получив этот ответ, Тьер промолчал. Мари при дворе не было: она уехала в Шаландри с управителем герцога Хоэла Гральоном, чтобы переписать имущество замка, а потом должна была заехать в Сен-Мишель и официально подарить свои земли монастырю Святого Михаила. Ален солгал относительно своей поездки и отсутствовал в момент исчезновения Тиарнана. Смерть Тиарнана принесла Алену жену и поместье. Тьер по-прежнему не верил в то, что его кузен мог подойти к человеку с дружеским приветствием, а потом пронзить ему сердце – однако он не мог избавиться от сомнений: возможно, ради того, чтобы получить Элин, Ален пошел бы даже на такое. При мысли о том, что красивый, порывистый Ален, юный глупец, чьи увлечения Тьер постоянно пытался сдерживать, тайно хоронил тело своей жертвы в лесу, ему стало тошно. Тьеру не хотелось даже думать об этом сейчас, пока Мари не вернулась ко двору: после ее возвращения этого уже не избежать. И он отдался своей работе. Начался сезон охоты на оленей, и дел у него было немало.

Двор снова переехал в Плоэрмель, и герцог много охотился в соседнем лесу. Кроме того, в последнюю неделю июля готовилась особая охота в честь приезда ко двору епископа Нантского Кириака. Епископ приходился Хоэлу братом и разделял фамильную страсть к охоте. В качестве подходящей дичи Тьер в конце концов остановился на шестнадцатилетнем олене, которого видели в лесу Треффендел.

Хоэлу это предложение понравилось.

– В марте в Треффенделе я был удачлив, – сказал он, ласково посмотрев на Изенгрима, который, как обычно, шел за ним по пятам. – Да, отправь туда гонца и скажи, что мы приедем вечером после Дня святого Иоанна. И позаботься о том, чтобы дамы тоже поехали. Кириак любит женщин, а ему в его дворце редко случается их видеть, бедняге!

Если герцог намеревался прибыть в Треффендел вечером после Дня святого Иоанна, то самому Тьеру и придворной прислуге следовало отправиться туда в сам праздник, чтобы подготовить охотничий дом и найти добычу. Однако Тьер заявил, что слуг не годится лишать отдыха в праздничный день, и назначил отъезд надень раньше, чтобы п День святого Иоанна они были свободны. И только после того, как это решение было принято, он понял, что лишний день позволит ему самому навестить в Таленсаке своего двоюродного брата Алена. Он ухватился за эту возможность с нетерпением и страхом. Они с детства росли вместе, и подозрение, что его кузен – убийца, язвой разъедало ему сердце.

Он еще никогда не бывал в Таленсаке, но всегда слышал, что о нем отзывались как об очень красивом месте. Окрестности здесь определенно были красивыми: он выехал из зеленого леса на широкие поля, золотящиеся урожаем, зеленеющие аккуратными рядами виноградных лоз или усеянные серебряно-зелеными пятнами пасущихся коров и овец. Однако местность не выглядела приветливой. Работавшие в полях крестьяне хмуро смотрели на него, когда он проезжал мимо, а улица оказалась пустынной, хотя из дверей выглядывали полные подозрений лица. Никто не крикнул ему принятых в этих местах приветствий. Никто с ним не заговорил. Перед церковью находились люди в колодках. Рядом высился столб из свежего дерева, с которого свисали кандалы. Они были окрашены кровью, отчасти – свежей, отчасти – уже запекшейся. Похоже было, что за последнее время Таленсак видел немало порок.

Ворота господского дома были закрыты и заперты на засов. Когда Тьер в них постучал, в узком окошке привратииц-кой показался один глаз и чей-то голос вопросил:

– Чего нужно?

– Меня зовут Тьер де Фужер! – крикнул в ответ Тьер. – Я приехал навестить моего кузена Алена.

Наступила короткая тишина, а потом засов отодвинули и ворота чуть приоткрылись. – Тогда вам лучше войти, милорд, – сказал испуганный крестьянин. Лицо крестьянина показалось Тьеру смутно знакомым, и говорил он на французском языке долины. Как только Тьер въехал, ворота за ним со стуком захлопнулись. Тьер начал жалеть о том, что приехал.

– Я скажу господину, что вы приехали, милорд, – сказал привратник. – Вы не могли бы поставить коня в конюшню сами? Простите, что прошу вас о таком, но у нас народу маловато.

Тьер поднял брови, но молча отвел свою лошадь в конюшню. Он еще чистил ее, когда к нему пришел Ален и тепло его приветствовал.

Тьер извинился, что приехал без предупреждения, выслушал в ответ длинные гостеприимные заверения – и наконец Ален провел его в дом. Элин ждала в дверях. Она тоже встретила его очень приветливо, но ее прекрасное лицо оказалось бледным, худым и напряженно нахмуренным, а глаза – красными. И если деревня выглядела ощетинившейся и мрачной, то бретонская прислуга в доме оказалась испуганной и подавленной, а многочисленные слуги из Фужера – сварливыми и шумными.

Мебель была новой и красивой, но ее не хватало: постели слуг лежали неопрятными грудами по углам, вместо того чтобы храниться з комодах. Одна стена зала была частично закрыта безвкусной вышивкой со сценами жития святого Мартина, а остальные были голыми.