Страница 2 из 5
«Хотя кто его знает? – подумал Кононов, исподлобья рассматривая широкоскулое лицо майора или там полковника дона Корлеоне. – С добрыми усталыми глазами, – мысленно усмехнулся он. – Как в книжках. А что, собственно, мне терять?…»
– Мы не ошиблись, Андрей Николаевич, – повторил майор-полковник, уже не налегая голосом на местоимение. – У нас есть для вас работа.
– Работа… – растерянным эхом отозвался Кононов, от неожиданности путаясь в собственных мыслях.
Сулимов вдруг улыбнулся – его итальянские глаза-маслины заблестели, – поднял палец и произнес с характерным акцентом, копируя товарища Саахова из нетленной «Кавказской пленницы»:
– Одно маленькое, но очень ответственное поручение.
От этой его неожиданной, чуть ли не детской выходки Кононов невольно расслабился и уже вполне нормальным голосом предложил:
– Вы бы хоть документы какие-то показали… Ну, удостоверение, что ли…
Сулимов вновь заулыбался:
– Покажем, все покажем, Андрей Николаевич. И расскажем. Давайте поедем к нам и побеседуем более обстоятельно. Допивайте свое пиво – и вперед!
«Пролетариям нечего терять, кроме своих цепей, – мысленно повторил выпускник истфака Кононов слова одного из творцов самой революционной теории. – Не знаю, что приобрету, может – только геморрой, но ничего не потеряю – это точно…»
2
– Как вы представляете себе время, Андрей Николаевич?
Вопрос дона Корлеоне показался Кононову не то чтобы странным, а просто заданным как бы ни к селу ни к городу. Кононов сидел за большим двухтумбовым столом в просторном помещении со светящимися квадратными плафонами на потолке. Его ладонь приятно холодил высокий бокал с минеральной водой. Сулимов, расстегнув пиджак, устроился за таким же столом у противоположной стены. Композицию завершал третий стол, напротив массивной, как в бункере, входной двери. За ним расположился коллега Сулимова. Был он худощав и лысоват, явно предпенсионного возраста, и фамилию носил на удивление простую и очень распространенную: Иванов. Больше в этом помещении без окон никого не было. У стен стояли заурядные канцелярские шкафы со стеклянными дверцами – их полки пестрели разноцветными папками-накопителями. А на столе Иванова (который на самом деле мог быть и Петровым, и Сидоровым), рядом с телефоном, возвышался большой плоский дисплей компьютера.
– А как его можно представлять? – пожал плечами Кононов. – Вот дни недели я представляю, и месяцы тоже. Дни недели – как две страницы в раскрытой тетради: на левой странице, сверху вниз, понедельник, вторник и среда, на правой – четверг, пятница и суббота. А воскресенье – параллельно субботе, еще правее, но за пределами тетради. А месяцы – по кругу: осенние – снизу вверх, справа, зимние справа налево, весенние – слева, сверху вниз, летние – внизу, слева направо. Такая картинка… А время… Что такое время? Нас как учили? Время – это смена состояний материи, форма следования одного состояния после другого – что-то в этом роде. Поток, река. Но специально представлять как-то не пытался, не философский, видно, у меня склад ума. Да и когда мы диамат-то проходили – на втором или третьем курсе, а в те времена были вещи гораздо более привлекательные: пиво, футбол, вечеринки в общаге…
– Хм! Понятно, – сказал дон Корлеоне, отвинчивая крышку еще одной двухлитровой бутылки с минеральной водой. – Представлений может быть сколько угодно, но толком мы ничего не знаем. Нет пока научно обоснованной, детально разработанной теории времени.
Сухощавый бесцветный Иванов удрученно покивал за своим столом: увы, мол, чего нет, того нет. В отличие от коллеги, он был без пиджака, и его светлая рубашка не выглядела очень свежей.
– Если вы решили меня привлечь к разработке теории времени, то просчитались, – заметил Кононов. – Я же говорю, не тот у меня склад ума.
– Дело, в данном случае, не в теории, Андрей Николаевич… – Дон Корлеоне сделал длинный глоток и принялся крутить в руках бокал. – Дело в практике.
«Что же это за работа такая у седьмого отдела? – подумал Кононов. – Ловить гипотетические кванты времени? А я им зачем нужен? В качестве учетчика? Палочки карандашом ставить?»
Сулимов уже показал ему свое служебное удостоверение. С фотографией, четкой круглой печатью и витиеватой подписью. С гербом и номером – все честь по чести. С лаконичной «шапкой»: «11-е Управление». Из удостоверения явствовало, что дон Корлеоне, то бишь Сулимов Сергей Александрович, заведует неким отделом номер семь. Никакие майоры или полковники в удостоверении не упоминались.
Одиннадцатое Управление. Отдел номер семь. Кратко и просто. Но непонятно.
Кононов не задавал ненужных вопросов. Понимал, что скажут ровно столько, сколько ему положено знать, – и ни словом более. Да и зачем ему более? Меньше знаешь – крепче спишь…
Конечно, можно было сразу отмахнуться от предложения, сделанного в пивнушке Сулимовым, неспешно управиться с пивом и взять еще кружечку. Или убрести домой, в свою однокомнатную квартиру, доставшуюся ему после развода-размена. Только вот действительно ли можно было отмахнуться? Еще направляясь вслед за Сулимовым к элегантному обтекаемому авто с тонированными стеклами, Кононов осознал, что никаких других вариантов у него просто нет – фильмов на эту тему крутили по разным телеканалам немало. Если он нужен – от него не отстанут… и вряд ли целесообразно демонстрировать свое упрямство сотрудникам спецслужб. Какое бы ни было тысячелетие на дворе, и как бы ни менялись реалии повседневной жизни, и куда бы ни тыкался вектор общественного развития, спецслужбы оставались спецслужбами. Присно и вовеки веков.
Потом была поездка вглубь столицы, к центру, в компании словно потерявшего дар речи Сулимова и роботоподобного шофера. (Или это и был робот? Лучшие достижения «народного хозяйства» – на службу спецслужбам!) Остались далеко позади «спальные» массивы, и старый мост тщетно пытался укрыть от солнца неторопливую реку, и пыльный ветер с разбегу кидался на каменные страницы высотного здания-«книги» – символа ушедшей эпохи… А потом автомобиль запетлял по кривым зеленым переулкам и, въехав под арку, остановился в замызганном дворе.
– Приехали, Андрей Николаевич, – сказал дон Корлеоне, повернувшись к сидящему сзади Кононову. – Добро пожаловать в наш уютный дворик.
«Уютный дворик» ограждали разномастные и разноэтажные здания, выглядевшие лет на семьдесят-восемьдесят, не меньше. Белые переплеты «европейских» окон контрастировали со стенами – блеклыми, обшарпанными, с пятнами в тех местах, где обвалилась штукатурка. Впрочем, таких «европейских» окон было немного, преобладали самые заурядные оконные рамы, покрытые облупившейся, выгоревшей на солнце краской. Возле серой железной двери подъезда, у которого остановился автомобиль, теснились ветвистые кусты сирени. Под ними лежал на потрескавшемся асфальте рыжий кот с желтыми сонными глазищами. Кот нисколько не испугался остановившегося чуть ли не впритык автомобиля – видать, привычное это было для него явление – и не намерен был перебираться куда-нибудь в другое место.
Сулимов открыл дверь подъезда своим ключом, посторонился и сделал приглашающий жест. Кононов, бросив взгляд на отрешенного кота, шагнул вперед и вновь ощутил невольный озноб – что такое для спецслужб одна отдельно взятая человеческая жизнь? «В мире жизнь человека не имеет корней глубоких. Упорхнет она, словно над дорогой легкая пыль…» Разве не прав был древний китайский поэт?
Внутри оказалась широкая лестница, ведущая наверх, и вполне современно выглядевшие полированные двери лифта. Зайдя в кабину, дон Корлеоне проделал какие-то быстрые манипуляции с кнопками – створки сомкнулись, звякнул короткий сигнал и лифт начал движение. И только через несколько секунд до Кононова дошло, что это вовсе не подъем, а спуск! Апартаменты таинственного работодателя находились под землей.
Из кабины лифта Кононов вслед за Сулимовым вышел в широкий длинный коридор, слабо освещенный свисающими с потолка шарообразными матовыми светильниками. Коридор напоминал гостиничный своими расположенными и справа, и слева дверями, только никаких цифр на этих серых дверях не было.